Экскременты космических лосей - Крюк

«А что, если военных там вдруг не окажется? – представил себе Гоблинович. – Жерло, однако, меня намного меньше испугало…»

На мониторе показался кусок тёмного пространства, окружённый сияющим кольцом. В какой-то момент Иннокентий заметил, что впереди почти не осталось кораблей.

– Орудия на полную мощность! – приказала Хельмимира. – Готовимся выйти из гейзера!

Увидев первую вспышку, Иннокентий содрогнулся. За ней последовали вторая и третья… Впрочем, космические сражения представлялись ему намного более зрелищными. «Фёдор Михалыч» прибавил ходу, и гейзер начал стремительно приближаться. Показался остов разрушенного «Айзека», за которым прятались несколько кораблей. Это были те, кто обстреливал вражеский флот, чтобы дать уйти остальным… Сердце Иннокентия ёкнуло, и философствовать расхотелось.

Он посмотрел на Бабельянца. Старик, осунувшись, продолжал обнимать коробку. Почувствовав на себе взгляд, он поднял уставшие глаза. Надежда на то, что оба они останутся невредимы, таяла с каждой секундой.

– Мадам! – неожиданно для себя произнёс Гоблинович. – Позвольте кое-что вам сообщить…

Обернувшись, Хельмимира посмотрела в его сторону. Всё это время она пристально следила за радарами и отдавала короткие указания; кто-то из её подчинённых предложил ей эвакуироваться, на что она ответила неохотным «будет видно». Теперь она казалась Иннокентию особенно постаревшей: черты её лица приобрели болезненную остроту. В какую-то секунду Гоблинович подумал, что она уже не боится смерти.

– Чего тебе? – резко спросила Хельмимира.

– Мадам, – заговорил Иннокентий, пытаясь овладеть собой, – вы, кажется, спрашивали, что позволило нашему кораблю двигаться с огромной скоростью…

Взгляд Хельмимиры мгновенно оживился. Разомкнув руки на груди, она быстро повернулась к Иннокентию.

– Говори, – произнесла Хельмимира.

– Так вот, – продолжал Гоблинович, – технология прямо у деда в коробке. Если хотите выжить и спасти своих людей – добавьте её в топливный бак.

Не говоря ни слова, Хельмимира приблизилась к Бабельянцу, взяла коробку и открыла её. Однако, увидев содержимое, мундиморийка тут же захлопнула крышку и отдала коробку обратно деду.

– Эти двое и впрямь поехавшие, – пробормотала Хельмимира, возвращаясь к панели управления.

– Мадам, возьмите фекалии! – в испуге заорал Бабельянц, следуя за ней хромым шагом. – Иначе нам конец!

– Уберите его от меня, – спокойно сказала Хельмимира, обращаясь к подручным.

– Да послушайте же! – воскликнул Иннокентий, глядя, как двое партизан оттаскивают Бабельянца обратно на место. – Мы знаем, что всё это кажется полным бредом, но, клянусь: эти экскременты – универсальное топливо. Иначе как, по-Вашему, кусок говёхи оказался в баке нашего корабля?

– Приближаемся к выходу из гейзера, – сказал кто-то из партизан.

Обернувшись, Хельмимира вновь посмотрела на Гоблиновича. Впереди, словно огромное покусанное яблоко, виднелся «Айзек». Один из кораблей, которые находились позади него, был сильно повреждён.

– Хорошо, – сказала, наконец, Хельмимира. – Приказываю снизить ход.

Пилоты исполнили.

– Как работает ускоритель? – спросила мундиморийка. – Сколько нужно этому кораблю на сотню эризенов?

– Хорошо работает наш ускоритель! – отозвался Бабельянц. – Я треть коробки высыпал, чтоб до вас добраться!

– Олаф, – обратилась Хельмимира к одному из подчинённых, – возьми у деда коробку, спустись в аппаратный отсек и добавь это дерьмо в топливный бак с чистым энтузиазмом.

Олаф забрал коробку у Бабельянца и быстрым шагом направился к выходу из кабины. Хельмимира немедленно бросилась к переговорной панели и включила радиосвязь.

– Внимание всем кораблям, – громко объявила она в микрофон. – Приказываю немедленно явиться на «Фёдор Михалыча»!

