Утренние прогулки - Валерий Воскобойников

И Федор Матвеевич протянул мне два пакета.

- Держи, Коля. Здесь книга «Редкие животные нашей Родины», а тут - «Золотой ключик» и фрукты… А я побежал. Всего вам доброго… А то на поезд опоздаю, - объяснил он папе и Татьяне Филипповне.

- Мы ведь с вами знакомы, не правда ли? - спросила Татьяна Филипповна. Она изо всех сил вглядывалась в лицо Федора Матвеевича. - Мне кажется, я с вами училась в одном институте… Только не могу вспомнить вашу фамилию. Вас все звали Димочкой.

- Нет, вы меня простите, я в институте не учился. А зовут меня - Федор Матвеевич, вас же - Татьяна Филипповна, правильно?

- Правильно, - сказал удивленно папа.

- Еще раз прощайте, я побежал.

Он повернулся и быстро-быстро пошел к воротам.

- Странный какой человек, - сказал папа, - ехал такую даль, а задержался на минуту.

- Просто он деликатный, - объяснила Татьяна Филипповна, - увидел, что приехал отец, и решил не мешать.

- Он с маминой работы, по-видимому?

Я не стал объяснять, кто он, и молча кивнул: «С работы».

- Показывай-ка свой лагерь. - И мы пошли по аллее.

Я показал им нашу дачу, потом провел мимо трибуны и мимо мачты, на которую залезал. И рассказал им про торжественную линейку.

- Вот на эту мачту залез? - удивился папа. - Я бы не смог, я до сих пор боюсь высоты.

Потом мы пошли через лес на озеро.

- Надо же - черника растет! Самая настоящая черника! - удивилась Татьяна Филипповна, когда папа сорвал несколько ягодин и протянул ей. - Я уже лет пятнадцать, как в лесу не была.

- Ты что же - купаться надумал? - спросил папа, когда мы подошли к озеру. - Совсем самостоятельным стал мужчиной.

- Конечно, поплаваю, - сказал я.

Они сидели на песке под сосной, а я плавал разными стилями: и на спинке и полукролем.

Они волновались все время - особенно Татьяна Филипповна, - даже вскакивали несколько раз, когда я уплывал к краю купальни.

- Я сюда каждый день заплываю, - успокаивал я их, - нам со Светой разрешают.

Тут я вспомнил, что со Светой мы уже не разговариваем три дня, плавать мне расхотелось, и я пошел на берег.

- Ты, по-видимому, чемпион в своем лагере? - спросила Татьяна Филипповна.

- У нас первый отряд за купальню заплывает.

- И не вытираешься? - спросил папа.

- Конечно, нет. Я всегда так высыхаю, от солнца.

Мы пошли снова через лес. Тут папа от нас отстал немного, постоял, пошевелил губами, догнал нас и спросил Татьяну Филипповну:

- Не пора ли нам к дому?

- Не пора, - засмеялась она. - Я же сказала, что сама кончу вечером весь расчет.

Папа сразу снова повеселел и даже побежал со мной наперегонки до высохшего дуба. Про этот дуб нам говорили, что ему двести десять лет. Я бежал быстро и слегка обогнал папу.

- Стареет отец твой, стареет, - пропел папа.

Потом они все-таки собрались уезжать, и папа оставил мне книгу «Занимательные математические задачи трех последних тысячелетий».

- Ты тут не все поймешь, но это не страшно. Хотя я в твое время щелкал эти задачи во сне.

Я проводил их до ворот. Дальше бы не пустили дежурные.

Поэтому я влез на забор, перевесился и долго смотрел, как они уходили по дороге, как поворачивались ко мне, прощально махали мне и снова шли дальше.

А со Светой мы так и не разговаривали. Она ходила в обнимку с Ленкой, и Ленка постоянно смеялась своим противным голосом. Ленкин смех был похож на визг.

Однажды Ленка подошла ко мне.

- Ты чего все время на нас смотришь? - спросила она, хихикнула и состроила такую гримасу, что я даже отвернулся.

- На тебя только и смотреть, - ответил я, - что у меня, дел нет, что ли.

- А на Свету почему смотришь?

Я не стал тогда с ней разговаривать и пошел играть к ребятам.

Утром я увидел, что Света идет в столовую не с Ленкой, одна. И после завтрака Ленка что-то крикнула Свете, а Света даже не повернулась.

А через час Ленка стояла у стены дачи, и девочки из отряда подходили к ней по очереди и толкали ее. Одна девочка даже пнула ногой. Ленка закрывала лицо руками и тихо плакала.

- Будешь еще сплетничать! - приговаривали девчонки.

- Она такие сплетни разводила, просто ужас, - сказала мне та девчонка, которая пнула ее ногой. - Мы ей сначала верили, а сегодня все открылось. Ты тоже иди ей отомсти. Она про тебя знаешь, что говорила? Всем девочкам рассказывала. Я даже повторить не могу, вот что она говорила!

