До завтра, товарищи - Мануэл Тиагу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стучат, она открывает дверь, видит Антониу с велосипедом. Нет, это не тот незнакомый юноша, чье присутствие так смущало и мучило ее. Это старый друг, верный товарищ.
ГЛАВА IV
1
Паулу был сдержан. Он робко глядел на товарищей, не вступая в споры, и лишь изредка задавал вопросы. Многие из них были вполне естественны, но другие показались Важу не очень-то разумными. У адвоката Паулу спросил, во сколько он встает и уходит ли по вечерам с женой. У Мануэла Рату — где он находился, когда родилась дочь. «Посмотрим, — подумал Важ, — как он справится с заданием». Еще раз он обратил внимание на неуверенность, с которой держится Паулу, вспомнил, что товарищ провел пять лет в тюрьмах, и почувствовал жалость. Наверняка провалит новое поручение…
Вот их первый совместный поход. Около двух часов дня остановились отдохнуть недалеко от поселка. С утра у них было несколько встреч, они немало прошагали и сейчас убивали время, чтобы прийти в поселок на очередную встречу с товарищем после пяти часов. Они слегка перекусили на рассвете, поэтому Важ думал переждать здесь, так как товарищ наверняка их накормит и не придется тратить партийные средства. Но Паулу выглядел настолько уставшим и подавленным, что Важ сказал:
— Ты устал. Пойдем чего-нибудь поедим.
Паулу не сдвинулся с места.
— Обойдется.
Из сострадания Важ продолжал настаивать и поднялся. Паулу повторил:
— Обойдется. — И, не шевельнувшись, посмотрел поверх очков на Важа, как бы извиняясь за свое упрямство.
На обратном пути, уже после встречи, Важ снова не мог не заметить крайнюю усталость Паулу.
— Вообще я предпочитаю не появляться на станции, — сказал он, остановясь. — Это не принцип, просто так надежней. Когда я без велосипеда, то иду четыре километра пешком до ближайшей остановки. Но ты устал, и один раз можно сделать исключение.
Паулу посмотрел на него почти с мольбой. Сейчас он казался намного старше.
— Нам этой дорогой? — спросил он.
Услышав от Важа подтверждение, он повернулся и зашагал, слегка прихрамывая.
«Нет, — подумал Важ, — не такой он безвольный, как я думал».
2
Паулу недавно вернулся домой. Ночь. Из пекарни сладко пахнет обгоревшей виноградной лозой, со двора слышится журчание воды из крана. Дети спят, Паулу спокойно может работать. Рядом с ним стакан воды, лепешка и свежий сыр. Это принесла ему Мадалена. Он пишет и откусывает небольшие кусочки, запивая их маленькими глотками воды. Иногда он задумывается и мерно постукивает по верхней губе карандашом.
Паулу доволен данным ему поручением. Его работа до ареста была совсем другой. В то время он распространял газеты, вся энергия расходовалась на установление связей, еще раз связей, конечной целью которых были связи ради связей. Сейчас даже самые мелкие организации нацелены на практические дела.
Конечно, в круг его обязанностей входят и обязанности неблагодарные. Одна из них — работа в поселке, где бюро не собиралось больше двух месяцев, хотя ответственный за это товарищ постоянно обещает созвать заседание к очередному приходу функционера. Паулу нужно наладить контакт с адвокатом, единственным сотрудником партии в этой округе, «болтуном и бездельником», как определил его Важ. Кроме того, надо держать связь с Мануэлом Рату, для встречи с которым придется делать немалые концы лишь для того, чтобы не потерять товарища из виду, — деревушка, где он живет, не сулит особых перспектив, но при помощи Мануэла стоит попытаться «внедриться» в расположенный недалеко большой поселок.
Именно встреча с Рату почему-то особенно запомнилась. Мануэл пришел не один. С ним была дочь, он так объяснил присутствие дочери:
— Пусть девочка привыкает.
Трудно было поверить, что этот суровый человек с коротко подстриженными черными усами, которые делали его похожим на военного, мог произнести столь нежные слова. В них угадывалось сокровенное желание сделать дочь своей единомышленницей. Горделиво выпрямив крепкое стройное тело, Изабел улыбалась, глядя на товарищей. «Думаете, я девчонка? — говорил ее вид. — Нет, я уже могу вам помогать, могу стать вашим товарищем».
Важ познакомил Паулу с Мануэлом Рату, и они втроем пошли через сосняк в направлении к Вали да Эгуа. Чуть впереди шла Изабел, останавливаясь, когда останавливались старшие, оглядывая с улыбкой. «Ах, чего бы я не отдал, чтобы иметь такую дочь!» — думал Паулу. Мысли его были вполне искренни, но, если бы не возраст, седина и нездоровье от лишений и тюрем, возможно, он подумал бы: «Чего бы я не отдал, чтобы иметь такую подругу».
