Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века - Сергей Глезеров

Газета ориентировалась на предстоящие выборы Государственной думы и пропагандировала умеренно-либеральную идеологию, исповедуемую кадетской партией. Дату выхода первого номера выбрали не случайно: редакция подчеркивала, что газета начинает свой выпуск в 45-ю годовщину объявления манифеста об отмене крепостного рабства.

«Собраний предвыборных было очень мало, – отмечалось в редакционной статье первого номера, – других собраний, где отдельные партии могли бы объединять население, не разрешает администрация; и вот, чтобы хоть несколько посодействовать населению Царскосельского уезда в его трудной задаче разобраться в предвыборных вопросах, мы и решили выпускать настоящее издание».

«Жизнь уезда не богата событиями, – говорилось далее, – и все то сложное, великое, что совершается теперь во всей России, отражается у нас мелкими, иногда даже на первый взгляд малозначительными явлениями. Вот почему мы в своих статьях не будем ограничиваться только одними выборами, но по возможности будем затрагивать все явления нашей уездной жизни. Политической программой нашего издания является программа партии "Народной свободы"».

На страницах газеты публиковались сведения о предвыборной деятельности на территории Царскосельского и других уездов Петербургской губернии, связанных с деятельностью кадетской партии, – собраниях избирателей в Царском Селе, Гатчине, в уездных деревнях и селах, бурных дискуссиях на политические темы. К примеру, сообщалось, что 14 февраля 1906 года в селе Рождествено с разрешения губернатора хозяин местной усадьбы Владимир Дмитриевич Набоков (отец будущего знаменитого русского писателя) устроил собрание крестьян по политическим вопросам.

Царскосельская открытка. Начало XX века

«Собрание привлекло очень много интересующихся, – говорилось в отчете о состоявшемся мероприятии. – Следует пожелать, чтобы устройство таких собраний не встречало препятствий со стороны администрации и в других частях уезда, тем более что интерес к таким собраниям со стороны крестьян несомненен». А вот в селе Копорье Петергофского уезда выборы уполномоченных от волости не состоялись из-за отказа крестьян принимать в них участие. «Любопытно, что в этой волости находится имение петербургского губернатора Зиновьева».

Чем ближе приближались выборы, тем жарче разгорались политические страсти. Сознательные и политически подкованные граждане, главным образом представители городской интеллигенции, собирались на предвыборные собрания, а огромное большинство уездного населения, мало понимавшее в партийной борьбе, слабо представляло себе суть происходившего.

«Время выборов приближается, а между тем далеко не всякий избиратель может похвастаться тем, что он знает, за кого ему подавать голос, кто является наиболее желательным, по его мнению, кандидатом в выборщики, – говорилось на страницах "Царскосельского предвыборного листка" в марте 1906 года. – Что делать такому избирателю? Ответ один – избирать партийных кандидатов… Беспартийному избирателю, не имеющему на примете подходящего кандидата, следует подавать голос за кандидатов тех партий, программам которых он более или менее сочувствует».

Политическая предвыборная борьба в городах Царскосельского уезда сводилась к ожесточенной полемике между кадетами, октябристами и монархистами-националистами, представлявшими черносотенный «Союз русского народа». Кадеты относили себя к политическому центру, считая своими союзниками «Союз 17 октября», партию правового порядка и «Всероссийский торгово-промышленный союз». Однако, если октябристы и «правовики» были готовы идти в Думе на компромиссы с правительством, то партия кадетов и Всероссийский торгово-промышленный союз обещали прежде всего требовать в Государственной думе «осуществления гарантий свободы».

Кадеты заявляли о необходимости парламентаризма и конституционного строя в России и о необходимости ответственности министров перед Думой. «Партия "Народной свободы" добивается осуществления своих политических требований исключительно путем мирной борьбы, путем убеждения и слова, – заявляли агитаторы. – Она стоит за единую, нераздельную, мирную и свободную Русь. Россия должна быть свободна и весь народ свободным. Вот знамя, под которым идет партия "Народной свободы". Всякий закон в Думе партия будет проводить лишь постольку, поскольку он не будет противоречить свободе».

