Я жулика люблю - Светлана Денисова

— Спасибо, нет, я за рулем. Ну, так что скажете, Василий Федорович?

— Пятнадцать — это все же слишком. На двенадцать я бы еще мог согласиться.

— Так и передать?

— Уверен, он пойдет нам навстречу. В конце концов, Юля пока у нас.

— Надеюсь, вы понимаете, что если хоть пальцем ее тронете…

— Дорогой мой! Да что вы в самом деле! Я бы и не пошел на столь крайнюю меру, будь Алексей Петрович хоть чуточку сговорчивее с самого начала, когда мы только ознакомили его с нашими деловыми предложениями.

— Пятнадцать, — твердо сказал Сергей.

— Двенадцать с половиной, — не менее твердо возразил Василий Федорович.

«Прямо исторический торг между Кисой Воробьяниновым и Остапом!» — подумала Юля.

— Это бесполезный разговор. — Сергей встал, и под его твердыми шагами половицы заскрипели громче. — Видимо, придется Алексею Петровичу самому с вами договариваться.

— Ладно, ладно, успокойтесь, — ворчливо сказал Василий Федорович, отбросив свою фальшивую доброжелательность. — Я не уполномочен решать этот вопрос. Если вы подождете, я созвонюсь кое с кем.

— Некогда мне дожидаться. В общем, или пятнадцать, или Алексей Петрович примет ответные меры.

— Никаких мер он не примет! — жестко сказал хозяин. — Хорошо, пусть приезжает сюда сам. Я постараюсь все уладить к обоюдному удовольствию.

— Да уж, удовольствие что надо, — усмехнулся гость. — Я поехал. Вечером ждите Мордвинова.

— Я поняла, — Юля отставила в сторонку пустую банку и закурила, — что времени у меня почти нет. И такую память решила по себе оставить, чтобы им тошно сделалось, и очень надолго.

Юля улеглась поперек кровати, свесив голову и ноги, и принялась стонать на весь дом. Ее очень скоро услышали, и вбежавший Кругляк испуганно спросил:

— Эй, ты чего орешь-то?

— А-а-а! О-о-о! — стонала Юля, жутко гримасничая и мученически закатывая глаза.

Тут в комнате неожиданно появился Мишка, компаньон Кости Точило по похищению, о котором Юля уже сто раз успела забыть, и отпихнул Кругляка плечом:

— Степан, чего это с ней?

— Кабы я знал! Вот, лежит и орет. Судак, чего делать-то?

— Живо-о-от! — стенала Юля, постепенно сползая с кровати на пол. — Отра-ави-и-или меня-а-а, га-а-ды-ы…

Мишка-Судак метнулся в коридор. Через минуту в комнату вбежали Точило и Василий Федорович.

— Ой, пло-охо… — хрипела Юля.

— Ты чем ее накормил, коз-зел? — шипел Василий Федорович, роясь в аптечном шкафчике и осыпая соратников таблетками.

— Чем всегда, ветчиной баночной, — отбивался Кругляк-Степан. — Все жрали, и ничего! Она ж всего месяц назад сделана-то была!

— У-а-у-у! — Юля уже рыдала в голос, правда, от смеха, но перепуганные «гангстеры», к счастью, этого не поняли.

— На! Выпей! Да дайте же ей воды, суки недорезанные! — Василий Федорович наподдал под задницы Точиле и Мишке Судаку, те резво помчались вниз и зазвенели стаканами.

— Что-о это-о?.. — голосом умирающей спросила Юля.

— Слабительное. Где вода, сволочи?!

Вбежал запыхавшийся Точило и протянул Юле стакан. Облив щедрою рукою покрывало, девушка сделала вид, что проглотила таблетку, постонала еще немножко и бросилась в коридор, скорчившись и держась за живот. Под свитером у нее уже было кое-что припасено, не дай бог вывалится!

Заперев за собой дверь туалета, Юля выплюнула таблетку и, не переставая испускать душераздирающие стоны, принялась за свое черное дело.

К счастью, туалет был устроен добротно, как в городской квартире, с шикарным финским унитазом розового цвета. Опустив туда свой «сюрприз», Юля натолкала сверху смятых газет, вытащив их из-под свитера, поглубже пропихнула их «квачом» и спустила воду. Подождала. Первый ком раскисшей от воды бумаги проскочил. Юля навертела второй, не переставая кряхтеть и охать как можно громче.

— Я там почти полтора часа просидела, — Юля тряслась от смеха, а у меня из глаз уже ручьем бежали слезы. — А они все это время под дверью тусовались, боялись, что я сейчас концы отдам, представляешь?

— А п-потом? — еле выговорила я, заикаясь от хохота.

