Расследованием установлено… - Георгий Молотков

Расследование уже было закончено. У следователя не осталось больше вопросов к Павлову. Он по-прежнему появлялся в его кабинете. Обвиняемый знакомился с делом — тринадцать толстых, плотно сброшюрованных томов. Чтение не из легких. Как отнесся Павлов к материалам обвинения, которые определили его дальнейшую судьбу?

Нет, он не возражал, не предъявлял претензий. Не воспользовался своим правом потребовать уточнения отдельных эпизодов или сбора дополнительных доказательств. Он еще во время следствия продемонстрировал свою способность трезво и быстро оценивать ситуацию, защищаясь до последней возможности, он не отвергал очевидного. Следователь, казалось бы, как никто другой знавший Павлова, был удивлен сделанным им признанием. Как-то, закончив знакомство с очередным томом своего дела, Павлов произнес: «А все-таки это был мой звездный час! Но где-то я ошибся!..» И это не было бравадой. Это было признание авантюриста, игрока, ставка которого оказалась битой. Он не раскаивался, а искал ошибки — где и что сделал не так: не сбежал во время рейса на Запад, неумело заложил контейнер, нарушил конспирацию? И конечно же его одолевал страх перед расплатой за содеянное.

Отщепенец, изменник получил то, что заслужил. Другого конца в этой истории не могло быть. Но из дела Павлова надлежит извлечь урок — признать, что мы все еще слишком терпимо относимся к негативным проявлениям, чуждым нашей идеологии и морали. А порой мы просто непозволительно безразличны к тому, с чем должны бороться не только правоохранительные органы, но и каждый из нас, все общество. Вот почему не сразу была сорвана маска с двуликого Павлова. Ведь чекистами был обезврежен предатель, который смог нанести серьезный урон безопасности нашей страны.

В тот день в «Вечернем Ленинграде» появилось традиционное сообщение о возвращении в родную гавань после многомесячного плавания в южных широтах научно-исследовательского судна «Профессор Зубов». Но еще не были отлиты в свинец строчки газетной полосы, как на стол начальника контрразведывательного подразделения Управления КГБ легло сообщение о том, что сегодня, в такое-то время, на борту «Профессора Зубова» в Ленинград прибыл Павлов Юрий Васильевич. В гавани был встречен семьей, других контактов не имел.

Чем же был вызван специальный интерес к столь незначительному событию — возвращению в родной город одного из рядовых участников экспедиции? А дело в том, что чекисты знали: во время рейса при стоянках судна в разных портах начальник лаборатории Павлов имел несколько подозрительных контактов с иностранцами. Более того, к моменту прибытия «Профессора Зубова» в Ленинград советской контрразведке стало известно содержимое тайника в черном блокноте, полученном Павловым в Копенгагене.

Как же отреагировали чекисты на появление Павлова в Ленинграде? Почему он благополучно сошел на берег, отправился к себе домой, вручил родным подарки и сел за праздничный стол? А на другой день, как ни в чем не бывало, появился на Фонтанке и вошел в вестибюль Арктического и Антарктического научно-исследовательского института? Мы не могли не спросить об этом у руководителя операции «Румб».

— Да, — сказал он, — у нас были веские причины для личного знакомства и серьезного разговора с Павловым. У нас были основания прервать путешествие Павлова, снять его с борта судна в том же Санта-Крус или в Порт-Луи. Но что бы это нам дало? Ведь Павлов не главный наш противник. Он орудие, инструмент, который удалось заполучить спецслужбам, от чьих происков мы оберегаем наши государственные секреты. Обезвредив Павлова, мы могли просто оборвать цепочку крупной шпионской акции против нашей страны.

— Но в том, что Павлов оставался на свободе, была, и немалая, доля риска?

— Доля риска, непредсказуемости присутствует в любой операции, без них не обойтись в нашей работе. Но всегда делается все, чтобы свести этот риск к возможному минимуму.

И еще об одном аспекте, который подчеркнул наш собеседник в разговоре о деле Павлова.

