Последний ребенок в лесу - Ричард Лоув

Раннее детство некоторых из этих молодых людей прошло в сельской глубинке Центральной Америки или на мексиканских фермах. Карлос, который сейчас работает техником-ремонтником, рассказывает о бабушкиной ферме в городе Синалоа в Мексике: «Знаете, ребята, она держала свиней. У нее была земля. Было здорово».

Несмотря на свою теперешнюю городскую жизнь, эти юные эмигранты первого-второго поколений в детстве были ближе к природе, чем большинство североамериканцев. «В Мексике люди понимают, как непросто получить землю, свой собственный кусок, поэтому знают ей цену, заботятся о ней. Те, кто живет по эту сторону границы, не ценят землю так высоко. Она им легко далась. Слишком жирный кусок пирога, что-то в этом роде». Но еще минута, и «лесные братья» утратили былую серьезность. Начали поддразнивать девятнадцатилетнего паренька с застенчивой улыбкой и шишкой размером с убийцу тарантулов.

«Опять он спал с открытым окном, — замечает кто-то. — Это ведьма из Блэр его поцеловала!»

«Какое там, — смеясь подхватывает Карлос. — Чупакабрас приложился». Это он вспомнил латиноамериканское мифологическое чудовище — наполовину летучая мышь, наполовину кенгуру, с когтями острее бритвы, — которое, по легенде, высасывает кровь у овец и якобы встречается в Аргентине. А может, это был клоп триатомид.

Спустя пару недель Карлос внимательно рассмотрел сделанные им в блокноте наброски растений и животных. Вместе с другими участниками он подсмотрел охоту рыжей рыси, послушал внезапно раздавшееся постукивание потревоженных в своем логове гремучих змей, почувствовал высокую музыку природы. «Когда я приезжаю сюда, то могу дышать, говорит Карлос. — Здесь начинаешь слышать. В городе невозможно услышать что-то одно, потому что слышно все сразу. Там все очевидно. А здесь приближаешься к каждой вещи и понимаешь гораздо больше».

Утрачивая способность чувствовать

Еще не так давно звуковое сопровождение дней и ночей малыша состояло по большей части из природных звуков. Большинство людей вырастали на земле, работали на земле и в ту же землю уходили после смерти. Сильна была связь с землей.

Сегодня жизнь наших чувств в буквальном смысле наэлектризована. Этому прежде всего способствует электроника: телевизоры, компьютеры. Но не только они, и более простые технологии сыграли в этом процессе важную роль. Например, кондиционеры. По данным Бюро переписи США, в 1910 году кондиционеры были только в 12 % домов. Тогда люди широко распахивали окна, впуская в свой дом ночной воздух, слушая ветер и шелест листвы. Ко времени пика рождаемости около половины домов стало проветриваться кондиционерами. К 1970 году их число достигло 72 %, а в 2001-м-78 %.

В 1920 году большинство фермерских хозяйств располагалось на значительном расстоянии от городов, вне зависимости от размера последних. Даже к 1935 году менее 12 % американских ферм было электрифицировано (для сравнения: в городах в это время электричество было в 85 % домов), но уже к середине 1940-х электричеством были обеспечены дома почти на половине американских ферм. В 1920-х фермеры собирались у местных магазинов послушать радио или сооружали собственную радиосеть, объединившись несколькими домами. В 1949 году только 36 % ферм было телефонизировано.

Мало кто из нас согласится сейчас поменять свой кондиционер на веер. Но мы редко вспоминаем о том, какую цену заплатили за этот прогресс: наша способность чувствовать резко и значительно понизилась. Как и мальчики из той компании, мы, люди, испытываем потребность в непосредственных, естественных ощущениях. Чтобы ощутить всю полноту жизни, нам необходимы полные силы чувства. В XXI веке западная культура приняла точку зрения, что мы благодаря вездесущим новым технологиям якобы прямо-таки купаемся в информации. Но в этот самый информационный век нам не хватает именно той информации, которая наиболее необходима. Природа учит нас чувствовать запахи, слушать, ощущать вкусы, видеть то, что скрыто «прозрачной липкой упаковкой, в которую мир завернут как карамелька, да еще с такой тщательностью, что нам до него не добраться». Так охарактеризовал ситуацию Д. Г. Лоуренс[36] в довольно, казалось бы, простоватом, но на самом деле чрезвычайно выразительном описании своего собственного пробуждения навстречу чувственному дару природы. Лоуренс описывает свое пробуждение в городке Таосе, штат Нью-Мексико, обличая «всезнайство» как недостойную замену мудрости и изумлению перед чудом.

