Мы придем на могилы братишек - Валерий Горбань

Граната, конечно, была учебная. А бойцы — настоящие, тяжелые…

Сегодня утром Змей объявил:

— С целью укрепления социальной справедливости, устанавливается следующий порядок. Не группа выносит подорвавшегося, или пораженного в результате неграмотных действий, а «убитый» выносит на исходный рубеж самого тяжелого члена своей пятерки. Чтобы прочувствовать, каково придется его товарищам, если он будет так же хлопать ушами в настоящем бою.

Народ в строю уже измотанный стоял, злой. На командира недобро поглядывал. А тут — оживились, смешки пошли. Четко Змей рассчитал: никто себя за дурака не держит, а потому каждый представляет, как он будет на чужой спине кататься…

Пыхтит Чебан. Четвертый этаж! Из пятерки — трое «убитых»: все, кто рот раскрыл и гранату разглядывал, вместо того, чтобы за ближайшую стенку заскочить. Сейчас каждый из покойников другана тащит. А кому своего не досталось — несет посредника, чтобы не обидно было. У посредника морда такая серьезная, будто не на горбу омоновца, а в черном Мерседесе едет.

Чебана истерика легкая пробила, хихикает, ноги заплетаются, вот-вот навернется вместе со своим живым грузом.

В ночь с пятницы на субботу Пушной с двумя помощниками, под светом фонари-ков, колдовал на крыше пятиэтажки. Наскучавшийся в одиночестве волк любопытно наблюдал с развевающегося зеленого полотна за этим коварным типом.

В радиусе одного метра от флага Пушной поднял уложенный на бетонной крыше рубероид, выдолбил полукругом несколько лунок, заложил в них китайские хлопушки, срабатывающие от сжатия, и любовно подсыпал в лунки адскую смесь собственного изготовления. Ноги не поотрывает, но вспышку будет далеко видать!..Рубероид лег на место. Пушной раскочегарил паяльную лампу и тщательно проварил засмоленные швы. Припорошив снегом и пылью мгновенно застывшую смолу, с наслаждением сунул скрючившие-ся от мороза пальцы в меховые рукавицы.

Спускаясь по темной стылой лестнице, он снисходительно улыбался. Его самого в ГРУ учили по-другому. По поручению инструктора, кто-нибудь из провинившихся бойцов набирал в целлофановый пакет обыкновенного говна из солдатского туалета и снабжал «фугас» боевым детонатором. Пакет клали в двух шагах от работающего сапера. А проводки из него подключали к обезвреживаемой ловушке…

Капитан Симоненко, дважды разобранный на запчасти в далеких от России странах и столько же раз собранный хирургами, объяснял свою методику так:

— Вот то, что при ошибке ты будешь отстирывать, при настоящем подрыве от тебя только и останется.

— Но вы же выжили, товарищ капитан?

— Я? Ты на меня не смотри. Я — редкий счастливчик, уникум. И то, между прочим, пока выучился, столько таких пакетов подорвал, что дивизия бы нагадить не смогла.

В воскресенье, в пятнадцать часов, опережая своих четырех друзей в победном рывке, Малыш протянул могучую ручищу к уже искренне ненавидимому зеленому флагу с наглой волчьей мордой.

На тридцатиградусном морозе рубероид теряет свою эластичность. Под кованым каблуком ботинка он не прогнулся, а хрустнул, словно раздавленный бокал для так и не принесенного шампанского…

Нарисуйте мне дом

Женька в руки гитару взял.

Все в душе — кувырком. В голове — кувырком.

Водка не помогает. Только одно средство есть, только одно сейчас спасет: пальцы левой — на гриф, пальцы правой — на струны. «Только грифу дано пальцев вытерпеть бунт!» Женька и раньше Розенбаума любил. А теперь…

Смотри ты, пижон какой — командир у омоновцев. Не успели расположиться, уже переоделся в чистенькое, стоит, бритвой скоблится возле умывальника. Сразу видно — новичок. Всем известно, что пуля первого — бритого ищет. Мы только две недели тут, а народ уже, как положено, выглядит. У каждого усы и бородка на свой лад курчавятся. Кепи уставные уродские на зеленые косынки поменяли. По городу, конечно, можно и в краповом берете порассекать. А на выезде — не стоит, боевику нашего брата собровца шлепнуть — за счастье. Немало собры волчьей крови выпили. Боятся они нас и за страх свой ненавистью платят.

Омоновцы снуют, как муравьи. Из расположения мусор выносят — мешки с песком заносят. А теперь за рулоны принялись. Кто-то до нас натаскал с молокозавода катки бумаги и полиэтиленовой пленки, из которой пакеты делают. Здоровенные, материал вязкий, ни одна пуля не пробьет. Раньше, пока стрельба была серьезная, рулоны, наверное, вход в бывший детский садик прикрывали, где мы теперь размещаемся. А нынче тихо, как-то само собой все и развалилось.

