Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

Этот фильм по праву вошел в золотой фонд советского кинематографа: здесь имели место и режиссерская творческая удача (ведь впервые в центре киноповествования находилась фантастика, пусть и преломленная в духе требований эпохи), и уровень операторского мастерства (это во многом заметно при анализе монтажа ленты, органично сочетающем “земные” и “марсианские” мизансцены), и актерские находки (например, И.Ильинский в роли Гусева). А главное — фильм нашел отклик у зрительской аудитории. Нельзя не отметить и то, что фантастический антураж фильма впечатлял своей выразительностью и в то же время известной условностью, соответствовавшей, впрочем, удельному весу и месту фантастики в этой незаурядной и запоминающейся ленте.

Конечно, и зарубежная кинофантастика отчасти оказывала свое влияние на развитие советского научно-фантастического фильма, но мотивы ее, используемые советскими режиссерами, приобретали четкую идеологическую направленность и иное социально-критическое звучание. Так появляются фильмы, в которых рассказывается, например, о смертоносных изобретениях, о планах власть имущих употребить эти изобретения для борьбы с трудящимися, о силах, противостоящих коварным замыслам капитала. Почти все фильмы, появившиеся в 20-х и начале 30-х годов, были посвящены именно таким темам, и не беда, что порою сюжеты их были отчасти наивными и перегруженными приключениями с малопримечательными кинематографическими трюками. Для примера можно назвать фильм “Луч смерти”, точно отражающий приведенную выше характеристику, фильм “Генерал с того света”, в котором история появления генерала царской армии в новой революционной эпохе служила поводом для контрастного сопоставления прошлого и настоящего. Главным же в этих и других лентах было то, что они увлекали современника революционным пафосом, неподдельным стремлением показать наглядно преимущества нового над старым, явились отражением кипучей жизни, требовавшей активного труда, бдительности, солидарности и романтического порыва в будущее. И фантастика продолжала выполнять социальный заказ времени.

Достаточно вспомнить один из лучших фильмов этого периода — “Мисс Менд” (1926), поставленный по мотивам романов М.Шагинян “Месс-Менд” и “Лори Ленд — металлист” и иллюстрирующий идейную направленность отечественной кинофантастики тех лет. В фильме, отличавшемся эксцентричностью и достаточно выразительной образностью, снимались тогда еще молодые, но уже ставшие известными актеры Игорь Ильинский, Михаил Жаров, Наталия Глан и др. И типажность, удачно найденная режиссером, эксцентричность, сатира — все эти качества проявились в мастерстве названных артистов в рамках раскрытия сценарного замысла на экране.

Происки империалистов против социалистического государства и международной солидарности, диверсии, комические следствия их неудач — все это представало на экране в довольно своеобразном виде, вызывало узнаваемость, смех, хотя стоит заметить, что содержание романов М.Шагинян было сильно изменено. Пародирование, присущее произведениям писательницы, уступило место полуироническому повествованию, сдобренному всякого рода неожиданностями детективного характера, а пароль “Месс-Менд” превратился волею сценарного замысла в женщину Мисс Менд, значимость роли которой в фильме весьма спорна… Впрочем, фильм имел успех повсеместный, поскольку представлял собой в известном смысле квинтэссенцию расхожих к тому времени кинематографических клише на аналогичные темы.

Вместе с тем, немой кинематограф не давал больших возможностей для более глубокого раскрытия образности, для выхода на проблемы, созвучные научной фантастике тех лет, ее разнообразию уже на том уровне достижений. Отсюда известная бедность фильмов в идейно-тематическом отношении, условность и буффонадность упомянутых лент, во многом упрощавшая идейно-художественную глубину произведений уже на стадии создания сценариев.

Первые советские фантастические фильмы явились отражением эпохи революционного перелома в жизни страны, духа нового времени. Но они не могли рассматриваться как поле драматургических проблем кинематографа в выходе на что-то более длительное по времени жизни страны уже в силу того, что явились скорее осмыслением проистекшего не столь отдаленно перелома, а для отражения текущего времени и проблем перспективного развития нужна была известная дистанция.

Фантастика в литературе была в ту пору неподготовленной к органическому осмыслению новой сиюминутной жизни. Не хватало опыта. Тем более, не было такого опыта у кинематографа. В реальной жизни возникает естественная необходимость рассказывать о новом, теперь уже отчасти осуществленном, достигнутом за первое послереволюционное десятилетие, создаваемом и планируемом. Это обстоятельство при всем положительном, к сожалению, несколько притормозило развитие советской фантастики в литературе и в кинематографе (что во многом объясняется существовавшими в ту пору вульгарно-социологическими теориями в области культуры), приспособив мечту к практике: так появляется и на долгий период закрепляется фантастика “ближнего прицела”, занимавшаяся главным образом популяризацией достижений науки и техники, раскрытием производственной темы и т. д. Нельзя отрицать, правда, и положительных сторон фантастики данного периода — одной из них можно назвать укрепление связи фантастики с практической реализацией тех или иных проектов и гипотез (если истолковывать подобный принцип как своего рода крайность, сковывающую “полет фантазии”, то аналогичной же крайностью могла бы стать и оторванность фантастики от реальной действительности, с чем мы сталкиваемся в фантастике конца XX века).

Однако середина 30-х годов интересна для советской кинофантастики появлением двух во многом оригинальных фильмов, в чем-то отвечавших духу времени, в чем-то отразивших настроения первого послереволюционного десятилетия, а в чем-то обращенных и к будущему.

Приход в кинематограф звука, поиски в области мультипликации, эксперименты в сфере изобразительных средств — эти явления словно бы объединились в фильме А.Птушко (будущего отечественного “киносказочника”) “Новый Гулливер” (“Мосфильм”, 1935), иллюстрирующем освоение “старых” тем новыми техническими средствами кинематографа. Взятая за основу сценария история Гулливера (героя известного романа Д.Свифта), попавшего в страну лилипутов, получила в фильме неожиданное революционное преломление. Это был “Гулливер” на новый, советский лад. Отражая бытовавшие в ту пору мысли о скорой всемирной революции, убежденность в неизбежности социального переустройства общества, основанного на несправедливости, насилии и неравенстве, переосмысленная сюжетная основа соединилась с реалиями социалистической революции. Но вне своеобразного обрамления, выводящего содержание фильма на реалии конкретно-исторического периода, эта лента может рассматриваться в качестве самостоятельного художественного замысла, трансформирующего в кино мотивы сказки новыми техническими средствами. Во всяком случае, ошибочно оценивать эту ленту как мало примечательное явление кинофантастики.