Невеста из ниоткуда - Андрей Посняков

Глава 4. Лето. Киев. Невеста

Теплый солнечный лучик, проникая в горницу сквозь вставленную в оконный переплет слюду, падал на Женькин лоб разноцветной радугой, веселыми искорками заглядывал в глаза, щекотал.

Девушка приподняла веки, улыбнулась. Ей было сейчас хорошо и спокойно, то ли от того, что не нужно больше никуда ехать – плыть на надоевшей до чертиков ладье, а скорее, от вдруг нахлынувшего ощущения детства; вот так же лежала когда-то у бабушки в деревне, щурилась, медленно просыпаясь от рвущегося в комнату солнца, краем уха слушая доносящийся с кухни шум – звук льющейся из рукомойника воды, звон посуды, приглушенные голоса.

Как давно это все было, господи-и-и! Даже не верится. Ага… Женька хмыкнула себе под нос – а в сегодняшнее-то верится? Горница эта, устланное мягкой периною ложе, широкие лавки, сундуки, резное деревянное кресло. Киев, блин… Десятый век! А душно-то как! Ну, правильно, солнце-то поднялось, жарит.

Соскочив с ложа, девушка подбежала к окну, прикидывая, как бы его открыть, распахнуть напрочь? Никакой фурнитуры что-то не наблюдалось… Но ведь должно же оно открываться, иначе с ума можно сойти от жары. Нет… ну, как же? Ага, вот какие-то выступы… потянуть… ухх!!!

Тяка чуть было не завалилась на пол вместе с неожиданно легко подавшейся рамой… Выругалась:

– Вот ведь черт!

Девушка поставила на лавку тяжелый свинцовый переплет и, выглянув в окно, восхищенно вскрикнула – от открывшейся перспективы просто захватило дух! Горница располагалась на верху высоченной бревенчатой башни, что стояла, примыкая к хоромам, в окруженной мощной деревянной стеной крепости на высоком холме, крутые склоны которого резко обрывались вниз, к широкой, сияющей синевою реке, к пристани с многочисленными покачивающимися у мостков ладьями. Меж пристанью и «замком» – так Женька именовала свое обиталище – виднелись какие-то квадратные, с двускатными крышами избы, плетни, белые, крытые соломой мазанки, сады-огороды, а ближе к реке – бани, амбары, кузницы…

Чего только не было! И все такое… древнее. Как в музее.

Высунув в окно голову, Женька улыбнулась – ветерок! А если еще и дверь распахнуть, так и вообще… Вспомнилось вдруг, как когда-то крутилась она у себя в коммуналке перед зеркалом, почти голая, и тоже вот так – тук-тук…

Заглянул сосед-алкоголик, окутанный едкой аурой вчерашней пьянки, озадаченно выпучил глаза:

– Ты что это, Евгенья, голая-то?

– Ой!

Сказать по правде, Женька тогда ничуть не смутилась, но дверь все ж чуток прикрыла, так, оставила щелочку. Небольшую, для разговора… но перегар проникал хорошо, знойно!

– Ты, Евгенья, чего плохого-то не подумай…

Ага!

Подумала бы – сразу б табуреткой припечатала!

– Я ведь просто это… У тебя полтинника не будет? Мне тут немножко того, этого – не хватает, короче…

– Короче, дядя Федя, держи.

Пошарив по карманам висевшей тут же, на вешалке, куртки, Женька насобирала мелочь, протянула на ладони в щель, предупредила грозно:

– Только – полтинник! Больше не проси, не дам – сам знаешь, нету.

– Да знаю! – ухватив денежки, обрадованно просиял сосед. – Спасибо, Евгенья, хороший ты человек, добрый.

Добрая, да… Пожалуй, даже слишком.

А нынче вот открывать не пришлось, дверь распахнулась сама, с тихим стуком. Точнее, не сама, конечно же – толкнули.

– Проснулась, ненаглядная краса наша? – с поклоном заглянула в покои добродушного вида женщина с широким лицом, в белой, с вышивкою, рубахе и длинной синей юбке до пола.

Хорошая тетка, добрая. Вчера принимала, кадку с теплой водой принесла, квас… Как же ее звать-то? Девушка наморщила лоб: то ли Звана, то ли Ждана…

– Утро доброе… Извините, забыла, как вас зовут?

– Здрава я. – Женщина снова поклонилась. – Разбудити не своей волей зашла, Волока-тиун пославши – княгиня-матушка на тя, краса, поглядети хочет, так что ты уж поторопись. Я помогу одеться, вона, платье-то варяжское в сундуке – то тебе подарок. Его и надень, княгинюшке, чай, приятно будет – сама из варязей. А эту-то рубаху ты сыми…

– Не-не-не! – замахав руками, отстранилась Летякина. – Не надо мне помогать, я сама. Где, говоришь, платье новое? В сундуке?

– Тамо! Тамо и гребень, и кольца с подвесками, и браслеты, и…

– Вот с украшениями потом поможешь! – Вспомнив, кто она, Женька высокомерно вздернула нос. – А пока – ступай!

Молча поклонясь, Здрава исчезла за дверью.

