Младший научный сотрудник 5 - Сергей Тамбовский

— Восстановили меня на работе, с завтрашнего дня приступаю, — мы медленно шли вдоль озера без воды и одинокого оленя с отбитыми рогами.

— Завтра же суббота, — вспомнил я, — какая работа.

— Так школы же на шестидневке, — посмотрела она на меня с удивлением, — это только на заводе рабочую неделю сократили.

Да-да, вспомнил я, школьную неделю сократят только в 90-е годы.

— Давай мороженого что ли поедим, — предложил я, когда мы проходили мимо ажурной деревянной беседочки рядом с кинотеатром «Родина».

«Родину» уже закрыли на зиму, потому что это летний кинотеатр был, без отопления, а вот кафе-мороженое продолжало свою работу бесперебойно.

— Давай поедим, — легко согласилась она, — сто лет мороженого не ела.

У этого кафе в ассортименте числилось аж два сорта мороженого, пломбир и сливочное, оба на развес, естественно, а сверху их можно было либо полить малиновым вареньем, либо посыпать шоколадной крошкой. Я выбрал крошку, мама варенье, мы получили две вазочки с тремя шариками пломбира в каждой и уселись за столик в углу.

— Последний раз, — сообщила мне мама, когда умяла первый шарик, — я вот так ела мороженое еще с твоим отцом… по-моему на этом же самом месте.

— Давно, значит, — вздохнул я, — тоже с вареньем?

— Вот этого уже не помню… — ответила она, — помню только, что ты еще не родился, в проекте был.

И она тут же перешла от воспоминаний к текущей действительности.

— Что там у тебя на работе, расскажи…

— Если ты про институт, то я как бы в Москве сейчас работаю, — улыбнулся я, — на московской работе все замечательно. А в институте по-разному… Аскольда помнишь такого?

— Приходил к тебе такой мальчик, — вспомнила она, — ты еще рассказывал, что у него родители большие шишки.

— Вот-вот, самый он, — подтвердил я, — его в армию забирают на днях.

— А как же военная кафедра? — задала она логичный вопрос, — у вас же всех освобождение от армейской службы, если я правильно помню.

— Помнишь ты правильно, — кивнул я, — только он добровольцем уходит…

— Неужели в Афганистан? — удивилась она.

— Ну не до такой он степени доброволец, — махнул рукой я, — в группу советских войск в Германии. В Вюнсдорфе служить будет, если не ошибаюсь.

— Про себя рассказал бы, — попросила она, управившись почти со всей порцией, — а то люди говорят, что тебя даже по телевизору показывали.

— Было такое, — ответил я, — вошел в группу поддержки Леонида Ильича, когда он в Индию ездил. Вот и засветился на одной протокольной съемке.

— Высоко же ты поднялся, сынок, — озабоченно сказала она, когда мы уже перешли проспект Жданова по дороге к дому, — не страшно падать-то будет?

— Страшно, мама, — признался я, — но как говорится в народе, неприятности надо переживать по мере их поступления — как поступят они, неприятности, так и буду думать, как их преодолеть. А пока надо жить и радоваться жизни.

— А с этой девочкой у тебя наладилось? — вспомнила она про Нину.

— К сожалению нет,- помрачнел я, — наоборот все разладилось. Расстались мы сегодня.

— Подробности расскажешь?

— Нет наверно… — на ходу прикинул я, — зачем тебе это, только расстраиваться зря. Как говорила донна Роза де Альвадорец — мало ли в Бразилии донов Педро, верно?

— Намекаешь, что в России тоже немало Нин?

— Ага, — улыбнулся я, — тысяч сто точно есть.

На этот раз дворовый хулиган Дима сидел на своем боевом посту возле детского грибочка, один, без коллег по работе. Увидев нас, он заулыбался во весь рот, встал и подошел быстрым шагом.

— Привет, Петя, здрасти, Клавдия Николаевна, — поздоровался он с нами, мы кивнули ему в ответ, ожидая продолжения, он и продолжил. — Петь, а правду говорят, что ты болезни лечить умеешь, как эта… ну которая Джуна…

— Врут, — мгновенно вылетело из меня, — один раз получилось, а потом как отрезало.

— Так может попробуешь еще разок-то? А я бы в долгу не остался…

Взгляд его был настолько необычно-умоляющим, что я мысленно смирился с очередной задержкой по пути домой и сказал маме:

— Ты иди, а мы тут перетрем тему с коллегой.

Она понимающе кивнула и исчезла в пустоте распахнутой двери в подъезд. А прошел вслед за Димоном к его лавочке, сел рядом и с душераздирающим вздохом сказал:

— Рассказывай…

* * *

Случай этот ерундовым оказался — у него завелись в паху самые стандартные лобковые вши, а он уже навоображал себе неизвестно чего. И экстрасенсы тут совершенно ни за чем не нужны были, хватило бы простого дерматолога. Отправил его за мазью в аптеку, вот и все дела… да, а он пообещал, что выручит меня в трудной ситуации.

— Ты, Петюня, можешь на меня рассчитывать, как на родного, — заявил он на радостях, что ничего страшного у него не нашлось, — если что, дуй прямиком в седьмой подъезд на третий этаж.

А вечером на наш домашний телефон позвонил Аскольд.

— Привет, Камак, — сказал он придушенным почему-то голосом, — как жизнь?

— Жизнь легка, — ответил я, — ни одного печального сюрприза за исключеньем пустяка. Правду говорят, что ты на военную службу собрался?

— Ну да, не врут, — сообщил он, — завтра проводы, так сказать. Кстати приходи, проводишь… заодно и о своей жизни расскажешь.

— А что, возьму и приду, — задумался я, — куда приходить-то?

— Александровский сад знаешь?

— Это который под Верхней набережной внизу?

— Точно — там на пересечении Георгиевского и Казанского спусков есть такая «Бурлацкая слободка», туда и приходи в шесть вечера.

— Йэс, сэр, — взял я под козырек, — будет исполнено, сэр. Форма одежды, надеюсь, парадная нужна?

— Какую наденешь, та и сгодится, — сообщил он и отключился.

А следом за этим мне еще один звонок поступил, на этот раз от товарища Цуканова. Тот сообщил, что послезавтра меня очень ждут в резиденции Заречье, так что мне надлежит постараться и не разочаровывать ожидания уважаемых людей. Ответил я аналогично предыдущему товарищу — что будет исполнено, и совсем было собрался закончить разговор, но тут вспомнил о просьбе мсье