Разгневанная земля - Евгения Яхнина

Гуваш первый нарушил молчание, хлопнув задумавшегося Кошута по плечу:

— Лайош! Ты опять отсутствуешь… Я давно заметил, что на природе ты становишься мечтательным. На трибуне ты совсем другой! Там ты собранный, чёткий слова разящие, голос…

— … остаётся гласом вопиющего в пустыне! — с горечью докончил Кошут.

— Да с чего ты, брат, впал вдруг в меланхолию! Как можно утверждать, что твои выступления проходят бесследно! Твои крылатые слова передаются из уст в уста по всей Венгрии.

— Да, но как мало удалось добиться таким путём! Как медленно всё движется!

— Бог мой! Что с тобой сталось, Лайош? Час назад ты сам признал, что последнее десятилетие принесло немалые изменения. И нечего умалять свою роль. А скоро, когда ты займёшь депутатское место…

— Для этого надо ещё сперва быть избранным.

— И ты будешь избран, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Пусть Фения и его друзья лезут из кожи вон… — Гуваш вдруг весело рассмеялся. — Я не хотел рассказывать, но, пожалуй, тебе полезно будет узнать… Ездил я недели три назад в Вену: мне надо было получить отсрочку платежа по закладной и приобрести в кредит вторую шерстобитную машину. Прихожу я к директору банка. Как водится в таких случаях, разговор начинается издалека. То да сё, каков урожай, что нового в комитате. Потом зашла речь о выборах. Тут-то он мне и намекнул, что теперь банк даёт кредиты осторожно, не зная, каков будет новый состав Государственного собрания, и недвусмысленно добавил, что я могу надеяться на отсрочку платежа лишь в том случае, если граф Фения пройдёт по нашему округу. И что же ты думаешь? Почти дословно то же повторил мне и австриец-заводчик, у которого я торговал машину. «Ну, — решил я, — они набирают голоса в пользу графа Фении. Пора и нам приниматься за дело». Граф Людвиг Баттиани находился в это время в Вене. Зная о его дружбе с тобой, я направился к нему и поделился с ним своими соображениями насчёт предвыборной кампании. Он без обиняков так и заявил: «Я не пожалею, если это понадобится, своего состояния, чтобы провести Лайоша Кошута в депутаты!» — «Что вы, ваше сиятельство, — сказал я в ответ, — пусть разоряется Фения, он только богатой мошной может заменить отсутствие таланта, а одно острое словечко Лайоша стоит больше, чем все графские конные заводы!..» Постой, да вот, кажется, и кузнец. Наконец-то!

В самом деле, к мосту приближались трое людей: впереди шёл кучер, за ним кузнец с инструментами и его дочь, шестнадцатилетняя Каталина.

Сильные руки с набухшими венами на кистях и мускулы, проступавшие сквозь холщовую рубаху, да кожаный фартук выдавали профессию Игнаца. Угрюмый, исподлобья, взгляд, заросшее бородой лицо, отрывистая речь — таков был Игнац Не́реи, кузнец из «Журавлины полей».

Гуваш с кучером и кузнецом стали обсуждать, ка скорее помочь беде. У Кошута тем временем завязался разговор с девушкой, которая с нескрываемым любопытством разглядывала гостей. Приключение, вынудившее господ задержаться среди дороги, было неожиданным развлечением в её однообразной жизни. Щёки её от быстрой ходьбы разрумянились. Тёмные глаза блестели. Нитка ярких деревянных бус, охвативших несколько раз её шею, казалось, была подобрана под цвет алым губам.

— Мы живём за мостом, — весело тараторила она, совсем неподалёку, как раз на самой границе «Журавлиных полей», а принадлежим графу. Мы-то вольные, но земля наша всё равно графская… Может, пока отец управится с коляской, вы отдохнёте у нас? — расхрабрившись, предложила она вдруг.

— Отчего же нет? С удовольствием! — Кошут оживился. Непосредственность девушки, её приветливость вернули ему хорошее расположение духа.

— Куда это ты собрался? — Гуваш не без удивления смотрел на друга.

— Да вот… — Кошут запнулся и, улыбнувшись девушке, продолжал: — Как неловко получилось, я даже не знаю имени хозяйки дома, куда иду в гости.

— Меня зовут Каталина, — отозвалась дочь кузнеца. — А мне можно узнать, как вас зовут? — непринуждённо спросила она.

— Конечно. Я Лайош Кошут, а моего друга зову Даниэль Гуваш.

Каталина вдруг потеряла прежнюю развязность:

— Господина Гуваша я знаю, а вас… Я только слыхала, как про вас в кузнице разговаривали.

— Что ж там про меня рассказывали? — Кошут был заинтересован.

