Гвардеец (Оболганная эпоха) - Дмитрий Данилов

- Ничего страшного. Мне выдана денежная сумма для этих целей, - со стоическим спокойствием пояснил сержант.

- Кем выдана? - заинтересовался я, но измайловец почему-то не стал отвечать.

Обсохнув и переодевшись, вышли на улицу. Солнце стояло высоко, обогревая не по-осеннему тёплыми лучами.

Мы поехали в сторону Васильевского острова. Я с любопытством посматривал по сторонам, понимая, что этот город очень отличается от привычного Петербурга, начиная с того, что один из самых прекрасных уголков любимого города был пока на две трети занят лесом, а добрая половина встреченных домов стояла пустынными, без окон и дверей, подвергаясь неминуемому разрушению.

Карета подъехала к красивому двухэтажному каменному особняку, окружённому густым ельником. Стены покрывала штукатурка, крыши уставлены печными трубами из красного кирпича. Мы спрыгнули на деревянную мостовую и сразу оказались объектом внимания вооружённых гвардейцев, охранявших дом. Судя по тому, что их было человек десять, не менее, я понял, что нас привезли к какому-то знатному вельможе.

Мы вошли через высокие, покрытые тёмным лаком двери, по верхнему уровню которых с обеих сторон расположились круглые оконца, и оказались в вестибюле с полом, напоминающим шахматную доску. Сводчатые потолки сияли белизной побелки и были украшены лепниной с непонятным узором. Ряды ступенек, выстроившихся полукругом, вёли к арке. За ней начиналась широкая лестница с железными перилами.

Возле арки стоял дворецкий в зелёном камзоле и жилете из золотой парчи, обутый в мягкие туфли. Он скорчил любезную мину и сообщил, что хозяин особняка приглашает навестить его и составить 'кумпанию' в кабинете.

- А как зовут твоего господина? - придержав слугу за рукав нарядного камзола, расшитого золотыми нитями, спросил я.

Дворецкий смерил меня удивлённым взглядом:

- Разве вам не сказали?

- К сожалению, нет.

- Мой хозяин - господин лейб-гвардии подполковник Измайловского полка и генерал-адъютант ея императорского величества Густав фон Бирон[9], - с гордостью сообщил дворецкий.

Глава 10

Пришло время ненадолго оторваться от повествования и рассказать о человеке, с которым нас свела судьба.

При Анне Иоанновне служили сразу три Бирона - три родных брата. Если кто-то представляет их саранчой, слетевшейся на жирные российские угодья, то делает большую ошибку. Самый старший - Карл, возраст его перевалил за пятый десяток, был армейским генералом, хорошо зарекомендовавшим себя во многих походах. Ему не раз поручали ответственные задания по снабжению русских войск, и горе было тем казнокрадам и недоимщикам, что попадались на его пути.

Средний - сорокапятилетний Эрнест-Иоганн[10] являлся фаворитом императрицы. Благодаря его 'стараниям', в истории появился термин 'бироновщина'. Он - самый знаменитый из всей троицы.

Густаву - младшему из Биронов, исполнилось тридцать пять лет, будучи к моменту нашей встречи видным мужчиной в самом соку, он успел послужить в польской армии, заслужив чин капитана панцирных войск. Бардак, творившийся в Речи Посполитой, порядком ему надоел, ибо жалованье изрядно задерживалось, а поляки-шляхтичи больше воевали друг с другом, рубясь на Сеймах по каждому пустяку, нежели вступали в схватку с врагом внешним. Какое тут продвижение по служебной лестнице, гляди, чтобы не оказаться замешанным в заварушку с неизвестным концом. А Густав не любил политику. Будучи по природе человеком прямым и открытым, искал ратных подвигов и славы и всегда находился в стороне от бурлящей интригами придворной жизни. Когда Эрнест-Иоганн вошёл в фавор у Анны Иоанновны, он сразу же разослал приглашения братьям. Густав с радостью откликнулся и как нельзя вовремя.

Летом 1730 года императрица решила умножить русскую гвардию ещё одной пехотной частью - лейб-гвардии Измайловским полком, названным в честь подмосковного имения Романовых - села Измайлово. Есть версия, что он создавался в качестве противовеса полкам старой, ещё петровской гвардии (Семёновского и Преображенского), в искренней верности которых Анна Иоанновна могла сомневаться. Как бы то ни было - основу нового подразделения составили рядовые украинской ланд-милиции - в большинстве бедные дворяне, владевшие одним-двумя крепостными. Они получали жалование, уступавшее армейскому, зато наделялись землёй. Майор Хрущёв, которому поручили подбирать будущих гвардейцев, искал людей рослых, что в те времена являлось довольно серьёзной проблемой, ибо средний рост мужчин в России не превышал 160 сантиметров. Для сравнения, прусские пехотинцы были как на подбор в среднем метр восемьдесят.