Оппоненты обвиняли кадетов в двух «смертных грехах» – республиканстве и федерализме. «Народ не знает, что такое республика, народ знает царя-батюшку он за него стоит, а мы, как партия народная, стоим за того же царя», – отвечали кадеты. Что же касается федерализма, то, по словам кадетов, автономия, за которую стоит партия «Народной свободы», не грозит распадом России и отпадением от нее каких-либо частей, чем пугали избирателей крайне правые и националисты.

«Если избиратель думает, что только народное представительство, обладающее законодательной властью, может вывести нашу истерзанную, окровавленную, разоренную родину на путь мирного развития и прогресса, – витиевато говорилось в программном заявлении Царскосельского комитета кадетской партии, – если он понял, что узы любви сильнее уз насилия и что только этими узами можно связать воедино разнородные нации и племена государства, то пусть он отдаст свой голос кандидатам партии "Народной свободы"».

Когда до выборов оставалось совсем немного времени, газета констатировала, что ситуация с первыми в истории России парламентскими выборами крайне неблагополучная. С разных концов страны приходили сообщения, что выборный процесс подавляется, как принято говорить сегодня, «административным ресурсом» либо бойкотируется несознательным местным населением.

Где-то выбирался сельский старшина, холопски подчиненный начальству и не способный стоять на страже народных интересов; в другом месте земский начальник требовал выбрать удобных и желаемых ему кандидатов; в третьем аресту подвергался выбранный «интеллигентный» крестьянин-представитель; в четвертом граждане сами бойкотируют выборы; в пятом администрация вознамерилась лишить население выборного права, и т.д. и т.п.

«Жгучая горечь закрадывается в душу, – резюмировал обозреватель "Царскосельского предвыборного листка". – Этого ли мучительно ждет наболевшее русское сердце? Этого ли ждет изнывшая, задохнувшаяся в бюрократических тисках, в бездне беззакония и бесправия наша дорогая, многострадальная родина?»

Как известно, тогдашние выборы в Государственную думу являлись невсеобщими и многоступенчатыми. Стать избирателем можно было только с 25 лет. Закон устанавливал около полутора десятков категорий граждан, не допускаемых к выборам. Прежде всего к ним относились лица женского пола. Исключение составляли владелицы недвижимости: им разрешалось доверить право выбирать своим мужьям и сыновьям. «Лишенцами» были также учащиеся учебных заведений, воинские чины, «бродячие инородцы», иностранные подданные и т.д. Не могли участвовать в выборах губернаторы и вице-губернаторы, градоначальники и их помощники (но только в пределах подведомственных им местностей), а также чины полиции там, где производились выборы.

Депутатов Думы избирали не прямо, а через выборщиков. Исключение составляли только пять самых крупных городов империи: Петербург, Москва, Одесса, Рига и Киев. Все население на выборы делилось на пять групп, или курий: землевладельцев, крестьян, рабочих и две категории горожан (более и менее состоятельных).

Каждая из этих курий избирала своих выборщиков отдельно на своих избирательных съездах. На съезды делегировались либо непосредственно избиратели (тогда выборы были двухступенчатыми), либо уполномоченные от избирателей (тогда выборы становились трехступенчатыми). Для каждой губернии существовала особая «разнарядка»: сколько выборщиков должна избрать каждая курия. Большинство их приходилось на землевладельцев.

Процесс избрания выборщиков (без тавтологии не обойтись. – С.Г.) проходил следующим образом. Не позже чем за неделю до выборов управа рассылала каждому избирателю через полицию особое именное объявление о времени и месте выборов и два конверта. Голосование проходило путем подачи записки, в ней избиратель писал имя своего кандидата из избирательного списка (разумеется, без своей подписи – выборы тайные). Записку можно было написать или заблаговременно дома, или в помещении выборов – в особой отведенной для этой цели комнате. Затем записка вкладывалась в присланный управой конверт, запечатывалась и вместе с именным объявлением подавалась председателю избирательной комиссии, он лично тут же опускал конверт в особый ящик.

Голоса подсчитывались на следующий день. Избранным считался тот, кто получил голосов больше всех, но не менее половины из всех поданных. Если же таковых не выявлялось, то назначались новые выборы, и теперь уже избранным становился тот, кто набрал простое большинство. (Кстати, именно для дополнительных выборов и предназначался второй конверт.)