Ослепительные дрозды - Алексей Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты знаешь, я, ведь, люблю его...
- Да? Ты что, совсем дура?
- Почему?
- На хрен ты ему нужна? И потом - я, как представлю себе, что я бы с ним гуляла - нет, не хочу... Врагу не пожелаешь...
- Да? Ой ли?
- Вот тебе и "ой ли"! Он же бабник, бабник жуткий. А я ревнивая...
- И я. Я бы его не пустила от себя никуда. И ни к кому.
- Так бы он и послушал тебя, дуру.
- Сама ты дура.
- Ладно, не будем о грустном. И потом - он, ведь, с этой сукой живет, с Ольгой.
- Со Стадниковой?
- Ну.
- Вот, стерва! И почему такие парни достаются исключительно сукам?
- Да они - два сапога - пара. Стадникова, ведь, тоже, гуляет, тварь, трахается со всеми подряд.
- Хоть бы ее трепак пробил!
- А, может, и пробил уже? Откуда нам знать? Может, и он сам из КВД не вылезает...
- Ну, прямо. Известно бы было.
- Откуда?
- Ну, как? Он же - человек известный. А в нашем городе сразу все на виду... Как в деревне.
- Да-а... Это точно. А, все равно, я бы хотела с ним...
- Чего? Трахнуться?
- Ну да. Интересно...
- Хм. Мечтать не вредно.
- А что? Подумаешь, большое дело? Мужики все одинаковые. Я забиться могу, что, если захочу, трахну его. Спорим?
- Не хочу.
- Почему?
- Я люблю его. Вот почему.
- Ну и дура!
- Очень может быть. Только - люблю. Так люблю, что даже знакомиться с ним не хочу.
- Как это?
- А вот так. Не хочу. Вдруг он окажется подонком? Или - импотентом. Я этого просто не переживу. Люблю его... Очень люблю.
- Да ты сумасшедшая просто.
- Наверное. Только лучше его для меня никого нет. Он - бог. Настоящий бог. Такие песни может писать только бог... И петь так, как он...
- Ну да, конечно... И пиво хлестать, и портвейн... И, кстати. говорят, что когда его в менты забирают, он сдает всех... Сразу колется, все выкладывает... Всех закладывает...
- Не верю. Он не может.
- Ты почем знаешь?
- Я знаю. Я его чувствую. Я им только и живу.
- Так пошли в "Сайгон", познакомишься... Он там все время вечерами толчется.
- Нет. Не пойду. А, между прочим, я знаю точно, мне Огурец рассказывал, что они как-то ездили в Крым, там, на пляже, к ним гопники местные пристали, так все приссали, все наши рокеры, ну, с кем он ездил... А он один отбился. Он и Славка из Москвы. Огурец сказал, что он - настоящий мужчина. Что он такого еще не видел, чтобы один, ну. то есть, вдвоем со Славкой против целой кодлы... А ты говоришь - "менты", ты говоришь - "сдает".... Это люди добрые от зависти придумывают. Завидуют ему. Его таланту... Его красоте, если хочешь. Он же красив, красив невероятно... Эти его волосы - одни волосы чего стоят... Я таких прекрасных волос не видела ни у кого... Черные, как ночь... Да, я бы за одну ночь с ним, за одну только ночь, чего бы я не отдала... А ты говоришь - "менты"...
- Погоди, какие это у него черные волосы? Он же блондин!
- Ну, я не знаю. Я ходила на концерт, ну, на квартирник - черные волосы.
- Да блондин он, говорю тебе! Может быть он покрасился?
- Я не знаю... Я его видела только с черными волосами. Раньше только в записи слышала...
- Да нет.. Не может быть... Он еще и красится... Не может быть...
Глава 5
Большие Бабки.
Вы не поверите, насколько накалена была обстановка,
когда я покинул Штаты...
У. Бэрроуз. Мягкая машина.
- Это он, - сказал Ихтиандр. - Его шаги.
Ольга Стадникова подошла к плите и, включив газ, поставила на огонь серый чайник с мятыми, грязными боками.
Царев и Игорь - Ихтиандр - Куйбышев уже три дня жили в комнате Стадниковой. Комнату эту она снимала за какие-то символические деньги у своего случайного знакомого, плотника, работавшего в Театре Юных Зрителей, где когда-то трудился Огурцов. Огурец и познакомил Ольгу с Борисычем в момент совместного, как говорили милиционеры, задержавшие в тот же день и Огурца, и Лекова, и Олю Стадникову и самого Борисыча, "распития спиртных напитков в общественном месте".
А всего-то делов - присели молодые люди и приставший к ним за неимением наличных денег театральный плотник Борисыч на лавочку возле Театра Юных Зрителей, выпили пять бутылок портвейна - большое дело...
- Распиваем?
- Да нет, просто пьем.
- Пройдемте...
