Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

– Иди и скажи.

Капрал отдал ему честь, вытянулся, даже прищелкнул каблуками.

– Спасибо! Спасибо!

Юсуф поморщился:

– Не меня благодари. Аллаха! Все любящие под его защитой.

Капрал замялся, Яхве всегда предупреждает, что он ревнивый бог, а Юсуф подумав, чувствуя в груди странное забытое чувство, сказал неожиданно, поддавшись неведомому порыву:

– Передай еще командиру, что Юсуф мог бы принять его приглашение на такую свадьбу.

Капрал отшатнулся, словно у него перед носом вдруг оказалось жерло стодвадцатидюймовой мортиры. Расширенными глазами смотрел на страшного командира мюридов, тот улыбался, но глаза были серьезными.

Глава 32

Иуда Бен-Йосеф был известен как самый удачливый командир на всем фронте израильско-арабского противостояния. Его трижды отстраняли за самовольные действия, дважды срывали погоны, но едва вспыхивал конфликт, едва арабы наносили удар, то самые ярые противники Иуды вынужденно обращались к нему.

Он сам подобрал отряд. Его люди, молодые парни из крайне правых, за ним готовы были в огонь и в воду. Да, он действовал не по правилам, нарушал Устав, переступал законы, но он был единственным командиром, которого страшились арабские боевики. Он был из того единственного племени, которого страшились арабские террористы, побаивались сами израильтяне, хотя и смотрели с надеждой – из многочисленного народа, переселившегося из далекой заснеженной России.

Да, только эти, русские евреи, отстаивали Израиль с той страстью, что становилась непонятной рожденным в самом Израиле, пусть и осажденным, но все же каким-то благополучным, обамериканенным, сытеньким, розовым, знающим, что кофе на ночь ни в коем случае, витамины надо принимать регулярно, а нездоровая пища – ужас! – сокращает жизнь. Когда Иуда повторял, что если придет страшный час, то они, русские евреи, будут бросаться под чужие танки с прижатыми к груди гранатами, урожденные израильтяне, выросшие на американском телевидении и американских нормах сверхценности жизни любой ценой, переглядывались и едва не крутили пальцами у виска, комментируя этого дикого варвара, приехавшего из такой же дикой России.

Правда, этот варвар, как и большинство приехавших оттуда, превосходил местных по всем параметрам, тесты показывали обидно высокий ай-кью, но из-за повышенной агрессивности... так местные психоаналитики предпочитали называть жертвенный порыв, его рекомендовалось держать на Границе.

Теперь его отряд с молчаливого согласия властей занял позиции напротив Юсуфа. Военные власти, как и гражданские, решили закрыть глаза на некоторые нестандартные методы, которыми вел войну этот строптивый командир. Главное, он умело сдерживал натиск арабских боевиков, а потерь в его отряде почти не было.

После обедней молитвы Юсуф не отрывался от стереотрубы, прощупывая придирчивым взглядом укрепления израильтян. Проклятые трусы больше полагаются на технику, чем на отвагу, мужество и сильные руки. У них каждый дюйм просматривается и прощупывается локаторами, фотографируется, как днем, так и ночью через приборы ночного видения, везде натыканы мины, что взрываются даже не от прикосновения, а при приближении теплого человеческого тела.

Но как бы то ни было, но отважные мюриды, презирая смерть, все равно ухитряются пробираться через все эти укрепления, взрывают склады, забрасывают гранатами, укрытия, где спят израильские солдаты... Конечно, в ответ израильские самолеты наносят ракетно-бомбовый удар, как они заявляют, по базам террористам, но на этих базах к этому времени уже никого нет, к тому же чаще всего диверсию делают бойцы одного движения, а израильтяне бьют по другому, не очень-то разбираясь в оттенках. И оскорбленные бойцы, которых бомбили ни за что, ни про что, тут же включаются в вооруженную борьбу.

Юсуф внизу вздрогнул от вопля сверху:

– Снова израильтянин!.. Тот же самый! С белым флагом!... Что делать, командир?

– Иду, – крикнул Юсуф.

Он выкарабкался бегом, пошел навстречу сперва быстро, чтобы не допустить врага слишком близко к своим укреплениям, так кое-какие хитрости на завтра, не хотелось бы, чтобы израильский солдат заметил хоть краем глаза.

Капрал, чуя недовольство арабского офицера, тащился как осел на веревке, и Юсуф перешел на шаг полный достоинства и величия, как и надлежит двигаться сыну наследного шейха, пусть и не самого старшего, которому уготован трон, но все-таки знатного рода.

