Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис

человеческому и таким образом претерпевала бы разделение, которое в конце концов устранило бы и самое последнее ее притязание на существование. Заняв свою позицию, церковь оставалась полной хозяйкой своих приверженцев; отклонись она от нее – и она, должно быть, стала бы их смиренной служанкой.

Доктор Рул приглашает своих читателей обратить внимание на то, что «ни в одной церкви, кроме католической, никогда не было инквизиции»[152]. Однако он забывает довести эту мысль до ее логического конца и добавить, что ни в одной христианской церкви, кроме католической, инквизиция не была бы возможна. Ибо было бы невозможно совершить преступление ереси против любой церкви, которая приспосабливается к новым способам мышления по мере их появления и постепенно отступает под натиском учености[153].

Католическая церковь представляла миру свои непреложные формулировки и неизменные догматы. «Это, – заявляла она, – мое учение. Его я твердо придерживаюсь. Его вы должны принять без сомнений, в его полноте и цельности, иначе вы не дети мне».

Здесь не к чему было придраться. Прибавь она к этому допущение свободы принимать или отвергать ее учение, оставь она человеку свободу признавать или не признавать ее догматы, как велит ему его совесть и разум, все было бы хорошо. К несчастью, церковь сочла своим долгом пойти дальше и использовала принуждение и насилие в такой мере, что внушила своим детям душевный настрой, который выразил один якобинец XVIII века[154], воскликнувший: «Стань мне братом, или я убью тебя!»

Неспособная рациональными методами остановить людей, выходивших из ее рядов по рациональным причинам, она прибегла к мерам физического воздействия и вернула жестокие насильственные практики первых веков христианства.

Ересь массово и быстро распространялась на юге Франции. Там словно собрались все схизмы, которые тревожили церковь с самого ее основания: ариане, манихейцы и гностики, к которым прибавились несколько новых сект – катары, вальденсы и Boni Homines, или Добрые Люди. Эти новоприбывшие заслуживают некоторого пояснения.

Катары, как и гностики, были дуалистами; на самом деле их учение было всего лишь ответвлением гностицизма. Они считали, что земля – единственный существующий ад или чистилище, что она отдана во власть дьявола, а человеческое тело – не более чем тюрьма для ангельских духов, падших вместе с Люцифером. В раю их по-прежнему ожидают их небесные тела, но они не могут вернуть их себе, пока не заслужат искупление. Для этого человек должен умереть, примирившись с Господом; в противном случае его ждет новое земное существование в теле человека или животного в соответствии с его заслугами. Как мы увидим, это вероучение, если не считать обилия присутствующих в нем элементов христианства, было лишь возрождением метемпсихоза – самого древнего и увлекательного из разумных верований.

Вальденсы, с которыми объединились Добрые Люди, были самыми ранними протестантами – в том смысле, в каком мы обычно понимаем этот термин. Они утверждали, что каждый человек имеет право толковать Библию и совершать церковные таинства, не будучи посвященным в духовный сан. Кроме того, они отрицали, что римская церковь – это церковь Христа.

Все эти секты были известны под общим названием альбигойской ереси, так как Ломберский собор, созванный для их осуждения в 1165 году, проходил в епархии Альби.

Папа Иннокентий III предпринял попытку обратить альбигойцев в католичество и с этой целью отправил двух монахов, Пьера де Кастельно и некоего Родольфа, чтобы они призвали их к порядку и уговорили подчиниться церкви. Однако, когда катары убили одного из папских легатов, понтифик был вынужден прибегнуть к менее законным мерам борьбы со свободой вероисповедания. Он приказал королю Франции, а также дворянам и священникам королевства стать крестоносцами и приступить к истреблению альбигойских еретиков, которые, по его словам, представляли для христианского мира большую опасность, чем сарацины. Он вооружил их для этой битвы тем же духовным оружием, которое Иоанн VIII даровал тем, кто отправлялся воевать в Палестину в IX веке: всем, кто мог погибнуть в служении церкви, он объявил полное отпущение грехов.

У нас нет цели описывать историю чудовищных событий, которые за этим последовали, – убийств, грабежей и сожжений, происходивших во время войны между альбигойцами под предводительством Раймунда Тулузского и крестоносцев под командованием Симона де Монфора. Эта война длилась более 20 лет; за это время ее изначальные причины забылись, и она перешла в борьбу за верховенство между севером и югом – в этом качестве она, строго говоря, не имеет отношения к истории инквизиции[155].

Итак, несмотря на то, что звание «инквизитор веры» впервые было представлено в Кодексе Феодосия, и притом что преследования еретиков и других инакомыслящих устраивались еще до правления Феодосия, Иннокентий III должен считаться основателем святой инквизиции как неотъемлемой части церкви. Именно при нем право преследовать еретиков, которое прежде принадлежало исключительно мирской власти, было даровано священникам. Он отправил двух монахов-цистерцианцев в качестве инквизиторов во Францию и Испанию, чтобы они занялись там уничтожением еретиков, и строго приказал государям, дворянам и прелатам оказывать этим посланникам всяческое содействие и всеми способами поддерживать их в той работе, которую их отправили исполнить[156].

Сам же папа Иннокентий обратил внимание на патаренов – секту, которая выступала против наложенного на священников целибата, и получила большое распространение в Италии. Он ходатайствовал перед светской властью о предоставлении ему помощи в их аресте, заключении в тюрьму, изгнании, конфискации их имущества и разрушении их домов. В 1209 году он созвал в Авиньоне собор, где под председательством его легатов и по его указанию каждому епископу было предписано выбрать из своих подданных, графов, кастелянов и рыцарей подходящих людей и взять с них клятву, что они берутся уничтожить всех отлученных от церкви еретиков.

«А для того, чтобы епископ мог лучше очистить свою епархию от еретической скверны, пусть возьмет клятву с одного священника и двух, трех или более достойных мирян в каждом приходе, чтобы они сообщали лично епископу и правителям городов или правителям и управляющим имениями о существовании еретиков или пособников ереси, где бы они ни находились, чтобы тех можно было наказать в соответствии с церковными и юридическими заповедями и чтобы они во всех случаях подвергались конфискации имущества. А если упомянутые правители и прочие станут пренебрегать исполнением этой богоугодной службы или уклоняться от нее, то их следует отлучать от церкви, а их земли подвергнуть карам врачующим»[157].

В 1215 году папа Иннокентий созвал в Латеранском дворце еще один собор, на котором расширил сферу деятельности церкви по части гонений. Он издал предписание для всех государей, «если они желают считаться верующими, публично поклясться, что они будут прилагать все усилия к уничтожению в своих владениях всех, кого