Девчонка все стояла около меня и не замолкала, а мне стало так стыдно, что посередине ее слов я повернулся и ушел в дачу.

Потом я вдруг услышал, что меня зовут.

- Колька! Колька! Тебе открытка. Вот интересно: вчера у него родители были, а сегодня уже ему письма шлют! - кричали мне.

Я вышел на крыльцо.

- Ты что, не слышишь? Тебе открытка.

«Откуда мне письмо, - подумал я. - Может быть, от мамы?»

Я взял открытку и сразу понял, что не от мамы. Лучше бы я ее не брал! Лучше бы она потерялась где-нибудь на почте!

«Здравствуй, Николай!

Как ты живешь? Я живу хорошо.

И еще я узнал, что тогда моя мать правду сказала про твоих родителей. Твои родители уже разошлись, а от тебя скрывают. Это моя мать точно знает».

До свидания. Виктор Бабенков.

А твой адрес я узнал у твоей матери, когда она уезжала».

Я прочитал эту открытку во второй раз и в третий.

Тут ко мне подошел Игорек.

- Ты письмо получил, да? - И он привстал, чтобы разглядеть, что там написано.

А я спрятал открытку быстрей за спину и неожиданно закричал на него тонким противным голосом:

- Тебе-то какое дело! Сует нос не в свои дела!

- Я просто так, спросить. - Он даже растерялся, и губы у него задрожали.

Но я продолжал орать на него.

Потом я побежал куда-то по дороге. Потом я увидел в руке ту открытку, смял ее и сунул в карман.

В это время прямо на меня вышел из-за кустов Евдокимов.

- Куда бежишь? А я тебя ищу, - обрадовался он.

Но я закричал на него тем же противным визгливым голосом.

- Пусти с дороги! - кричал я ему.

- Ты чего? Я у тебя хотел взять адрес, ведь меньше недели осталось, - сказал он растерянно.

- Какой тебе адрес?! Вам всем лишь бы адрес узнать!

Евдокимов посмотрел на меня и отошел в сторону.

А я побежал дальше к соснам. Я задыхался, но все бежал, несколько раз споткнулся о корни, потом упал и не хотел вставать.

Я лежал так долго, уткнулся головой в землю, подо лбом у меня был твердый корень, я стукнул лбом об него, чтоб стало мне больно, и стукнул еще несколько раз, и еще.

Потом я услышал тихие шаги и сжался, чтобы меня не заметили.

Это была Света.

Она остановилась около меня, но я лежал, уткнувшись в сухую землю, и к ней не поворачивался.

- Коля, я больше не буду с тобой ссориться, - сказала она тихо. Но я ей не ответил. - Я пойду, Коля, - сказала она и пошла назад.

Когда я вернулся к даче, там было пусто. Все пошли в лес.

И хорошо, что меня не видели. Потому что некоторые, быть может, прочитали ту открытку, и что я бы стал им говорить?

Я больше не думал ни о маме, ни о папе, ни о себе. И ни о чем я не думал. Мне все время хотелось спать.

В тихий час у нас в палате всегда рассказывали смешные истории. Но сегодня я как лег, так сразу заснул и ничего не слышал. И вечером после линейки я тоже заснул сразу.

На другое утро ко мне подошел врач.

- Ты не болен? - спросил он. - Ваш воспитатель просил тебя посмотреть.

Врач отвел меня в медпункт, проверил мое горло, измерил температуру.

- Сам-то ты на что жалуешься? - спросил он.

А я вдруг подумал о папе с мамой и сжал зубы, чтобы не заплакать.

- Болит у тебя что-нибудь? - снова спрашивал врач.

- Нет, - сказал я и отвернулся к окну.

- Я тебя все-таки положу на день в изолятор, а там посмотрим. Вид у тебя очень странный.

Я лег в пустом изоляторе в углу, чтобы не мешало окно, и проспал весь день. И ночью я тоже спал. Утром врач отпустил меня в отряд.

Все наши как раз строились, чтобы идти на совхозное поле.

И я тоже пошел в строю.

- Я к тебе вчера хотела прийти, а меня врач не пустил, - сказала Света.

- И меня тоже, - сказал Евдокимов.

Мы шли по дороге строем мимо совхозных рабочих, и пионервожатый запел песню. И весь отряд тоже запел.

- Куда это они маршируют? - спросил один рабочий.

- Да нам помогать, на турнепс, - объяснил другой.

А мы шли мимо них, как солдаты, пели маршевую песню и четко ставили шаг.

- Вот перед нами поле турнепса, все в сорняках, - сказал пионервожатый, когда мы пришли. - Сорняки выполоть, турнепс оставить. Одна гряда на двоих.

Мы стояли в начале поля, а конец гряды был далеко.

- Это все сегодня надо сделать? - спросил Евдокимов удивленным голосом.

- Да, сегодня. Разбирайтесь по парам и выбирайте себе гряды.