Психоанализ. Введение в психологию бессознательных процессов - Томас Мюллер

В настоящее время существует достаточно много психоаналитических интерпретаций художественной литературы, например принадлежащие перу Петера Деттмеринга. Кроме того, многочисленные «художественные психопатографии», в которых предметом анализа становятся, например, драмы Августа Стриндберга, романы Оноре де Бальзака, баллады Конрада Фердинанда Мейера, «Смерть в Венеции» Томаса Манна, болезнь Флобера, доказывают возможность плодотворной психоаналитической интерпретации литературы.

Другие науки, такие как психология, социология или лингвистика, напротив, ставят под сомнение достижения психоанализа. Но при этом психоанализу не стоит бояться конструктивной критики со стороны далеких от него наук, ведь они, пользуясь собственными методами, пытаются открыть для себя психоанализ; так, например, социологи говорят о «латентных смысловых структурах» (Oevermann, 1993), а лингвисты – о «латентных речевых структурах» (Keseling & Wrobel, 1983). Другие лингвисты и ученые, занимающиеся теорией коммуникации (Ehlich et al., 1990; Flader et al., 1982), в своих лингвистических исследованиях текстов, представляющих записи психоаналитических интервью и балинтовских групп, выявляют, каким образом бессознательные процессы подчиняют своему влиянию не только происходящее во время психотерапии, но и повседневную жизнь. От такой конструктивной кооперации можно ожидать очень интересных результатов.

Райнер Краузе (Krause, 1997–1998) проверяет психоаналитическую концепцию переноса и контрпереноса, проводя тонкие эксперименты; тем самым он вносит конструктивный вклад в кооперацию психологии и психоанализа (Krause & Lütofl, 1988). Во Франкфурте-на-Майне эффективно использовались возможности их взаимовыгодного сотрудничества: с помощью анкетирования удалось собрать психометрические данные о тревоге, агрессивности, механизмах преодоления проблем и самочувствии как до, так и после проведения психоаналитической краткосрочной психотерапии. Кроме того, проводилось групповое психоаналитическое лечение пациентов с инфарктом миокарда и индивидуальная терапия пациентов, перенесших операцию по поводу рака груди (Kutter, 2004). Психоанализ находится «на пути к тому, чтобы стать эмпирически обоснованным методом» (там же).

Сегодня в нескольких университетских центрах эмпирически исследуются результаты психоаналитического лечения (Rudolf, 2004). Причем проекты, всесторонне исследующие катамнезы, объективно доказывают эффективность оспариваемого многими «дальнобойного анализа», проводимого с высокой частотой сеансов (не менее четырех в неделю) в течение длительного срока (Leuzinger-Bohleber & Stuhr, 1997; Stuhr & Beutel, 2001; Rüger, Stuhr & Beutel, 2002).

Психологи, напротив, мало используют возможности получения с помощью психоаналитического интервью ценных данных конфиденциального характера по отдельным случаям. Психоаналитики, со своей стороны, посредством психоаналитического интервью внесли свой вклад в понимание психологии некоторых психических расстройств.

IV. Психоанализ как психология развития

Как становятся самим собой.

1. Обзор

В главе II в рамках изложения истории психоаналитических идей были представлены различные психоаналитические модели развития. Теперь мы попытаемся сравнить эти модели с другими теориями развития и выяснить их возможные взаимосвязи. Такая интеграция психоаналитических и эмпирических теорий развития весьма сложна из-за большой разницы в методологических и методических предпосылках, ведь в основе психоаналитической теории развития лежит психоаналитическая ситуация переноса и контрпереноса. Многие авторы указывали на то, что психоанализ сталкивается с необходимостью реконструировать переживания и мышление младенца, опираясь на непрямые данные о психопатологии взрослых пациентов, и потому существует опасность объяснения поведения ребенка с точки зрения мотивов и поступков взрослых, равно как и необоснованной психопатологизации младенческого возраста. И наоборот, перед учеными, проводящими эмпирические исследования младенцев и наблюдающими за маленькими детьми, стоит задача создания метода, адекватного предмету исследования (в том числе для оценки бессознательных переживаний, процесса мышления, внутренних объектных отношений и т. д.).

