Дочь Империи - Раймонд Фейст

— На все? — Мара кивнула Накойе, которая подала ей влажное полотенце, чтобы обтереть лицо и руки. — Тут есть над чем подумать, правда?

Пока Аракаси подкреплялся, Мара размышляла. Шимицу предательски убил Вайо; Теани, если ее принудить, может добиться от любовника признания, что он совершил это убийство по приказу своего господина. Будучи шпионкой Анасати, Теани не была по-настоящему преданной Джингу. В этом доме только она одна не пошла бы на смерть, чтобы защитить честь Минванаби. Наконец Мара приняла решение.

— Я хочу, чтобы ты отправил Теани послание. Это можно сделать секретно?

Теперь аппетит пропал и у Аракаси:

— Если бы мне было позволено догадаться, что ты задумала, госпожа, то я сказал бы: это рискованно; нет, это чрезвычайно опасно. По моему разумению, нельзя полагаться на то, что эта блудница будет отстаивать интересы своего настоящего хозяина, властителя Анасати. Раньше ей случалось предавать своих хозяев; и у меня есть подозрения, что одного из них она убила.

Мара тоже задумалась над прошлым Теани, забитой уличной проститутки, полюбившей свою профессию и обладающей извращенным честолюбием. В прошлом эта женщина предавала своих любовников и друзей и даже убивала кое-кого из тех, кто побывал в ее постели. Вначале это делалось просто для того, чтобы выжить, но затем продолжалось из алчности и жажды власти. И хотя Мара разделяла мнение Аракаси, что на преданность Теани никто полагаться не может, сейчас это не имело значения.

— Аракаси, если ты придумаешь что-либо получше, то я с радостью приму твой план.

Ее собеседник жестом показал, что такого плана у него нет, а по его глазам она поняла, что он одобряет ее намерения.

— Прекрасно, подай мне пергамент и перо и, когда стемнеет, отправь мою записку этой женщине.

Поклонившись, Аракаси выполнил распоряжение. Он восхищался смелостью замысла Мары, но острый глаз разведчика приметил также и легкую дрожь ее руки, писавшей записку. Записку, с которой начнется попытка претворения в жизнь задуманного ею возмездия вероломному властителю Минванаби.

Теани расхаживала по комнате из конца в конец. Она шагала стремительно, и ветерок от развевающихся одежд заставлял трепетать пламя светильников и касался щеки Шимицу.

— Напрасно ты вызвала меня в такое время, — бросил он, но тут же пожалел о сказанном и попытался оправдаться:

— Ты же знаешь, я не могу пренебрегать своими обязанностями тебе в угоду. К тому же через час мне заступать в караул.

Хладнокровная, уверенная в своих силах, Теани была так хороша, что у него перехватило дыхание. Она знала, что ее забранные лентой волосы, в которых выделялись отдельные золотистые пряди, способны свести его с ума. А контуры грудей, видневшихся под тонкой тканью, довершали дело: служебные обязанности и воинский долг скоро покажутся ему чем-то смутным и далеким.

— Тогда отправляйся в свой караул, солдат, — сказала она.

Шимицу опустил глаза; на лбу у него блестел пот. Если уйти сейчас, то его мысли все равно будут далеки от его поста у дверей господина и властитель Минванаби с таким же успехом может обойтись и совсем без стражи. Попав в ловушку между честью и горячей, нестерпимой жаждой любви, офицер произнес:

— Уж если я здесь, скажи, зачем звала меня.

Теани опустилась на пол, как будто ее внезапно покинули силы и уверенность. На своего любовника она бросила взгляд испуганной девушки и потянулась к нему, словно ища защиты; при этом ее одежда распахнулась, и его взору представилось ровно столько ее прелестей, сколько она хотела показать.

— Шимицу, мне не к кому больше обратиться. Мара хочет моей смерти.

Она выглядела такой беззащитной и ранимой, что его сердце готово было разорваться. Рука Шимииу невольно потянулась к мечу. Как всегда, ее красота оказалась сильнее, чем долг, честь и тихий голос рассудка, который подсказывал, что ее слова могут оказаться ложью.

— Откуда тебе это известно, любовь моя?

Как бы борясь с отчаянием, Теани опустила ресницы. Шимицу снял шлем и быстро положил его на столик, а затем склонился над Теани. Обняв ее за плечи, он проговорил в надушенные волосы:

— Скажи мне.

Теани вздрогнула. Она как бы растворялась в его мощи, словно одно лишь прикосновение его рук отгоняло страх.

— Мара прислала мне записку, — с трогательным усилием произнесла красавица. — Она утверждает, что ее муж завещал мне какие-то драгоценности. Чтобы не привлекать внимание нашего господина к моим былым неблагоразумным поступкам — так она пишет, — я должна явиться к ней за этими драгоценностями сегодня же ночью, когда все заснут. Но мне-то известно, что Бантокапи не оставил мне никаких подарков. В ту ночь, когда он прощался со мной в Сулан-Ку, он уже знал, что должен вернуться в Акому и умереть. И перед тем как уйти навсегда, он сделал для моего благополучия все, что мог.

Она надула губки, как обиженная девочка, и, чтобы помочь ей стряхнуть это уныние, он ласково потрепал ее по плечу:

— Тебе ничего не грозит, дорогая. Если тебе не хочется туда идти, то и не ходи. Властительница Акомы никак не может к чему-либо тебя принудить силой.

Теани прильнула к груди Шимицу и подняла голову:

— Ты ее не знаешь, — с тем же притворным испугом прошептала Теани. — Мара умна и настолько бессердечна, что сумела подстроить гибель отца собственного ребенка! Если я откажусь от такого приглашения, то сколько мне останется жить до того, как убийца прокрадется в мою комнату и всадит мне кинжал в сердце? Шимицу, каждый день и каждый час моей жизни будут полны ужаса. Только в твоих руках я чувствую себя защищенной от жестоких интриг этой женщины.

Шимицу .похолодел.

— Но чего же ты хочешь от меня?.. — Уязвимость возлюбленной пробудила в нем желание встать на ее защиту, но нападать на Мару он не имел права: ведь его господин поручился за безопасность всех гостей. А Мара была гостьей. И Шимицу предупредил:

— Даже ради тебя я не могу предать своего властителя.

Ничуть не обескураженная, Теани подсунула руку под тунику Шимицу и принялась поглаживать пальцами его бедро.

— Я никогда бы не попросила тебя, любимый, запятнать себя убийством. Но неужели ты, воин, допустишь, чтобы твоя женщина вошла беззащитной в логово опасного зверя? Если я назначу встречу после окончания твоего дежурства, ты согласишься сопровождать меня? Допустим, Мара задумала причинить мне вред, а ты меня защитишь, тогда наш господин только поблагодарит тебя: ты ведь отправишь на тот свет его заклятого врага, и притом без всякого урона для его чести. Если же мои страхи напрасны, — она пожала плечами, словно такая возможность была более чем сомнительна, — ив послании этой лицемерки есть доля правды, так не будет ничего дурного в том, что я приду не одна.