Прошли. Посидели в отделении. Что такое пять бутылок на четверых? Трезвые. Ну, не как стекло, но, все-таки... До вытрезвителя дело не дошло, однако дружбу посиделки в отделении укрепили и, по выходе из отделения Борисыч являлся уже полноценным членом компании, если и не другом "не разлей-вода", то равным среди равных.
Настроение у всех задержанных было чрезвычайно благодушное, какое приходит после определенного количества выпитого портвейна. Если чуть переборщить - беды не миновать. Но в тот день Лекову сотоварищи везло - доза оказалась нужной и это отразилось на беседах с представителями власти. Вежливо вели себя и Огурец, и Леков, и Стадникова, не говоря уже о Борисыче. Вежливость очень часто помогает в критических ситуациях. Вот и сейчас стражи порядка даже не отобрали у Огурца оставшиеся у него деньги.
Выйдя из отделения друзья купили еще портвейна, отправились в Летний Сад, где, благополучно, без неприятных происшествий, выпили за освобождение, а Борисыч, совершенно разомлевший от портвейна и обходительности молодых собутыльников вдруг предложил имеющуюся в его распоряжении комнату.
- Сдать хочу фатеру, - сказал Борисыч, почесывая лысину. - Я, мать его, один хрен, в Павловске живу... Воздух, етти ее налево, огород... А в городе мне тоскливо. Комната от жены осталась, царствие ей небесное... Так я там как заночую, так обязательно нажрусь. А как нажрусь, так на работу не выйду. Одно расстройство. Опять-таки, сдать кому ни попадя - боязно. Такой народ ушлый... Засрут комнату. А она от жены, все-таки... Хочу в порядке содержать жилище. Память.
Сказавши многозначительно про "память", Борисыч выпил еще полстакана и вопросительно посмотрел на Огурцова.
- Не надо никому? Хорошим людям за дешево сдам.
- "За дешево" - это за сколько? - спросил Леков.
- А это смотря кому. Ежели тебе - так договоримся.
- Хм... А соседи?
- А соседей, почитай, что и нету вовсе. Парень один жил, так сел. Подрался по пьяни... Сидит теперь.
- Так если сидит, у него жилплощадь отобрать должны. По нашим советским законам.
- Не-а. На мать комната записана. На мать его, - уточнил Борисыч. - Так что дверь закрыли и все. Считай, отдельная квартира теперь. Живи - не хочу.
- Хочу, - сказал Леков. - Хочу. А где комната-то?
- На Бассейной. В районе Софийской.
- А дом?
- Девятиэтажка. Панельная. И телефон есть.
- Ну, супер. Оля, это просто супер. Значит, о цене договоримся?
- Да, раз хороший человек, конечно, сговоримся... Плесни-ка еще..
Борисыч протянул Лекову пустой стакан. Сделка состоялась.
Через два дня Ольга и Леков переехали на новое место жительства. Стадникова, впрочем, несмотря на то, что уже довольно давно была известна в своем кругу как "девушка Лекова" до сих пор не знала, где прежде жил ее любимый.
Леков никогда не говорил о доме, где он, как принято говорить, "вырос". О его родителях, близких, родственниках, о его детстве, школьных годах, его семье Стадниковой не было известно ничего. Она несколько раз пыталась вывести Лекова на эти темы - женское любопытство брало верх - но Леков либо отшучивался, либо просто делал вид, что не слышит вопроса. Либо - либо просто подходил медленно, как он умел, выдерживая длинную паузу перед тем, как начать расстегивать ее джинсы... И было уже не до вопросов.
Леков появлялся неожиданно и когда ему заблагорассудится - он мог просто встретить Стадникову в тот момент, когда она выходила из магазина с сеткой, набитой продуктами - как он мог догадаться, что она окажется именно в это время именно в этом магазине - одному Богу известно. Первое время Ольга удивлялась, потом, привыкнув, перестала. У Лекова были, вероятно, свои и, вероятно же, метафизические источники информации о Стадниковой.
Они проводили дни и целые недели, ночуя по квартирам друзей и знакомых, благо, у Лекова их было бесчисленное множество, да и Стадникова считала себя человеком вполне коммуникабельным и на одиночество не жаловалась никогда. Однако, сколько ни было у нее друзей и подружек, количество "вписок", то есть, мест, где можно погостить и переночевать, а, при случае, если обстоятельства сложатся благоприятным образом, и пожить несколько дней, поражало Ольгу.
Ей иногда казалось, что Леков знаком едва ли не с каждым жителем города - он общался с мужиками, толкущимися возле пивных ларьков как со старыми знакомыми, которые просто слишком давно расстались и подзабыли друг друга так иногда бывает с одноклассниками которые в пору ученичества не очень между собой дружили, а через двадцать лет вдруг встретились и с трудом узнали друг друга - путая имена, фамилии и годы, но подсознательно понимая, что встретившийся человек - не совсем чужой. И, как оказывалось, многие из них, суровых любителей дешевого пива таковыми и являлись. Другие просто шли на контакт с Лековым так, словно он работал на том же заводе в соседнем цеху.