Но эти — новенькие. У страха глаза велики. Решили, наверное, себе крепость отгрохать.

— Эй, командир, поберег бы ребят. Пусть отдохнут с дороги!

Это Саня, наш начальник отделения, прикалывается. А чистюля ухом не ведет. Ну, ничего. Здесь обычно начальнички попонтуются день-другой, а потом сдуваются, как пузыри. Этот, тоже небось из таких. Парней своих в дорогу вырядил в бронежилеты, шлемы одеть заставил. Как они у него по пути от жары не позагибались? Служи по уставу, завоюешь честь и славу! А у нас этот металлолом под койками валяется. От судьбы не уйдешь!

Что это Саня затевает? Встал у командира омоновского за спиной, ракету осветительную в руках держит. Вот хохма сейчас будет… Хлоп — п-х-х-х! пошла ракета! Был чистюля — и нет. Как ветром сдуло. За цистерной с водой пристроился. Сидит, по сторонам поглядывает.

Наши смеются. А Саня с невинной мордой:

— Ой, извините, случайно получилось. Да вы посмотрите: это просто ракета.

Пижон из-за цистерны вылез, плечами пожал:

— Ребята, если вы здесь сначала рассматривать будете, что хлопнуло, а потом прятаться, то вы — покойники.

— Да уж как-нибудь ракету по звуку отличим.

— Омоновец посмотрел странно, вроде с жалостью. «Суперспец — сам себе кабздец», - выговорил четко и пошел к себе.

— Смотри ты, деловой. Теоретик! Посмотреть бы, как под пулями себя поведешь. Да, Женька?

Промолчал я. То, что вначале смешным показалось, как-то глупо обернулось.

Боец ОМОНа с автоматом у входа встал. Пост, что ли? От кого? Здесь только свои ходят.

— Эй, братишка, у вас командир в каком звании?

— Подполковник.

— Такой молодой? То-то выслуживается, вас гоняет.

Непонятная реакция. Обычно таких зануд подчиненные не любят, и случая не упустят за глаза протянуть. А этот процедил сквозь зубы: «Нас устраивает» — и отвернулся. Хотя, может и правильно. Это — дело семейное. Какой ни какой командир, а свой.

Перекур у омоновцев. Мы подсели, знакомимся. Братишки, в основном, нашего возраста — до тридцати. Особой разницы и нет, что мы все — офицеры, а они — сержанты, да прапорщики. Понятно, общаются с нами уважительно, интересуются, какие здесь порядки. Спрашивают:

— У вас какая командировка?

— Первая, но мы уже две недели здесь. А в Чечне день за три идет, понял?

— Понял, как не понять… Стреляют здесь?

— Не переживай, у нас район спокойный. Но если на шестом блоке будете стоять, там бывает.

— Да я не переживаю, интересно просто.

Саня наш улыбается снисходительно:

— Ничего, война всех обтешет, скоро сами опыта наберетесь.

— Да, опыт — дело важное… — И опять интонация странная, только на этот раз не сердитая, а с усмешечкой.

Покурили, поговорили. Поднялись омоновцы и снова — за работу.

А у меня в душе ощущение непонятки какой-то. Ясно, что с разговорами этими связано, а что конкретно? Черт его разберет. Занятные ребятки, с двойным дном. Может, просто рисуются, чтоб себя не уронить?

Ну и хрен с ними. Некогда тут самоанализом заниматься. Вон наш начальник Сашку зовет, похоже, команду на выезд получили.

БТР плавно идет, на выбоинах не трясет, колышется только. Саня за старшего. На башню верхом уселся и на ходу инструктаж проводит:

— Прибываем в ГУОШ, от брони не расходиться. Пойдем в сопровождение колонны. Она уже готовая стоит, нам команду поздно дали. Может даже догонять придется.

Серега, пулеметчик наш смеется:

— Саня, надо было тебе приятеля своего из ОМОНа пригласить. Пусть посмотрит на боевую работу, пока отряд совсем в стройбат не превратил.

— А чего ему смотреть? — это Генка — связист полюбопытствовал. Он перед самым выездом где-то пропадал, не в курсе дела.

— Новичкам не вредно.

— Какие новички? Они первую командировку еще четыре месяца назад отработали. Из боев не вылазили. Кстати, со смоленским СОБРом работали. Хвалят братишек: «Скромные ребята, без спецовских закидонов, а дерутся отчаянно.»

— Откуда фактишки?

— Из связи, вестимо. Я им к комендатуре подключаться помогал, пообщались.

— ?…

Ай да омоновцы! Вот, наверное, ржут сейчас! Свои и то вон закатываются, чуть с брони не падают.