«На первый взгляд может показаться, что мир стая маленьким и понятным. Бедный маленький шарик под названием Земля, туристы запросто исходили тебя вдоль и поперек, словно лес или Центральный парк[37]. Не осталось ничего загадочного, мы везде побывали, все повидали, знаем все и обо всем. Мы этот шарик сделали, и теперь с ним покончено.

Все это правильно, но только на первый взгляд. И лишь тот, кто скользит по поверхности и видит по горизонтали, говорит нам, что мы везде побывали, все повидали и все знаем.

Ибо чем больше мы знаем вот так, поверхностно, тем меньше мы устремляемся в вертикальном направлении. Конечно, очень хорошо скользить по поверхности океана и говорить, что ты все о нем знаешь…

А ведь на самом деле наши прадедушки, которые никогда никуда не ездили, имели фактически больше представлений о мире, чем мы, все на своем веку повидавшие. Когда они, сидя в деревенской школе, слушали лектора и просматривали диапозитивы, у них и вправду дух захватывало перед тайной. Мы же, раскатывая на рикшах по Цейлону, думаем: „Я ожидал большего“. Мы действительно все знаем.

Но мы ошибаемся. Такое состояние всезнайства — результат видения мира через ту липкую бумагу, в которую обернула нас цивилизация. А за этой бумагой — мир, которого мы не знаем и узнать который так боимся».

Некоторые из нас, взрослых, замечают в себе это состояние всезнайства иногда в самые неожиданные моменты.

Тодд Мерримен, редактор газеты и заботливый отец, рассказал об одном очень показательном случае, происшедшем с ним во время путешествия с маленьким сыном: «Мы были в горах и проходили через поляну, — рассказывает он. — Я посмотрел на землю и увидел следы пумы. Свежие. Мы сразу же направились обратно к машине. И я увидел еще следы. Я был уверен, что только что их здесь не было. Пума ходила вокруг нас». То был миг напряжения и страха. Все его внимание сконцентрировалось на происходящем вокруг. Позднее он не мог вспомнить случая, чтобы все его чувства были до такой степени обострены. Возможная встреча обнажила в нем самом что-то дотоле неизвестное.

Каким же богатством настоящей жизни он и его сын ежедневно жертвуют ради погружения в малозначимую технологическую действительность? Сегодня Мерримен часто задается этим вопросом — обычно сидя перед монитором компьютера.

Для того чтобы понять, что наши чувства обеднели, совсем не обязательно встречаться с пумой. Фактически информационный век — это миф, хотя автор песен Пол Саймон и писал в своем творении: «Это дни миражей и чудес… Лазеры в джунглях» и тому подобное. Замкнутая в четырех стенах, наша жизнь кажется суженной, как будто она лишилась объемности, простора. Да, мы во всеоружии — каких только приспособлений у нас нет! Мобильные телефоны объединены с цифровыми камерами, связаны с ноутбуками, которые через спутник, висящий где-нибудь высоко-высоко над городом Мэйконом в штате Джорджия, передает нашу электронную почту в любую точку планеты. Конечно, многие из нас (я причисляю к ним и себя) неравнодушны ко всем этим штучкам. Но качество жизни измеряется не только тем, чего мы добиваемся, но и ценой, которую мы за это платим.

Вместо того чтобы меньше времени проводить в офисе, мы работаем еще и в Интернете. На проходящем неподалеку от моего дома шоссе есть рекламный щит, предлагающий банковские услуги в сети. Изображенная на нем энергичная молодая женщина за компьютером говорит: «Мой счет будет оплачен в 3 часа утра». Электроника проникает повсюду, ученые одной из лабораторий Массачусетского технологического института работают над созданием незаметных в доме компьютеров. В Нью-Йорке архитекторы Гизи и Мойган Харири трудятся над проектом цифрового дома нашей мечты, стены которого будут представлять собой LCD-мониторы.

Нас окружают электронные технологии, но мы тоскуем по природе — хотя бы искусственной. Несколько лет назад я познакомился с Томом Врубелем, основателем компании Nature, первой открывшей торговый центр по продаже искусственных растений, цветов и зверюшек. Продукция одного магазина (вскоре разросшегося в сеть, охватившую всю страну) была сориентирована в первую очередь на детей. В 1973 году Врубел и его жена Присцилла обратили внимание на то, что ориентированная на природу торговля приняла конкретное направление — все стремились добраться до самой природы. «Когда ты отправляешься в гору или куда-нибудь еще, что там, собственно, можно делать? Разве что пострелять или поймать что-нибудь, — пояснял Врубел. — Поэтому мы обратили особое внимание на книжки и всякие принадлежности, которыми можно пользоваться на природе».