Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

— Она живет на одном из чердаков, — добавила Амелия. — Иногда слышно, как она говорит на иностранных языках, а еще бывает, что она зовет нас через дымовую трубу.

— А те девочки, — с огромным удовлетворением проговорила Эммелин, — что заговаривают с ней, не доживают до конца недели.

— Не верю я в это, — сказала я. — Кто умер? Думаю, никто не умер.

В один серый и ветреный четверг миссис Хакетт дала Эммелин, Амелии и мне длинный список немецких глаголов, который надо было выучить. У меня не было никакого желания сидеть над уроком, поэтому я забралась чуть ли не на крышу, в комнату под чердаком. Я совсем немного просидела там, когда услышала сверху шум: тихий прерывистый топот. У меня не было времени, чтобы решить, испугалась ли я: через трубу в комнату свалился скворец и заметался, натыкаясь на стены.

Из той же трубы просвистел голос:

— Англичанин! Англичанин! Моя птица улетела вниз! Принесите ее наверх, если вам будет угодно!

Я подумала, что это обращение какое-то грубоватое. Тем не менее, я вежливо сказала в трубу:

— Прошу прощения, мэм, но зачем вам птица?

— Какой глупый вопрос! — крикнула незнакомка. — Конечно, я хочу ее съесть!

Я открыла окно в надежде, что птичка вылетит через него. А потом я выбежала из комнаты и понеслась на чердак. Было довольно темно, и дорогу мне освещало лишь одно слуховое окно, через которое врывались дождь и ветер. Там пахло мертвечиной. Под ногой у меня захрустело: я опустила взгляд и увидела, что по полу разбросаны маленькие косточки, будто бы птичьи и мышиные. В потемках двигалась темная фигура. Поначалу я не могла ее разглядеть, но потом увидела женское лицо, и сердце у меня ушло в пятки. Лицо у нее было не с того конца. Оно находилось внизу темной фигуры, и подбородок едва не касался половиц.

Я подумала, что упаду в обморок.

Внезапно она ступила в луч неяркого света, и я увидела, что это была вовсе не женщина. Большей частью это был львица. А кроме того, у нее были пара потрепанных крыльев и приятное, но беспокойное лицо. Женская грудь была скромно прикрыта заношенной синей шалью, а в волосах виднелись папильотки, которые как накрутили много лет назад, так и забыли снять: на голове царил страшный беспорядок. Она представляла собой столь печальное зрелище, что я пожалела ее от всего сердца.

Мы уставились друг на друга. Она задумчиво стучала себя по бокам львиным хвостом.

— Прошу прощения, мэм, — сказала я. — Но вы ведь не этот, как его… сфинкс?

— Я не «этот, как его, сфинкс», — произнесла она беззаботно. — Я тот самый сфинкс. В Египте сфинксов много, но в Греции — только я одна.

— Ой!

Мы немного помолчали.

— Простите, мэм, — начала я робко. — Но нельзя ли мне расчесать ваши волосы? Мне очень нравится это занятие, и, судя по всему, ваши локоны давно нужно распутать.

Она слегка кивнула с высокомерным видом.

Поэтому я достала из кармана гребень и приступила к работе. У нее были как раз такие волосы, какие нравятся мне больше всего: мягкого золотистого цвета, и они слегка вились.

— Хорошую горничную найти сложно, — сказала я. — Видимо, не только для людей, но и для чудовищ.

— Чудовищ! — возмущенно воскликнула она. — Кого это ты называешь чудовищем?

— Прошу прощения, но у вас же тело льва, а лицо и грудь женские. И…

— Что за чепуху ты несешь! Мир кишит монстрами, и ты, несомненно, один из них. Обычно я стараюсь тактично обходить такие вопросы стороной, но ты просто вынудила меня. Лев — это тело сфинкса с головой кошки. Ужасное зрелище. А люди еще хуже. В человеке прекрасную голову и грудь сфинкса оскверняют руки отвратительной макаки и ноги, похожие на раздвоенную морковь. — Она вздрогнула: — Брррр!

В темноте раздался шум крыльев. Она резко повернула голову.

— Птица, — сказала она. — Скворец. Они совсем не добрые, эти птицы. Вечно называют меня гадкими именами.

— Ой! — сказала я. — Понимаю, каково вам. Есть тут две невоспитанные и невежественные девчонки, которые тоже обзываются.

