Первая красотка в городе - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
как бы то ни было, после этого она любила сидеть в барах и рассказывать:
– я – единственная женщина, которую сложили в стену вместе с кроватью.
в ЭТОМ я тоже был не очень уверен, но пускай себе болтает.
ладно, когда в другой раз она меня разозлила, я ей заехал по физиономии, но шлепок пришелся по губам, и я сломал ей вставные зубы.
я удивился, что зубы сломались, и сходил вниз, купил такого клея суперцемент и склеил ей эти зубы. некоторое время они держались, а потом однажды вечером она сидела и пила вино, как вдруг во рту у нее оказалось полно сломанных зубов.
вино оказалось таким крепким, что клей рассосался. отвратительно, пришлось новые доставать. как нам это удалось, я не очень хорошо помню, но она утверждала, что теперь похожа на лошадь.
обычно мы так вот ссорились, только немного выпив, и Вики утверждала, что я, когда пьяный, становлюсь очень мерзким, однако, я думаю, мерзкой становилась она. в любом случае, где-то посреди ссоры она вскакивала с места, хлопала дверью и неслась в какой-нибудь бар. “живого искать,” как девчонки выражаются.
когда она ухопила, мне постоянно становилось не по себе. должен в этом признаться. иногда она не возвращалась дня по 2, по 3. и ночи. не очень хорошо так поступать.
однажды она вот так выбежала, а я остался сидеть, пить вино, думать обо всем этом. потом встал, нашел лифт и тоже поехал на улицу. отыскал ее в ее любимом баре. сидела, держала в руках какой-то лиловый шарфик. никогда этого лилового шарфика я раньше не вилел. скрывала от меня. я подошел и сказал ей довольно громко:
– я пытался из тебя женщину сделать, а ты просто блядина проклятая!
бар был полон. все места заняты. я поднял руку. я размахнулся. я сшиб ее тыльной стороной руки с этой чертовой табуретки. она упала на пол и заорала.
это происходило в дальнем углу бара. я даже не обернулся на нее. прошел через весь бар к выходу. и только там повернулся к толпе. было очень тихо.
– так, – сказал я. – если здесь кому-то не НРАВИТСЯ то, что я только что сделал, пусть хотя бы СКАЖЕТ что-нибудь…
стало еше тише, чем тихо.
я повернулся и вышел прочь. только я оказался на улице, как они залопотали и зазудели там, зазудели и залопотали.
ГОВНЯШКИ! ни единого мужика на борту!
…но, конечно же, она вернулась, ну и, короче говоря, как бы там ни было, сидим мы с нею как-то ночью, не так давно, пьем вино, и начинается та же самая свара.
в этот раз я решил отвалить.
– Я, НА ХУЙ, ВЫЛЕЗУ ИЗ ЭТОЙ ДЫРЫ! – заорал я Вики. – Я БОЛЬШЕ НЕ ПОТЕРПЛЮ ТВОИХ ОСКОРБЛЕНИЙ!
она вскочила и загородила собою дверь.
– только через мой труп – вот как ты отсюда вылезешь!
– ладно, если тебе так хочется.
я ей хорошенько заехал, и она упала прямо на пороге. пришлось двигать тело, чтобы выйти.
я спустился вниз на лифте, чувствуя себя довольно неплохо. хорошая лихая увеселительная прогулка с 4 этажа. лифт был допотопной штуковиной в виде клетки и вонял старыми носками, старыми перчатками, старыми половыми тряпками, но в нем я чувствовал себя надежно и мощно – почему-то, – а вино скакало по мне во весь опор.
но потом я из него вылез и передумал. сходил в винную лавку. купил еше четыре бутылки вина, вернулся, снова проехал на лифте наверх. то же самое ощущение безопасности и силы. зашел к себе. Вики сидела на стуле и плакала.
– я вернулся к тебе, счастливица ты моя, – сказал я ей.
– ты сволочь, ты меня ударил. ТЫ МЕНЯ УДАРИЛ!
– хмм, – сказал я, открывая новую бутылку. – а еше будешь меня говном кормить, получишь больше.
– АГА! – завопила она. – МЕНЯ-ТО ТЫ УДАРИЛ, А МУЖИКУ ВРЕЗАТЬ КИШКА ТОНКА!
– НЕТ, БЛЯДЬ! – завопил я в ответ. – МУЖИКА Я БИТЬ НЕ СТАНУ! ТЫ ЧТО, ДУМАЕШЬ, Я СОВСЕМ СПЯТИЛ? ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ ЭТО?