Объектом особого внимания разведок капиталистических государств часто становятся советские люди, оказавшиеся за рубежом. Здесь, на чужой земле, у западных спецслужб куда больше возможностей для вербовки путем подкупа, шантажа и различных провокаций. Действуют они нагло и бесцеремонно. Несколько лет назад таким образом в одной из стран был завербован молодой специалист из Ленинграда. Поначалу ни к чему не обязывающее знакомство с сотрудником американского консульства: игра в теннис, уроки русского языка, доллары в долг — закончилось шантажом. Молодому человеку, Борису Н., был поставлен ультиматум: или услуги для разведки, или компрометация на Родине. Он тоже вернулся в родной город с инструкциями и планом связи, но у него хватило мужества прийти с этими документами к чекистам. Американский разведчик, один из сотрудников консульства США в Ленинграде, был схвачен, когда вышел на контакт с этим несостоявшимся агентом возле Боткинской больницы.

Событие это не отразилось на дальнейшей судьбе молодого специалиста Бориса Н. Ибо советский закон освобождает от уголовной ответственности, если гражданин, завербованный иностранной разведкой, попавший в ее сети, никаких заданий разведки не выполнил и добровольно явился с повинной.

У Павлова была такая возможность. Еще после возвращения из первого плавания на судне «Профессор Визе» он мог прийти на Литейный, 4. У него уже тогда было о чем рассказать и в чем повиниться. Он этого не сделал.

Что же еще было в тайнике из обложки блокнота, врученного «мексиканцем» Павлову в Копенгагене? А было в нем несколько небольших листков, заполненных схемами-рисунками мест, где Павлов должен был ставить и получать условные сигналы для связи. И еще несколько страничек мелкого машинописного текста с пояснениями и наставлениями.

Первое, что бросалось в глаза, — дотошность и скрупулезность, с какой они были сделаны. Полностью исключалась возможность ошибиться или что-либо понять двояко. Текст рекомендаций был написан по-русски, вполне грамотно. Автором схем и инструкций безусловно был человек, который не только бывал в Ленинграде, но или с натуры или с фотографий мог зарисовать все детали маршрутов и конкретных мест, где предполагалось выставлять сигналы для связи. Только детали, лексические ошибки выдавали в авторе иностранца. Так, вместо нашего привычного выражения «станция метро» было нескладное «метростанция».

В инструкциях и схемах связи не только точно назывались станции метро, улицы, но даже названия автобусных остановок, номера троллейбусов и трамваев. Маршрут и поведение Павлова во время выхода на связь были отработаны до мельчайших подробностей. Если бы он впервые очутился в Ленинграде, то без труда мог бы ориентироваться по полученным схемам.

Уже первое знакомство чекистов с «планом связи» подтвердило их предположение, что Павлов завербован именно Центральным разведывательным управлением США. Разумеется, в инструкции ни одним словом не упоминалось об этом, но в ней, например, был назван номер автомашины, принадлежащей американскому консульству в Ленинграде.

Чекисты не могли не обратить внимания еще на одно обстоятельство: как выбраны места для установки и прочтения сигналов связи. Павлов мог и не догадываться, почему он должен поставить свой первый условный сигнал на Кронверкской улице, на ее четной стороне, под аркой ворот ничем не примечательного дома под номером 16. Почему именно здесь, а не в другом месте? Это обстоятельство объясняется просто: сигнал (цифра «2») на Кронверкской был поставлен на пути, которым пользовались американские разведчики из генконсульства, отправляясь на службу или возвращаясь с нее домой. Так же не случайно были выбраны и другие места для установки условных сигналов.

«Двойка», которая появилась под аркой дома на Кронверкской, означала: остаюсь работать в Ленинграде, готов получать задания.

Что должен был делать Павлов, подав условный сигнал связи?

«Просигнализировав нам, — говорилось в инструкции, — что вы готовы получить следующий пакет от нас, вы теперь должны искать наш сигнал — нашу машину, стоящую на месте «Влад» между 13.15 и 13.45, начинай с четвертого воскресенья после вашего сигнала. Продолжайте высматривать наш сигнал каждое воскресенье. Мы будем выставлять машину три воскресенья подряд».

«Влад» — это Владимирская площадь в Ленинграде, где должен появиться сигнал для Павлова — машина с номером 004. Это был один из дипломатических номеров автомашин, принадлежащих американскому консульству. Павлову объяснялось, как вести себя. «Чтобы добраться до места «Влад», поезжайте от метростанции «Пушкинская» троллейбусом в северо-восточном направлении (к Невскому проспекту). Сядьте или стойте с правой стороны троллейбуса. Как только троллейбус въедет на Владимирскую площадь и завернет налево мимо метростанции «Владимирская», ищите тут же справа нашу машину, которая будет стоять перед Владимирской церковью».