Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

Страх он ощущал и раньше, но сейчас у него было время развернуться. Поиск Агнесс, который привел его сюда, также был продиктован страхом, но таким страхом, который он мог побороть, когда что-то делал: управлял экипажем, опрашивал людей, советовался с Андреем. То, что он сейчас чувствовал, было совершенно другой разновидностью страха: он не мог побороть его активностью. Сейчас ему нечего было делать. Он приехал сюда, чтобы найти Агнесс, нашел ее, и теперь от нее зависело, что случится дальше. Последним решением Киприана было не застрелить монаха-доминиканца, и оно было очень неожиданным! Позже у него возникло чувство, что он уже выстрелил и только тогда отвел арбалет в сторону, – все решили доли секунды. Одно мгновение решало, станет Киприан убийцей или нет. Решение было правильным, но с тех пор в Киприане поселился страх.

– Дорога шагах в ста отсюда. Экипаж мы оставили снаружи, у одной из первых башен-скал. Андрей вот-вот подъедет сюда.

Агнесс посмотрела на него и кивнула. Он подозревал, что существует тысяча других вещей, куда более подходящих для этой ситуации. Неожиданно он очень удивился тому, что так просто ее поцеловал. Она ответила на поцелуй. Но с тех пор она не сказала ему ни слова. Как он должен был на это реагировать?

Внезапно ему захотелось вернуть все назад. Что, черт возьми, заставило его принять безумное предложение отца Эрнандо? Что касалось его, Агнесс и Андрея, для них история окончилась. Библия дьявола? Должен ли дядя Мельхиор заполучить ее? Если епископ прочел последнее сообщение, то он уже наверняка прибыл в Прагу. А если отец Эрнандо получил его раньше? Хочет ли он с ней сгореть, утонуть, провалиться в самую глубокую трещину земли? Главное, чтобы эта штука исчезла, и доминиканец вместе с ней!

А если ею завладел отец Ксавье?

– Я слышу экипаж, – проговорила Агнесс.

Он покосился на нее и почувствовал, как с его губ почти сорвалось: «Не волнуйся, все будет хорошо!» В последний момент он сумел сдержаться, и в его воспоминании вдруг всплыл монолог, который он вел, когда возвращался из Подлажице в Прагу. Как он должен был претворять в жизнь то, что осознал тогда? Должен ли был просто сказать: «Агнесс, ты всегда была для меня важнее всего на свете, но я иногда вел себя так, как будто это неправда. Я воспринимал твою любовь как нечто само собой разумеющееся. Сейчас я понимаю, что любовь не может подразумеваться и что каждый день, который двое влюбленных проводят вместе, – это подарок Господа. Пожалуйста, прости меня».

Киприан сглотнул и перевел дух. Между деревьями и скалами-башнями он заметил приближающийся экипаж и произнес:

– Этот дурак едет слишком быстро.

По лицу Агнесс пронесся ураган чувств. Самым болезненным было разочарование. Потом она отвернулась, и между ее бровями появилась складка. Киприан услышал хриплые крики, которыми Андрей погонял лошадей. Прежде чем разум смог полностью оценить ситуацию, его чутье уже начало действовать.

Он схватил Агнесс за руку и стащил ее с дороги. Стук копыт прогремел мимо них, как сильная барабанная дробь. Экипаж грохотал и перескакивал через корни. Киприан видел, что Андрей сидит на козлах, взмахивая кнутом. Стекла очков отца Эрнандо сверкали. Андрей неподвижно смотрел вперед. Потом экипаж промчался мимо – Дикая охота, заключенная в темной маленькой повозке с гербом епископа Нового города Вены, – и умчался с такой же бешеной скоростью дальше. Киприан отпустил руку Агнесс и побежал за экипажем.

– Эй! – изо всех сил орал он. – Стой!

Он бежал так быстро, как мог, и на какое-то мгновение ему показалось, что он сумеет догнать экипаж. Несколько секунд оставалось ему, чтобы оказаться прямо за ним, и он приготовился вскочить в него. Потом расстояние снова увеличилось, иголки, сухой мох и пыль хлестали его по лицу и мешали дышать. Он жадно хватал воздух. Его стопы горели, вены в ногах пульсировали. Экипаж опережал его все больше, и вдруг Киприан споткнулся о корень, потом понесся дальше, пытаясь не потерять равновесие, еще раз оказался на земле и заметил, что больше не может дышать. Он полз на четвереньках, кашлял и задыхался. Экипаж исчез в облаке грязи, грохота копыт и щелканья кнута среди башен-скал. Агнесс подбежала к нему, когда ему удалось подняться на колени и хоть немного перевести дух. Агнесс, тяжело дыша, упала рядом с ним.

– Я знаю, что он собрался сделать, – застонал Киприан. – Я же ему об этом тоже рассказывал. Дядя Мельхиор и я. – Он в отчаянии поднял руки и заорал вслед уже давно исчезнувшему экипажу: – Идиот!

С большим трудом юноша поднялся на ноги. Его легкие горели, в боку кололо. Он тяжело сделал шаг по дороге, и у него скривилось лицо.

– Киприан, – спокойно произнесла Агнесс.

– Я должен…

– Куда ты хочешь идти?

– Мне надо за ним. Он же не имеет понятия, что он…

– Ты хочешь оставить меня здесь? Одну?

Киприан в замешательстве взглянул на нее. Она все еще стояла на коленях на дороге, щеки горели, темные волосы растрепались еще сильнее, чем до того.

– Ты хочешь бежать за этим экипажем до Браунау и оставить меня здесь, в этом лесу, в компании двух мертвых монахов и с бог знает каким сбродом, который тут шатается?

– Нет! – воскликнул Киприан.

– Итак, ты берешь меня с собой в Браунау?

– В эту пещеру со львами? При таких обстоятельствах? Ты с ума сошла!

Она встала и стряхнула иголки со своей одежды.

– Тогда мы поворачиваем обратно, да?

Киприан молчал. На сей раз это не было попыткой взять разговор под контроль. Он сделал беспомощный жест в направлении, в котором уехал экипаж.

– Я же не могу его…

– Итак?

Он хотел что-то сказать.

– Киприан?

Внезапно у него вырвалось:

– Я лучше умру, чем допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Все, чего я когда-либо хотел достичь, я хотел достичь для тебя. Все, что я когда-либо делал, я делал для тебя. Никакое богатство мира не значило бы для меня ничего, если бы я не мог разделить его с тобой. Никакой красоты мне не хватило бы, если бы я не мог показать ее тебе. Агнесс, я люблю тебя. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я…

– Тогда действуй так! – закричала девушка. – Делай так, чтобы я поняла, что ты меня любишь, вместо того чтобы следовать долгу, какому-то еще не сдержанному обещанию, миссии! Ты любишь меня, но еще десять тысяч вещей для тебя важнее, чем любовь!

– Это не так! – закричал он в ответ, сознавая, что это более чем правда.

– Что ты хочешь делать? Оставить меня здесь? Тащить в Браунау? Вернуться со мной обратно?

– Но…

– Что ты хочешь делать? – кричала она. – Что приказывает тебе твоя любовь ко мне?

Киприан сжал кулаки, но не от ярости, а от того, что пытался ухватиться за неосязаемый воздух. Его сердце вырывалось из груди, он стонал.