Особую роль в формировании общей психоаналитической теории играет психоаналитическая теория развития. Психоанализ всегда претендовал на создание не только психогенетической теории психического развития человека, но и теории психопатологии; можно даже сказать, что теоретическое положение об отнесении нормальных психологических и психопатологических феноменов к самому раннему периоду жизни человека имеет определяющее значение для психоанализа. Поэтому в психоанализе теория личности и теория болезней – это всегда еще и теория развития. Она исследует условия формирования (а также происхождение) стадий инфантильной сексуальности, становление нарциссизма, объектных отношений, проявления половой идентичности, процессов символизации и ментализации, аффектов, а также развития трех психических инстанций – Оно, Я и Сверх-Я. Ввиду сложности затрагиваемых тем их можно излагать только по отдельности. Психоаналитическая теория развития с самого начала получала подпитку из двух источников: из анализа взрослых пациентов и происходящих в ходе этого анализа реконструкций, а также непосредственно из наблюдения за детьми и подростками. За последние десятилетия к этим источникам добавились новые – исследования младенцев, а с недавнего времени и нейропсихоанализ (Solms, 1996, 2006). Из-за разницы в методических и методологических предпосылках неудивительно, что данные, получаемые из самых разных источников, а также обобщающие их теории зачастую не согласуются друг с другом. Поэтому перед психоаналитической теорией развития встала задача рассмотреть и исправить эти расхождения.

2. Психическая структура и объектные отношения

2.1. Подход Фрейда

Еще в «Трех очерках по теории сексуальности» (Freud, 1905d), в статье о Леонардо да Винчи (Freud, 1910с) и в анализе случая Шребера (Freud, 1911с), а также в теории нарциссизма и в статьях о бессознательном (Freud, 1915с, е), но прежде всего в статье «Печаль и меланхолия» (Freud, 1916–1917g) Фрейд признал важное значение объекта для психического развития младенца. Хотя Фрейд и считал, что «объект является наиболее изменчивым из параметров влечения» (Freud, 1915с, S. 215), в ходе его исследований становилось все яснее, что объект необходим для процесса образования психических структур. В настоящее время центральное структурообразующее воздействие объекта на психическое развитие человека признается всеми психоаналитическими школами. Точка зрения Шпица, что аффективные реакции младенца, а также либидинозные и агрессивные влечения могут исходно проявиться и получить свою дифференциацию только «в происходящих между матерью и ребенком процессах обмена (общения)» (Spitz, 1965, S. 167), стала общепринятым положением. Шпицу удалось показать, что только взаимосвязь импульсов влечений, чувств, вызванных объектными отношениями, и объективного опыта приводит к психическим событиям. Затем Лох высказал мнение, что

«мотивирующая сила аффектов состоит в том, что они основываются на опыте общения с объектом, как в положительном смысле (приводя к удовлетворению), так и в отрицательном (приводя к неудачам, к поддержанию состояния нехватки, неудовлетворенности). Сведения об объекте, переживание действий с объектом или проделанных объектом, либо тех, которым он способствовал, представляют собой психологические события» (Loch, 1972, S. 74).

Однако психоаналитическая теория подчеркивает значимость объекта не только для формирования психической структуры, но также и для когнитивного и эмоционального развития, особенно для символизации, понимаемой здесь и как сознательное рефлексивное мышление, и как бессознательное мышление. Впервые понятия «символическое приравнивание» и «символический репрезентант» были введены в психоанализ Ференци (Ferenczi, 1912) и Джонсом (Jones, 1916); дальнейшее развитие эта концепция получила в работах Ханны Сигал (Segal, 1957). В случае символического приравнивания символ и символизируемый объект рассматриваются как идентичные, а в случае символического репрезентанта сформированный символ замещает символизируемый объект. Переход от символического приравнивания к символическому репрезентанту означает важный шаг в развитии всей аффективной и когнитивной организации.

2.2. Школа Мелани Кляйн

Сигал (Segal, 1957) исследовала особенности формы и содержания мышления, которые характеризуют отдельные ступени психического развития. В параноидно-шизоидной позиции мышление зависит от способствующих развитию отношений контейнер – контейнируемое (Бион, см. главу II. 5) и сначала представляет собой символическое приравнивание. Иногда символ настолько отождествляется и идентифицируется с объектом, что между ними не обнаруживается никакого различия. В депрессивной позиции, напротив, мышление характеризуется все большим отделением символа от символизируемого и символ репрезентирует объект. В депрессивной, а позднее в эдипальной ситуации формируется такое мышление, которое отличается триангулярной, метафорической и символической структурой (Haesler, 1995). Самость, символ и символизируемое отделены друг от друга и связаны между собой речью. Несмотря на общепринятое в психоанализе признание огромного значения объекта для развития психической жизни самости, мнения о статусе и специфическом значении объекта сильно различаются. Чем же является объект: первичным источником мотивации и катализатором психического развития или модификатором первичных мотивационных сил субъекта, бессознательных импульсов и желаний? О чем идет речь: о внутренних или внешних объектах, о бессознательных фантазиях, связанных с внутренними и/или внешними объектами, или о реальном опыте общения с объектами? Как возникают внутренние объекты и психические репрезентанты опыта межличностных отношений?