— Раскуси их пополам, — посоветовала она.

— Не думаю, что миссис Хакетт это одобрит. Да и в любом случае, я не умею так широко раскрывать рот.

— А я умею, — заметила она, весьма довольная собой.

Несмотря на ее вздорный нрав, мы в тот же день стали друзьями, и всякий раз, как миссис Хакетт давала мне задания, которые я могла выполнить в одиночестве, я бежала наверх и выбиралась через слуховое окно на крышу, и мы проводили время в дружеских беседах. Ей нравилось сидеть где-нибудь наверху и взирать на мир сверху вниз. Если дамы или господа ехали по улице Грейт-Титчфилд на лошадях, она смотрела вниз на мостовую и бормотала: «Кентавры. Мерзкие кентавры».

Однажды, расчесывая ей волосы, я сказала:

— Как это случилось, Сфинкс, что вы пришли в Лондон?

— О, это рассказать несложно. Я приехала на корабле, на котором мне прислуживали привлекательные юные моряки. Все это организовал француз по имени мсье Фовель. Видишь ли, Люси, мсье Фовель живет в Афинах, и задача его — покупать самые прекрасные греческие статуи и переправлять их во Францию. Представь его огорчение, когда он узнал, что некие шотландцы, лорд и леди Элджин, прибыли в Афины с той же целью! Мало того: леди Элджин пользовалась большой благосклонностью турецкого султана (а ведь он правит Афинами). Мсье Фовелю пришлось смотреть, как величайшие сокровища (которые, по его мнению, должны были украсить Париж) грузили и отправляли его врагам в Лондон. Посему он пришел ко мне, принес в дар синюю вязаную шаль и умолял на коленях приехать в Лондон и наказать его жителей. Конечно, я с радостью согласилась.

— Боже правый! — воскликнула я. — Но как же вы это сделаете?

— Я буду загадывать им загадки, а когда они не смогут ответить, буду их душить.

— Ой! Не надо! — воскликнула я. — Пожалуйста, не надо! То есть зачем это вам? Не сказать, чтобы подарок мсье Фовеля был так уж хорош. Я могу принести вам шаль куда красивей, чем эти синие лохмотья.

— Дело не в подарках, — сказала она с достоинством. — Я — Задающая Загадки. Я — Спрашивающая. Я — Хранительница Темных Дверей. Я — Обитатель Высот. Я — Гибель Людская.

— Как скажете, дорогая. По мне, звучит не очень-то. Но если я правильно помню миф об Эдипе, то герой правильно ответил на ваш вопрос, и вы были вынуждены броситься со скалы и разбиться вдребезги.

Сфинкс зевнула:

— Ага. Эдип именно так и говорил, да?

— Когда вы начнете? То есть… я говорю про Лондон.

— Со дня на день, — ответила она и начала вылизывать лапу.

Лично мне кажется, что она не проявляла усердия, какое ожидал в ней увидеть мсье Фовель.

О методах обучения миссис Хакетт она была не самого высокого мнения:

— Мне кажется, тебя не учат ничему полезному, Люси. К счастью, мне известно много мудрых учителей. Мой брат Цербер — он сторожит врата Ада — принесет тебе сколько угодно мертвецов, и они поведают тебе все свои тайны. А еще ведь есть Ламия, эта восхитительная девушка, и хвост у нее такой изысканный, с зеленой чешуей! О, ты будешь от нее в восторге! Она научит тебя, как вынимать глаза из глазниц и вставлять обратно!

Она так и не объяснила мне, почему же, по ее мнению, это такой уж полезный навык.

Однажды в конце декабря, когда день близился к закату, я сказала:

— Сфинкс, дорогая, вы знаете, что я очень привязалась к вам и хотела бы, чтобы вы остались в Лондоне. Но, если вы все еще собираетесь задавать лондонцам загадки, тогда, думаю, вам следует спросить меня первой и позволить мне, если получится, спасти город.

— Но ты же знаешь, что, если ответишь неправильно, мне придется первой задушить тебя, — сказала она.

— Да.

— Ты думаешь, что настолько умнее остальных лондонцев?

— Нет, конечно! Я вообще не считаю себя умной. Но я знаю вас, Сфинкс, и, возможно, это мне поможет.

— Отлично.

У меня ужасно колотилось сердце. Она так долго молчала, что я заволновалась еще больше и брякнула: