Свита падших богов: путь в Тир - Фарит Маратович Ахмеджанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хромая, он прошел через густые заросли кустарников, на ходу срывая полураспустившиеся бутончики. Живот вроде был полон, но мешок — пуст, а Азрик по своему опыту знал — нельзя все время набивать его травой. Нужно поесть что-то более основательное — иначе у него скоро закончатся силы. Очень скоро.
Именно об этом он и сказал Папсуккалю, когда тот снова появился около него.
— Я знаю, — раздраженно сказал старик. — Потерпи немного. Я вижу впереди дорогу, а где дорога — там люди, где люди — там еда. И для тебя, и, между прочим, для меня тоже. Так что не ной.
Азрик замолчал. Нога болела все сильнее, но он, превозмогая себя, шел и шел вперед. Земля, заросшая травой, сменялась полосами песка, потом они одолели невысокую гряду холмов. С их вершины наконец-то увидели долгожданную дорогу.
Папсуккаль пришел в страшное возбуждение.
— Нужно выйти к ней и идти туда, — он махнул рукой. — Там дальше… это недалеко, будет храм и при нем, наверное, постоялый двор или что-то в этом роде. Я пока тебя покину, осмотрюсь, ты просто иди. Лучше не по самой дороге, мало ли. Но я тебя предупрежу, если что.
* * *
Он исчез и отсутствовал очень долго — мальчик успел выйти к дороге и даже почти дошел до места их назначения — грубого квадратного сооружения с двускатной крышей, над которой курился дымок. Вокруг него там и сям были разбросаны глинобитные хижины. Чуть поодаль стояло здание побольше, видимо — постоялый двор, около него слуги расседлывали верблюдов. Народу было немного, на Азрика никто не обращал внимания. Он подобрался — ноги гудели, спина ныла, все тело требовало отдыха, но громче всех возмущался живот. То, что Азрик ел, срывая с кустов, в нем не задержалось.
Он устроился у большого камня, судя по чесам шерсти — любимом месте вьючных животных. Окинул взглядом окрестности. На склоне холма поодаль паслось небольшое стадо — овцы. У некоторых хижин стояли ослы, у постоялого двора были видны лошади и повозка, запряженная волами. Они, видимо, только подошли — пыльные, возчики распрягали животных и вели к большому каменному корыту, в которое от колодца по желобу поступала вода.
Пить Азрику не хотелось — он напился недавно из ручья, бежавшего по каменистому склону. Хотелось есть. Он нащупал в мешке пластины — если это в впрямь золото, то может его можно обменять на еду?
Папсуккаль появился внезапно. Вернее, он не появлялся, раздался только его голос.
— Тут сильно все изменилось.
Азрик не ответил.
— Подойди поближе к храму.
— Я хочу есть, — упрямо сказал мальчик.
— Возможно, в храме есть еда. Так что пойдем туда.
Двери в храме были с каждой стороны, во всех четырех стенах, но пользовались только одной. Перед ней, на хорошо утоптанной площадке, стояло несколько человек. Двое разговаривали — эти были хорошо одеты и, судя по манерам, привыкли отдавать приказы. Остальные стояли и слушали, готовые эти приказы исполнять.
— Почтенный Энимилки, — без всякого почтения говорил один, судя по длинному одеянию — настоятель храма. — Я понимаю все ваши обстоятельства, и в полной мере им сочувствую, но я не могу ничего тут сделать. У меня нет никого, кто сейчас помог бы вам. Подождите два дня, вернется…
— Мербал, — прервал его излияния собеседник, судя по одежде — недавно прибывший купец. — Я бы ни за что к тебе не подошел, но мне едва удалось отбиться от разбойников! Мне нужна помощь, чтобы вернуть восемь верблюдов, которых они у меня угнали! У тебя есть и люди и лошади. Не хочешь дать их мне — понимаю. Но ты можешь послать гонца в Инеру. Ты просто не хочешь этого делать. И я догадываюсь, почему!
Мербал вскинул обе руки.
— Почтенный Энимилки, ты потом сам пожалеешь о своих опрометчивых словах. Я прощаю их тебе. Еще раз говорю: я никого не могу послать к наместнику. Не могу. Ты для меня — желанный гость, располагайся где хочешь, вечером — прошу на службу, со всем к тебе уважением…
— Закрой рот, Мербал, — злобно ответил Энимилки. — Глупостью было вообще рассчитывать на твою помощь.
— Твоя помощь, — в голосе жреца тоже прорезалась злоба, — тоже оказывается не всем и не всегда. Как ты помнишь… если помнишь.
Они стояли, сверля друг друга глазами. Наконец купец развернулся и пошел прочь, что-то бормоча себе под нос. Его спутники гурьбой побежали следом. Мербал развернулся и вошел в храм. На Азрика ни тот, ни другой внимания не обратили.
— Посиди здесь, — услышал Азрик шепот Папсуккаля. — Я кое-что выясню.
Азрик сел прямо в траву. Он так устал, что хотелось просто лечь и лежать, не шевелясь.
Папс отплыл к стене храма. Из нее навстречу высунулась какая-то странная фигура. Папс не стал церемониться, схватил ее за бороду и вытащил из стены брыкающегося тощего старичка, одеяние которого в точности повторяло одеяние жреца.
Азрик заинтересовался и пересел поближе к ним, чтобы послушать разговор.
— Ты кто такой вообще? — пищал старик, слабо отбиваясь от Папсуккаля. — Что тебе надо? Отвали! А не то сейчас позову…
Папс резким движением засунул руку прямо в живот старика, тот аж подавился, выпучив глаза.
— Чувствуешь, за что я держусь? — осведомился Папс. Старик закивал.
— Кому сообщишь?
— Ник-кому… Ай!
— Правильно. А теперь вопрос — что тут происходит? Что за скандал?
— Это тут обычное дело. Купца ограбили.
— Почему он обвиняет этого… Мербала? Ну?
Старик пискнул и завертелся как змея на углях.
— Я… не зна… потому, что Кузз, главарь бандитов, с ним связан.
— Хорошо, — проговорил Папсуккаль, видимо, ослабив хватку. — То есть Мербал в доле? А этот купец знает.
— Догадывается… ой!
— Где сейчас этот… Кузз?
— Ой-ой-ой-ой… я не зна… не зна… он в долине Араа-а-а, — завопил старик что есть мочи.
— Где это?
Старик махнул рукой в сторону невысокой гряды холмов.
— Там! Там!
Папсуккаль вынул руку из живота старика, брезгливо оттер ее о его одежду.
— Постоялый двор тоже этому Мербалу принадлежит?
— Да, — дрожащим голосом ответил старик. — Тут все его. И еще…
— Ну.
— Мербал послал слугу к Куззу, чтобы тот пришел и забрал у Энимилки оставшихся верблюдов. А если будет сопротивляться, то и… больше.
— Хорошо, — протянул Папс. — Спасибо за информацию. Знаешь, что это такое?
В его пальцах что-то дымилось. У старика снова полезли глаза на лоб.
— Я зна-а… я…