Деревенская кузница — это своего рода клуб в глухих местах Альфёльда. Кузнец всегда лучше других осведомлён о том, что происходит на белом свете. Неполадки с повозкой или вывалившийся из подковы гвоздь приводят в кузницу самых разнообразных посетителей — и знатного магната, и крестьянина, и почтаря, и охотника за дичью… О чём только не ведут разговоры в кузнице!

— Ну, чего же ты смутилась, Каталина? — настаивал Кошут. — Неужели ты обо мне слышала такие плохие слова, что не хочешь их повторить?.. — Весёлый, шутливый тон Кошута приободрил сконфузившуюся было Каталину.

— Я бы не постеснялась рассказать, да вот беда, — Каталина звонко рассмеялась, — не подумала я тогда, что придётся мне встретиться с господином Кошутом, я и не прислушивалась к разговорам.

— Хитришь, девица! — вмешался Гуваш. — Не хочешь обидеть гостя, вот и не всё рассказываешь.

— Право же, мне и скрывать-то нечего!

— Она верно говорит, — вмешался кузнец. — Я сам её из кузницы гоню, оберегаю. Всякие ведь люди заходят.

Каталина поспешила отвести разговор от щекотливой темы:

— Что ж, господа, вам стоять на ветру! Пожалуйте и вы, господин Гуваш, к нам — согреться, отведать моей сливовицы.

— Я бы не прочь. Тонда угощал меня однажды твоей сливовицей. Хороша, ничего не скажешь! Да надо тут присмотреть… Идите без меня, но не задерживайтесь.

Не успели Каталина и Кошут сделать по мосту несколько шагов, как увидели вдали человека, скакавшего во весь опор.

Оба невольно остановились. Прошла минута, и стало заметно, что за первым всадником мчались ещё четверо. Каталина, а за ней Кошут прижались к деревянным перилам моста.

Гуваш, Игнац и Тонда стояли неподвижно около экипажа и растерянно глядели на всадников, вытянувшихся в линию один за другим.

Между тем Янош с тревогой сознавал, что его настигает погоня. Но, увидев очертания долгожданного моста, юноша приободрился. «Проскочу мост, — подумал он, — а оттуда до болота рукой подать!.. Но что это?» Янош разглядел на мосту экипаж и суетившихся возле него людей. Его охватил страх: мост был узкий, рассчитан на одностороннее движение, и поставленная поперёк распряжённая карета не оставляла прохода… А погоня всё ближе и ближе…

— Пропал я! — прошептал Янош.

Лошадь рвалась вперёд, словно не было перед ней никакой преграды. «Взять препятствие или разбиться! — лихорадочно работала его мысль. — Лучше погибнут чем попасть в руки графа!» И, когда копыта Грозы коснулись настила моста, Янош отпустил поводья, смело отдавшись воле степного коня…

Ещё мгновение, и взмыленная Гроза взвилась точно птица и пролетела над экипажем. Легко взяв трудный барьер, конь нёс всадника дальше и дальше от опасности.

Вздох облегчения вырвался из груди Каталины. Одобрительно глядели вслед смелому наезднику и мужчины.

Погоня уже приближалась к мосту.

Первым достиг моста Миклош; вслед за ним прискакали остальные. Миклош спешился.

Молодой граф Тибор Фения, заметив гостей, спешился.

Приказав Миклошу и его спутникам продолжать погоню, он подошёл к Кошуту, приветливо поздоровался сперва с ним, потом с Гувашем.

— Мы, кажется, попали в самый разгар охоты, — сказал Гуваш, пожав руку молодому офицеру и кивнув в сторону умчавшихся всадников.

— Да, только вместо вепря пришлось удовлетвориться захудалым зверьком. — Тибор рассмеялся, стараясь придать разговору шутливый тон, но, не встретив поддержки, поспешил переменить тему и спросил: — Надеюсь, вы к нам, в «Журавлиные поля»?

— Да, — сухо ответил Кошут, — мы получили любезное приглашение графа, но непредвиденные обстоятельства, — Кошут показал рукой на экипаж, — помешали нам прибыть вовремя.

— Не огорчайтесь, — всё тем же любезным тоном сказал Тибор Фения, — охота сегодня задержалась. Вы попадёте в самый разгар травли. Я тотчас вышлю за вами карету. Она прибудет сюда раньше, чем кузнец справится с вашей.

Он вскочил в седло и добавил на прощание:

— Итак, ждём вас. Граф и графиня будут очень рады.

Пришпорив коня, он помчался обратно с такой поспешностью, точно и впрямь был озабочен трудным положением, в котором очутились Кошут и Гуваш.

Игнац и Тонда заканчивали работу. Рессора был исправлена, осталось поставить на место задние колёса, которые были сняты, и впрячь лошадей. Гуваш отдавал распоряжения, а Кошут тем временем подошёл к дочери кузнеца, которая стояла в отдалении на берегу и не отрываясь смотрела, как удаляются всадники.