Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден

Скажи это кто другой, и Джекс усомнился бы, но слово Ролли крепче стали.

– Знаю, брат. Однако не мог.

– Мешок сказал, что-то было не в струю, – заметил Ролли. – Вы, парни, зарулили в четыре утра, так что я волей-неволей должен предположить, что дело неладно. Может, тебе стоит посвятить меня в суть проблемы?

Джекс оглянулся на Мешка с остальными.

– Хочешь здесь или в своем кабинете?

Ролли понял, что он имеет в виду.

– Нынче утром кандидатов здесь ни души. Можешь считать все сказанное здесь столь же сакральным, как все произнесенное в стенах Капеллы.

Джекс неспешно кивнул. Неизвестно, умеет ли Мешок-башка хранить секреты, с Антонио они едва знакомы, но Ролли Джекс верит.

Дверь служебного входа распахнулась, и в нее вошел Блоха, неся большущее блюдо с горой еды.

– Джекс, иди садись, – позвал он. – Тор хочет, чтобы его стряпню ели горячей. Он не давал ей там остыть, но не испытывай его терпение.

Джекс тряхнул головой. Блоха стянул волосы на затылке резинкой, а свою эспаньолку обжал стальным колечком.

– Черт, Блоха… Надеюсь, повар из Тора получше, чем из тебя официантка.

– Садись, жопа, – буркнул Блоха, брякая блюдо на стойку.

– Ты можешь есть и говорить одновременно? – спросил Ролли. Если и в шутку, то ничем этого не выдал.

– Справлюсь, – проговорил Джекс, сглатывая слюнки.

Подойдя к стойке, он взгромоздился на табурет, обмениваясь кивками и приветствиями с остальными присутствующими.

– Вы чё, мужики, все время так питаетесь? – полюбопытствовал он, вонзая вилку в яичницу.

– Пару раз в неделю, когда на Тора находит охота постряпать, – поведал Антонио.

– Эдак мне может расхотеться возвращаться, – изрек Пыр, отодвигая опустевшую тарелку.

Джекс на пару минут позволил себе забыть о деле, уткнувшись в тарелку с пищей и накладывая яичницу на тост.

Когда он опустошил полтарелки, Ролли, пододвинув табурет, сел рядом, держа в руке кружку кофе.

– Ладно, мужик из Чарминга. Твой живот уже урчит не так громко. Не хочешь ли объяснить свое прибытие под покровом тьмы, и, что важнее, почему вы без своих жилетов? Если б я заявился к вам без своего, навряд ли меня ждал бы такой же теплый прием.

Джекс кивнул, промокнув крошки с усов.

– Мы оценили, Ролли. – Он повернулся на табурете лицом к местному президенту так, чтобы как можно больше остальных парней САМКСЕВ могли его видеть. – Сокращенная версия…

И выложил им все.

Когда он закончил рассказ, Мешок-башка отхаркнул полный рот мокроты.

– Чертовы рашены! – И он смачно выплюнул сгусток в свой пустой стакан от сока.

Ролли возложил ладонь на свое неохватное брюхо, в раздумье сдвинув брови.

– Мы тут стараемся не светиться на экранах радаров, чувак, – проронил он. – И ты это знаешь. Мы повидали свою долю разборок, но пытаемся вести дела цивильно, сосредоточившись на прекрасном. Однако семья есть семья. Пока не убедишься, что твоя сестра в безопасности, получишь от нас все, что потребуется. Кровь, пот и слезы.

– Спасибо, брат. – Джекс подался к Ролли: – Я знаю, что ты стараешься не заступать за черту. И мы сделаем все, что можем, чтобы не привести беду на твой порог.

– Точно, – поддержал Пыр.

Рыжий, повернувшийся, чтобы посмотреть, как разворачивается беседа, приподнял свою кружку кофе в знак согласия.

– Чем мы можем помочь? – спросил Ролли.

Джекс втянул ноздрями амбре прокисшего пива, наполняющее бар вместе с теплом и духом товарищества чартера Северного Вегаса. Эти парни делают хорошее дело, и Джексу не хотелось пустить все псу под хвост, тем более когда в Чарминге такая напряженка. Меньше всего на свете охота тащить свое дерьмо под чужой кров.

– Прямо сейчас – только местом, где можно преклонить голову, и кое-какой информацией. – Он по очереди оглядел Блоху, Антонио, Тора и Мешка. – О соперничестве группировок «Братвы» слухи не доходили?

Те вразнобой покачали головами.

Наконец Ролли, погрузившийся в раздумья, пожал плечами:

– У нас есть завязки в местной полиции. Типа, конструктивное сотрудничество, знаешь… И мы можем потолковать с мужиками, связанными крепкими узами с прежними мафиозными воротилами, которые до сих пор прокручивают львиную долю темных денег в Вегасе. Не знаю, насколько они смогут помочь, но попытаться стоит.

Тут кто-то кашлянул в глубине бара, и, обернувшись, все увидели, что в зал вошел Джойс. Давно ли он слушает, Джекс не понял.