Лицо капрала было несчастным. Не доходя с десяток шагов до Юсуфа, остановился вовсе, переложил белый флаг в левую руку, отдал честь. Голос дрожал как у козы матери Али-Бабы:

– Мой командир, Иуда Бен-Йосеф, приглашает Юсуфа ибн Бен-оглы... на свою свадьбу. Свадьба состоится через час в его блиндаже.

Юсуф, что уже клял себя за глупость: ишь, сдуру поддался неясному порыву, сказал надменно:

– Но я, как сын шейха, могу придти только в сопровождении четырех мюридов. Иначе мой ранг будет унижен.

Он надеялся, что капрал тут же откажется, или же помчится докладывать командиру, а тот ответит отказом, но капрал переступил с ноги на ногу, сказал упавшим голосом:

– Иуда Бен-Йосеф... сказал, что примет Юсуфа ибн Бен-оглы... с его людьми.

Юсуф удивился:

– Откуда ты знаешь? Ты не в том чине, чтобы решать такие вопросы!

– Мой командир знает ваши обычаи. Он сказал, что если ты придешь, то только с четырьмя мюридами, не меньше.

Юсуф буркнул:

– Значит, принимает?... О, шайтан... Ладно. Мы будем через четверть часа. Надеюсь, вы встретите нас пулеметными очередями.

Глаза капрала полезли на лоб. Он откозырял, попятился, еще раз откозырял, лишь затем повернулся и пошел обратно с неестественно выпрямленной спиной, словно все время ждал выстрела в спину.

Не понимают, подумал Юсуф с презрением. Не понимают, что он сказал всерьез. Ибо если они, израильтяне, расстреляют его и мюридов, то позор и проклятие падет на их головы. Весь арабский мир узнает о новом бесчестном поступке израильтян, убедится в их подлости и коварстве, и тысячи новых борцов станут под зеленое знамя ислама. Вместо погибшего Юсуфа поднимутся сотни беспощадных Юсуфов!

Через полчаса из блиндажа вышли пятеро, взбежали на бруствер. Юсуф запретил брать в руки белый флаг, там и без того знают, пошли спокойно и уверенно прямо на точку, откуда все эти дни бил крупнокалиберный пулемет.

Он был в легкой форме, руки голые по плечи, на поясе кобура с пистолетом, кинжал в ножнах. У мюридов на поясе только кинжалы, но драгоценные камни сверяют, за каждый можно купить виллу во Флориде, а за булатный клинок – небоскреб в Нью-Йорке, если бы правоверных интересовали эти помойки.

Солнце светило им в спины, израильтяне скорчились у пулеметов, держа всех в прицеле. От подлых арабов можно ждать любой провокации, любого трюка, надо предусмотреть все.

Они шли на фоне беспощадно синего неба, пятеро в одежде цвета горячего песка. Темные от солнца, высушенные как саксаул, прокаленные зноем и горячими ветрами, способные как ящерицы зарываться в горячий песок и часами подстерегать добычу.

Он чувствовал все нацеленные ему в грудь стереотрубы, бинокли, даже оптические прицелы, потому шел особенно прямо, гордо, с достоинством наследника не только несметных богатств этой благословенной Аллахом страны, но и наследника бесчисленного поколения воинов Аллаха.

Навстречу вышел младший командир, отдал честь. Юсуф небрежно отмахнулся, то ли козырнул, то ли послал к шайтану, нахмурился, но из далекого укрытия вышел высокий человек со знаками различия командира участка. По тому, как стоял, Юсуф уже понял, кто вышел его встретить, и, не сбавляя шага, пошел к Иуде Бен-Йосефу.

Они остановились друг напротив друга, оба не только в одинаковой униформе защитного цвета, в которой где ни пади в пустыне, не увидать не только с самолета, но даже с трех шагов, но и одинаково поджарые, мускулистые, прокаленные солнцем.

Так вот он каков, Леопард Пустыни, мелькнула у Юсуфа смешанное чувство вражды и восхищения. Израильтянин высок, широк в плечах, но сухощав, без единой капли жира, мышцы тугие, покрыты темной от знойного солнца кожей. Глаза темные как спелые маслины. Его приняли бы в любой арабской семье за своего, он даже напомнил Юсуфу его старшего брата, что командует сейчас эскадрильей истребителей в западной части Ирака.

Он смотрел в эти темные глаза, там было странное выражение сдержанного изумления, словно израильтянин предпочел бы увидеть смердящего дракона, а сейчас ищет и не находит слов вражды.

Юсуф некстати вспомнил, что великий Ибрахим, гадко именуемый иудеями Авраамом, был отцом как Исаака, прародителя иудеев, так и Исмаила, от которого пошли арабские народы. Только матери у них разные: у Исаака – старая и безобразная жена Авраама, а у предка арабов – прекрасная молодая Агарь, служанка в доме общего прародителя, который дал хилую ветвь этих недочеловеков.