— Потом они завопили, что мой папка уже приехал. Он, как выяснилось, догадался, куда меня могли затащить, где-то рядом крутился. Они его по «сотке» вызвонили. Ну, папка, значит, в дом ворвался, прискакал на второй этаж и тоже стал под дверью колобродить! Я в лицо холодной водичкой плеснула, еще пук газет в толчок напоследок сунула и выхожу, вся зеленая и в пополаме. Этакий умирающий лебедь! Они меня под руки подхватили, всем скопом с лестницы повели. Суетятся все, зачем-то нашатырь мне под нос суют, а отец орет: «Отравители! Сволочи!» А они в ответ: «Да свежая была ветчина, свежая!» А он: «Вы этой дрянью собак бешеных травите!»

— Ох, господи… Погоди, дай дух перевести… — И я припала к банке с пивом, как к источнику в пустыне.

— Кое-как до папкиной машины меня доволокли, отец меня усаживает, а этот Василий Федорович все прыгает вокруг машины, извиняется. И тут ка-ак началось! Наверное, кто-то из этих придурков ручки зашел помыть или проверить — не облевала ли я их шикарную сантехнику, да и спустил сдуру водичку лишний раз. Короче, наверху заорали аж в два голоса, и как потечет прямо из-под дома на дорожку! По беленькому снежку… Все вопят, а дерьмо знай себе растекается по участку, да еще и пенится!

— У них трубу прорвало от твоих газет, да? — плача от смеха, спросила я.

— Наверняка. В доме-то техника «родная», а трубы? Те, что от Софьи Власовны достались! Вряд ли владелец дачи по всему поселку их выковыривал и менял, разорился бы просто. Так и остались основные коллекторы, или что там, совковые, на сопельках. Ну и вот… Ух, и зрелище было! Я бы ни за что не уехала, не дождавшись. И запах почище, чем на свиноферме! Отец только ахнул, прыг в машину и рванул с места, как Шумахер. А этот их босс так и остался стоять. Лысина дыбом, рот разинут, а под ноги ему ручейки текут, такого, знаешь, нежно-коричневого цвета… И текут, текут! Красота!

— Всем «мстям» месть, — я никак не могла отдышаться, — я бы не додумалась! Но ведь одних газет для такого катаклизма маловато?

— Так я же им кусок дрожжей туда бросила, — пояснила Юля, — нашла его в шкафу на полке. Вот дерьмо и «забродило»!

От смеха я уже не могла глотать, и пиво полилось на стол.

Рассказав мне эту веселую историю, Юля заявила, что ей пора отчаливать, и ушла, звеня колокольчиками, словно тибетский монах.

Выпитое пиво здорово ослабило мои умственные способности.

Вместо того чтобы срочно звонить Макару Захаровичу и излагать ему содержание нашей с Юлей беседы, я лежала на диванчике и тупо смотрела в пространство, пытаясь самостоятельно решить задачку, врала мне девчонка или нет.

Собственно, а зачем ей врать? Или она, как Вадим, с бухты-барахты решила, что я одна из тайных пружин в этой пирамидальной афере? Что-то слишком подозрительной я кажусь разным жуликам, и это при моей деловой и коммерческой непорочности.

Видимо, сильно я все же поплыла, поэтому совсем не удивилась, когда затрещал телефон. В полной уверенности, что это звонит Макар Захарович, я расслабленной рукой сняла трубку и лениво протянула:

— Слушаю.

— Милочка? Здравствуй.

Это был Вадим! Хмель слетел с меня, как бикини со стриптизерши. Как он посмел? После всего того, что устроил в моем доме! У меня моментально вылетело из головы, что я ждала этого звонка и уже не надеялась дождаться. Во мне вскипело справедливое негодование, подогретое алкоголем до критической температуры, и я немедленно закатила своему герою-любовнику грандиознейший скандал:

— Ах ты, негодяй! Как у тебя наглости хватило сюда звонить, да еще назвать меня Милочкой?

Он попытался перебить, но меня, по выражению Макара Захаровича, «понесло», и словесный шквал только набирал силу:

— Совсем меня идиоткой считаешь? «Ах, за мной гонятся, я умираю, погибаю! Ты — моя спасительница!» Это ты меня за свое спасение так отблагодарил, да? Всю квартиру мне разгромил, хорошо, хоть мебель в окно не повыкидывал и до поджога не додумался!

Неизвестно, что бы я еще успела выболтать. Например, что кое-что знаю о настоящих хозяевах квартиры на «Щелковской».

Но тут Вадиму удалось-таки вклиниться в поток моих обвинений, и он затараторил, боясь, что я вот-вот его перебью:

— Милочка, лапушка, я тебе все-все объясню. Я был вынужден на это пойти, отвлечь их внимание…

— Я тебе не лапушка! — рявкнула я так, что у самой в ушах зазвенело.

И тут Вадим вдруг спросил совершенно другим тоном:

— Кстати, а почему ты вообще подумала, что это я устроил у тебя погром?

— Почему, почему! Потому что я совсем не такая безмозглая, как тебе кажется.

Нет, от него так просто не отделаешься. Ах я, дура пьяная! Язык мой — враг мой, причем самый коварный. Ну и как я ему все это объясню? Заявлю, что с генералом КГБ в отставке общаюсь и он меня бесплатно консультирует? Вот влипла!