– Мешок, а про заведение Птичника ты им рассказать не хочешь? – спросил Джойс, и мишень шрама на его щеке злобно сверкнула в дневном свете, падающем в бар сквозь витрину.

Мешок-башка наморщил лоб, вскинув руки к лицу, словно его изводили какие-то насекомые и он хотел от них отмахнуться. Подергался, шмыгнул носом, а затем торопливо кивнул.

– Верно, верно, Гарри, – выговорил он, изогнув один уголок рта в улыбке. – Чё-то я туплю, ага… Надо было самому допереть без твоих напоминаний.

«Гарри Джойс». Джекс и забыл, как зовут этого парня.

– Кто такой Птичник? – задал вопрос Рыжий.

Вздрогнув, Мешок повернулся к нему, словно и не думал, что у Рыжего есть голос.

– Чувак тащится от старого джаза, да еще держит в клубе кучу попугаев. В стрип-клубе, называется «Птичий край». Люди думают, что название от девчонок, «птичек», как их кличут в Лондоне или где там, но тут дело в джазе. Знаменитый нью-йоркский клуб называется так же, но там ни голых сисек, ни попугайчиков.

Прислонившись спиной к стойке, Пыр скрестил руки на груди:

– Что-то я запутался. При чем здесь это?

Джекс бросил вопросительный взгляд на Джойса в надежде, что тот придет на выручку, и не был разочарован.

– В «Птичьем краю» всегда болтается пара-тройка русских бандюков, – сообщил Джойс. – Если хотите чисто сразу выяснить, что «Братва» собирается замутить в Вегасе, начинать надо оттуда.

– Есть контакты в клубе? – обернулся Джекс к Ролли. – Кто-нибудь, кто указал бы в нужном направлении?

– Найдется кое-что получше контакта, – хлопнул его по плечу Ролли. – Подожди до вечера, и Джойс сходит с тобой. Он знает и лица, и имена.

– Я – за, – согласился Джойс, улыбнувшись, но глаз его улыбка не коснулась.

Кивнув в знак благодарности, Джекс обернулся к Рыжему, увидел выражение облегчения и сумрачной решимости в его взоре и понял, что они отражают его собственные. Они явились в бар «Могильный камень», не рассчитывая найти тут что-нибудь, кроме ночлега. Люди так редко превосходили его ожидания, что всякий раз, когда это случалось, Джекс испытывал огромную радость.

– Спасибо, мужик, – поглядел он на Джойса.

Мешок потянул сопли, хрюкнув мягким нёбом, потом насмешливо бросил:

– В этом весь Гарри Джойс. Никогда не мог устоять перед бедствующей дамочкой.

– А, ну понятно, ты еще не встречался с очаровательной сестренкой Джекса, – негромко рассмеялся Пыр. Развернувшись на табурете, он обвел бар взглядом. – Уж поверьте мне, ребятишки… Тринити Эшби не какая-нибудь там кисейная барышня. И никакая, к чертям, не бедствующая дамочка.

Тринити никогда не была плаксивой девчонкой. Послушать мать, так в младенчестве она завывала, как банши, верещала так, что мертвого подымет. Подруга матери Кира однажды сказала, что плач новорожденной Тринити мог бы согнать Иисуса с креста, и Тринити испытывала от этого извращенную гордость. Но едва она научилась ползать – то есть передвигаться без необходимости усилий со стороны матери, – как слезы иссякли. Ну да, она поплакала на похоронах-других, но на этом и всё. Романтические кино заставляли ее закатывать глаза, и даже в подростковом возрасти ни один мальчишка не мог заставить ее заплакать… хоть она и расквасила им немало носов.

И нынче утром Тринити была в ярости на себя за слезы, пролитые вчера ночью. Феликс погиб, и его похоронили, так что погоревать было вполне естественно, но Тринити знала, что должна быть куда более стоической. Она должна научиться отключать внутреннюю боль, окостенеть душой, иначе ей попросту не пережить всего этого.

«Уж наверняка смерть Феликса – отнюдь не последняя».

Собравшись с духом перед волной холода, она ступила под душ. Утром в пустыне прохладно, но вода просто ледяная. Гаврила с Кириллом сумели без особого труда запустить скважинный насос, обслуживающий отель – а заодно и смердящий соляркой генератор, – но водонагреватель сломан, так что на горячую воду рассчитывать не приходится. И все же вода смывает с тела и ночной пот, и вчерашнюю пыль, и это замечательно.

Дрожа от холода, Тринити с головы до ног намылила покрытую мурашками кожу, торопясь изо всех сил.

Феликс был славным человеком, но опыт научил Тринити тому, что гибель хороших людей – одна из немногих вещей, которые жизнь может гарантировать.

«Только не Олега», – подумала она. Его она не отдаст ни за что. Олег хороший человек. Тринити пугала мысль, что ради выживания ему может потребоваться стать плохим, но если эта цена, которую надо заплатить, чтобы не потерять его, – быть посему.