Находясь в устье гейзера, «Фёдор Михалыч» был всё ещё защищён от вражеского огня. Корабли, которые следовали перед ним, немедленно выполнили приказ Хельмимиры. Однако суда возле «Айзека» не могли сделать это так же быстро: выброс энергии из жерла создавал для них преграду.

– «Островский», я «Фёдор Михалыч», – сказала Хельмимира. – Сейчас мы выйдем из гейзера с открытыми шлюзами. У вас десять секунд.

««Островский» – это вон тот корабль возле «Айзека»! – догадался Гоблинович.

– «Фёдор Михалыч», я «Островский», – донёсся из динамика чей-то голос. – Уходите. Позади скоро будут имперцы.

– «Островский», я «Фёдор Михалыч»! – воскликнула мундиморийка. – Вы там что, совсем идиоты?! А ну живо ко мне, пока нас всех не поджарили!

Собеседник пробовал даже спорить, но был обложен десятиэтажным матом. Из динамика послышалось, как кто-то на борту «Островского» назвал Хельмимиру «шальная бабень». Получив дополнительный нагоняй, партизаны повиновались.

Тем временем корабль двинулся прочь из гейзера. Какой-то вражеский беспилотник устремился было к нему, но не успел выстрелить и был сбит; несколько уцелевших партизанских кораблей также бросились к шлюзам… Иннокентий смотрел на них, содрогаясь от волнения. «Только бы успели! – мысленно повторял елдыринец. – Только бы получилось!»

– Стыковались, – произнёс один из пилотов. – Шлюзы заблокированы.

– Полный вперёд! – крикнула Хельмимира – и вот огромный корабль, разогнавшись, исчез в пустоте с небывалой скоростью.

Тем временем имперский флот, подобно удивлённому космическому лосю, так и остался недоуменно стоять у гейзера.

В тот самый момент, когда тяжёлый крейсер и несколько истребителей нацелились, чтобы одновременно открыть огонь по партизанам, Хельмимира крикнула: «Полный вперёд!»

Глава 6: Страшная правда

Гоблинович не помнил в своей жизни такого безумного путешествия. Пространство-время расширялось перед кораблём и сжималось позади него; находясь в кабине, Иннокентий слышал разговоры партизан; те обсуждали новый ускоритель. Было понятно, что управляемость «Фёдор Михалыча» не изменилась, однако теперь он мог позволить себе намного больше скоростей света, чем ранее. Потом, правда, случился курьёз: опасаясь погони, партизаны перелетели на тысячу двести эризенов дальше от того места, куда направлялись. Это оказалось им даже на руку: Хельмимира изменила место назначения, и теперь корабль держал курс на самую отдалённую базу во всей галактике.

Понемногу шумиха улеглась, а «Фёдор Михалыч» выровнял ход. Только тогда мундиморийка обратила-таки внимание на притихших пленников.

– Ну что, господа провинциалы, – произнесла она, испытующе глядя на Бабельянца и Гоблиновича, – так и будете изображать слабоумных или поговорим начистоту?

Измученный старик обескураженно молчал. Иннокентий невесело таращился на Хельмимиру; его радость от чудесного бегства куда-то улетучилась. Внезапно Гоблинович ощутил, как возрастает в нём беспокойство о судьбе племянника. Теперь елдыринцу было плевать даже на грубую силу качкоидов.

– Мадам, – проговорил Иннокентий, – с нами обращались, как с паршивой сволочью, притом что мы ни в чём не виноваты… Что ещё нам оставалось делать, кроме как изображать слабоумных?

– Отлично, – усмехнулась мундиморийка. – А мне, по-вашему, надо было просто отпустить вас на все четыре стороны!

В кабине находились пилоты, елдыринцы, Хельмимира и те самые охранники, что сопровождали её во время визита к заключённым. Только теперь Гоблинович заметил, что многие камеры выведены из строя. Аварийные лампочки мигали, извещая экипаж о том, что повреждены крайние отсеки. Побитый жизнью, но не сломленный, «Фёдор Михалыч» возвращался в партизанское логово зализывать раны.

Внезапно открылась механическая дверь кабины; Гоблинович видел, как резко повернула голову Хельмимира – и тут же глаза её