Паулу вспоминает вверенные ему организации и связи, думает, как лучше помочь товарищам, и составляет примерный список законных требований крестьян. Трудности пути, недоедание, бессонные ночи — все это почти забыто. Для него это привычное дело. А многие, более здоровые и молодые, сочли бы великим подвигом то, что для Паулу повседневность.
3
Паулу работал допоздна. Возбуждение от первых посещений доверенных ему организаций не давало уснуть. Каждая потерянная минута казалась ему украденной у партии. Он видел напряженный ритм работы остальных. Вспомнилась Роза, худая и изможденная, всю ночь печатавшая листовки; Важ, несгибаемый перед трудностями и лишениями; Рамуш, смеющийся над суровостью жизни. Паулу закончил писать проект в два часа ночи, но, несмотря на это, взялся за прерванное накануне чтение книги Ленина. Нет, нельзя терять времени.
Во двор вышел весь запорошенный мукой Эваришту, хозяин дома. Увидев свет в комнате Паулу, он спросил, не нужно ли чего.
Это был дородный человек, с волосатыми руками и грудью, неожиданно круглым розовым лицом и лоснящейся лысиной. Он держал глиняный кувшин, к рукам налипли куски теста.
— Тебе правда ничего не нужно? — переспросил он.
— Нет, ничего, — ответил Паулу. — Тебе не навредит, что свет горит так поздно?
— Навредит? Почему? Парню, который может обратить внимание (он имел в виду ночного рабочего в пекарне), я найду, что сказать, так что с этим все в порядке. Керосин, конечно, расходуется. Но ведь тебе нужно, потерпим.
Эваришту ушел Паулу снова взялся за книгу. Тяжесть в голове растет, мысли разбегаются в разные стороны. По дому расплывается кисло-сладкий запах теплого хлеба. Этот запах влечет за собой воспоминания о далеком острове, где родился, откуда в двенадцать лет уехал работать в Лиссабон и куда больше не возвращался; об острове, где умерли его отец и мать и о котором остались только детские воспоминания. Запах печеного хлеба (чуть более кислый) был запахом родного дома.
Мать пекла хлеб, она вымешивала тесто, чертила на нем крест, вставляла в середину дольку чеснока и приговаривала:
Марта-кухарка,Иисусова дочь,Встретила Христа,Попросила помочь,Как растет Божья милостьДнем и в ночи,Так расти,Хлеб в печи.
Потом она укутывала тесто полотенцем, сверху накладывала все одеяла, что были в доме, а если сомневалась в тесте, то еще и мужнины брюки, вывернутые наизнанку, и принималась разжигать печь сухими ветками. Сам он шел во двор за лопатой и метелкой, подметал в печи, а мать брала чашкой, обсыпанной мукой, порции теста и распределяла по разложенным на лопате листьям. Когда тесто отправлялось на выпечку, мать говорила:
— Шику, — в то время Паулу еще не был Паулу, — разбуди хлебы, мальчик.
Он открывал заслонку и прутиком протыкал дырочки в каждом хлебе:
— Бог тебя будит и открывает глазки. Бог тебя будит и открывает глазки. Бог тебя будит и открывает глазки.
Как все это далеко! И как живо в памяти, разбуженной запахом печеного хлеба! Паулу уже не читает. Голова опускается, падает на руки, очки съезжают на нос.
Однажды (только что испеченный хлеб, накрытый полотенцем, лежал на столе) пришел отец. Он ходил за черным козлом, купленным, чтобы отгонять порчу от коров, и казался усталым после дальней дороги. Против обыкновения он уселся, облокотился на стол, вдыхая горячий запах. Вдруг мать вскрикнула:
— Что с тобой, отец?
Тот побледнел, уронил руку, пытался поднять ее, но сполз на пол.
— Уснул, — сказал Эваришту, который принес свежеиспеченный хлеб, чтобы угостить постояльца.
— Что? — испугавшись, пробормотал Паулу. С трудом поднялся, прихрамывая, подошел к кровати, сел на край и попросил Эваришту:
— Погаси, пожалуйста.
Эваришту положил хлеб на стол, задул лампу и вышел.
Паулу уже не слышал, как хлопнула дверь. Он свалился ка кровать боком и глубоко заснул.
4
Делита и Зека во дворе, Рита и Элза у двери Паулу. Рите четыре года, Элзе — два. У Риты две косички с ярко-красными бантиками и огромные круглые, как у куклы, глаза. У Элзы волосики зачесаны назад и на макушке стянуты ленточкой. Рита прислонилась к закрытой двери и подала руку младшей сестре. Элза терпеливо ждет, она знает, что все Ритины проделки всегда интересно кончаются.