– Ага! – всплеснула руками девчонка. – Значит, говоришь, в сундуке платье-то? Поглядим!

Откинув тяжелую крышку, Летякина восхищенно ахнула: длинное плиссированное платье из полупрозрачной темно-голубой ткани ей сразу же очень понравилось. Этакое эротичное, с короткими рукавами… жаль, без разреза от бедра. А ну-ка…

Сбросив рубаху, Женька живенько натянула платье, покрутилась перед стоявшей на лавке пластиной из полированного серебра – зеркалом. Да-а-а, вот клево-то! И никакого разреза не надо – точно по фигурке… и почти ничего не скрывает. Что же… вот так вот и на люди, на прием к княгине, идти? А не слишком ли вызывающе? Или тут так и принято? Нет! Наверное, поверх что-то еще одевается… ну да – вот.

Склонившись над сундуком, девушка вытащила изящную, на узких лямках, тунику или, скорей, сарафан из тонкой, приятного красновато-коричневого цвета шерсти с золотистым орнаментом в виде каких-то не то букв, не то рисунков, но все равно – красиво очень, хоть сейчас на подиум! И эротично – куда более, чем просто в одном платье!

Лямки на тунике застегивались большими овальными бляшками, то ли золотыми, то ли бронзовыми, с рисунками в виде каких-то фантастических зверей. К наряду прилагалось и ожерелье, целая серебряная пектораль, никоим образом, по мнению Летякиной, к образу не подходившая. Иное дело – янтарные бусы, ладожский подарок, вот они-то тут вполне к месту пришлись.

Женька снова повернулась к зеркалу, посмотрелась… Красота – не оторвать глаз! Умели же люди одеваться в давние времена!

Нашлись в сундуке и туфли, жаль, без каблуков, но вполне стильные, этакие мокасины из красно-коричневой – в тон тунике – расшитой стразами… нет! Какими там стразами – настоящим жемчугом! – замши, стягивающиеся на щиколотке тоненьким ремешком.

Вот теперь – хоть куда. Крутнувшись на пятке, девчонка довольно хмыкнула. Красиво, удобно – словно по ней и сшито.

– Ой, госпожа моя! – всплеснула руками возникшая на пороге Здрава. – Ты прям как ромейская царевна! Посейчас на голове чтой-то сладим… на кресельце от присядь.

– Да, на голове-то бы надо. – Женька послушно уселась. – А то черт знает что…

Следом за Здравою в горницу с низкими поклонами вошли еще двое парней, мальчишек, тащивших жаровню с углями и какие-то щипцы.

– Там вон, в угол, поставьте. И воды принесите кадку – не полыхнуло бы тут все.

– Принесем, тетушка, это мы живо.

Снова поклонившись, парни ушли – слышно было, как легкие шаги их застучали по ступенькам.

– Ну, вот, – накалив на углях щипцы, Здрава повернула Женьку лицом к зеркалу, сама же подошла сзади. – Сейчас на варяжский лад и сделаем. Только сиди, краса моя, тихо, не дергайся.

Пока тетушка возилась с прической – надо сказать, весьма умело, – Летякина вспоминала все, что знала о княгине Ольге – ибо какая еще княгиня тут могла быть? Уж конечно, матушка Святослава захотела познакомиться с невесткою первой… сынок уж потом, успеет. Ольга – женщина властная, жесткая, врагов себе нажила много. Правда, ее потом на костре сожгли… сожгут. Хотя… Нет! Это Жанну д’Арк сожгли, а не Ольгу, Ольга сама сожгла этих, как их… древлянцев, вот! За то, что они мужу ее, Игорю, за половцев отомстили. Еще дочка у Ольги должна быть, Ярославна… Ярославна на забороле плачет… или – плачет Ярославна на забороле – так ведь в «Слове о полку Игореве». А у Ярославны брат был – Ярослав, князь киевский – Ярослав Мудрый. Стоп! Так ведь Святослав князь-то! А Ярослав где, убили, что ли? Не вспомнить уже, хоть ЕГЭ по истории сдала и неплохо. Только это когда было-то? Три года назад. Теперь уж и забылось все, перепуталось, не то что неправильные формы английских глаголов – это уж не забудешь никак, вбито намертво.

– Ах, коротковаты у тя волоса, дева. Вот уж не знала, что весянцы девок своих стригут. Ничо! Посейчас тут подзавьем, там ленточкой перевяжем…

Новая – парадная! – прическа понравилась Женьке ничуть не меньше, чем платье. Пышные темно-русые пряди ее были собраны в небольшой пучок, откуда уже ниспадали этакими томно-завитыми локонами, а-ля «Наташа Ростова на первом балу». Только вместо князя Болконского другой князь – Святослав. Интересно, он хоть танцевать умеет? И бывают ли здесь балы? Наверное, бывают, как же без танцев-то?

– А вот румяна ромейские! Белила персиянские, булгарская басма!

– Э, нет, нет, нет! – Женька быстро забрала у тетушки Здравы резную шкатулку. – За прическу – мерси, а с косметикой я уж как-нибудь и сама справлюсь. Что тут? Ага! Помада, румяна, тени для век… все вижу, все сама сделаю.