Унтер-офицеров и капралов взяли из армейских частей московского гарнизона. Высший офицерский корпус состоял большей частью из иностранцев - лифляндцев, эстляндцев и курляндцев. Встречались и русские (к примеру, одним из трёх майоров был Иван Шипов, служивший полковым квартирмейстером). Густав стал майором Измайловского полка и получил в управление третий батальон. Полковником назначили графа Карла Левенвольде, однако в 1735 году он умер. Спустя несколько месяцев императрица Анна Иоанновна приняла решение стать полковником и шефом измайловцев.

Густав получил очередное повышение - чин подполковника. Ему фактически не раз приходилось брать командование измайловцами на себя. Он пользовался любовью и авторитетом у сослуживцев, считавших его честным, порядочным и верным товарищем. Жил в счастливом браке с красавицей Александрой[11], дочерью знаменитого временщика - Меншикова. Ему принадлежал дом, справедливо считавшийся одним из самых красивых в Петербурге.

Как видим - двое из трёх Биронов полностью посвятили себя армии - одному из двух настоящих союзников России, и не раз отличились на поле битвы.

Но пока что ничего из этого я не знал и ломал голову, гадая, кому мы понадобились, и какое отношение Густав Бирон имеет к легендарному Бирону, вошедшему во все учебники истории.

Мы поднялись на второй этаж.

- К вам посетители, - постучавшись в высокую двустворчатую дверь, сообщил слуга.

- Прекрасно, пускай входят, - раздался весёлый голос за стеной.

- Пожалуйте, - дворецкий распахнул двери.

Огромный рыжий мужчина в сибаритской позе полулежал возле кафельной печи, на кушетке, закутавшись в роскошный шёлковый халат, и курил трубку. Он вальяжно привстал, подошёл к нам и неожиданно стиснул в объятиях сначала меня, а потом Карла. Я невольно заскрежетал зубами: вывихнутые во время пытки плечи всё ещё побаливали, а объятия Густава были поистине медвежьими. Благодаря ежедневным тренировкам руки постепенно разрабатывались, но идеальным их состояние я б не назвал.

Мы представились Бирону.

- Господа, рад встретить вас в здравии, - Густав явно знал о нашем заключении в Петропавловской крепости, но пока избегал говорить на эту тему. - Так редко доводится видеть новые лица соотечественников. Вы ведь из нашей, разорённой войною Курляндии?

- Да, - подтвердил Карл. - У нас скромные владения под Митавой.

- Прекрасно, наш род издавна владеет мызой Каленцеем. Бывали? Премилое местечко, память детства. Я там родился. Ох, как же так! Извините покорно: совсем забыл о гостеприимстве. Присаживайтесь, - Густав Бирон показал рукой на роскошные диваны. - Рассказывайте, как там на родине... Я прикажу подать сюда обед. Надеюсь, не откажете в чести откушать со мной?

Мы поспешно закивали, потому что не ели с самого утра. Кроме того, после 'тюремных разносолов' хотелось попробовать нормальной домашней пищи.

За окнами барабанил дождь, ветер нагибал верхушки высоченных сосен и гонял опавшую листву. В натопленной комнате было тепло и уютно. Приятная слабость и дремота постепенно обволакивала меня подобно рассветному туману. Веки налились свинцовой тяжестью. Я осоловело подрёмывал, даже не пытаясь вслушаться в разговор Бирона и Карла. Надеюсь, хозяин был не в обиде.

- Как Руэнталь, Митава? Сто лет там не был, - продолжал расспрашивать Густав.

Поскольку от меня толку мало - я ведь ничего не мог рассказать о прошлой жизни фон Гофена, отдуваться приходилось Карлу. Но он легко справлялся с этой обязанностью. Выяснилось, что у Карла и Бирона масса общих знакомых. Не удивлюсь, если выяснится, что мы, вдобавок, доводимся друг другу родственниками.

- А, вот и обед, - захлопал в ладоши Густав, завидев слуг кативших на тележках огромные подносы с едой. - Не взыщите, сегодня будет простенько, по-походному. Предаваться эпикурейству некогда. Служба... - он тяжко вздохнул.

Не знаю насчёт Карла, а мне обед у Бирона показался лукулловым пиром. Думаю, юноша тоже не разачаровался.

- Что у нас на первое? - хозяин приподнял крышку кастрюльки, опустил половник и мечтательно закатил глаза:

- Гамбургский суп из угря. Мой повар готовит его потрясающе. К тому же я в восторге от русского обычая начинать обед с пирожков.