это ее чуток угомонило, и мы немного посидели, попили вино стаканами. портвейн.
потом она меня начала снова оскорблять, главным образом, заявляя, что я дрочу, пока она спит.
ладно б еше это было правдой, все равно ведь мое дело, прикинул я, а если нет, так она и ПОДАВНО рехнулась. она утверждала, что дрочу я в ванной, в чулане, в лифте, везде.
стоило мне выйти из ванны, как она туда забегала, типа:
– вот! Я ВИЖУ! ПОСМОТРИ, ВОТ ОНО!
– ты, ворона полоумная, это же просто налет грязи.
– нет, это МОЛОФЬЯ! это МОЛОФЬЯ!
или залетала, когда я мылся под мышками или между ног, и говорила:
– видишь, видишь, ВИДИШЬ! ты это ДЕЛАЕШЬ!
– ЧТО делаю? мужику уже что, ЯЙЦА себе помыть нельзя? это МОИ яйца, черт бы тебя побрал! мужику уже собственные яйца помыть нельзя?
– а что это за штука там торчит?
– мой левый указательный палец. а теперь ПОШЛА ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!!!
или в постели, сплю себе крепко, как вдруг эта рука хватается за мой аппарат с прибором, мужики, дрыхаю себе посреди ночи, а тут эти НОГТИ!
– АХ-ХА! Я ТЕБЯ ПОЙМАЛА! Я ТЕБЯ ПОЙМАЛА!
– ворона ты полоумная, еше раз так сделаешь, и Я КЛЯНУСЬ, Я ТЕБЯ ПОРЕШУ!
– ПОЙМАЛА, ПОЙМАЛА, ПОЙМАЛА!
– да спи ты, ради бога…
так вот, в эту ночь, сидит она, значит, и орет, суходрочку на меня вешает. я сижу, пью себе спокойно вино, ничего не отрицаю. а она от этого еше туже заводится, злится.
и еше злее.
наконец, ей уж совсем невтерпеж стало, после всего этого базара про сухолрочки, то есть, про то, что Я, как предполагается, дрочу, а сейчас сижу себе спокойно и ей улыбаюсь, и она вскочила и выбежала за дверь.
пусть идет. я сидел и пил свое вино. портвейн.
то же самое пойло.
я обдумал эту мысль. хмм, хмм, так-так…
затем очень лениво я поднялся и съехал на лифте вниз. то же самое чувство силы.
я не сердился. я был очень спокоен. просто та же самая война.
я прошел по улице, но в ее любимый бар заходить не стал. к чему ту же самую игру повторять? ты – блядь; я пытался сделать из тебя женщину. хуйня. через некоторое время мужик уже может выглядеть довольно глупо. поэтому я зашел в другой бар и сел на табурет возле двери. заказал себе выпить, отхлебнул, поставил стакан, и тут увидел ее. Вики. она сидела на другом конце бара.
почему-то выглядела испуганной до усрачки.
но я не стал на нее обрушиваться. просто смотрел, будто мы вовсе незнакомы.
потом я заметил рядом нечто в таких старорежимных лисьих мехах. голова мертвой лисицы свешивалась ей на грудь и смотрела на меня. то есть, грудь на меня смотрела.
– похоже, твоей лисичке нужно выпить, милашка, – сказал я.
– она сдохла; ей не нужно выпить, выпить нужно мне, а то и я подохну.
ну что ж, славный такой парнишка, вроде меня. кто я такой, чтобы сеять смерть? я купил ей выпить. звали ее, как она мне сообщила, Марджи. я тоже представился:
Томас Найтенгейл, продавец обуви. Марджи. все эти бабы со своими именами – пьют, срут, переживают месячные. мужиков ебут. складываются в стены. это чересчур.
мы выпили еше по парочке, а она уже залезла к себе в сумочку, фотку детей своих засвечивает: слабоумный урод-мальчик и девочка без волос, сидят в какой-то захезанной дыре в Огайо, их отец отсудил, отец у них зверь, только деньги на уме; никакого чувства юмора, никакого понимания. ах, он из ТАКИХ? к тому же, всех этих женщин в дом водил и трахал прямо у нее на глазах, не выключая света.
– ах, понимаю, понимаю, – сказал я. – ну разумеется, большинство мужчин – звери, они просто не понимают, а вы – ТАКАЯ милашка, какого черта, это несправедливо.
я предложил ей зайти в другой бар. у Вики задница уже тиком подергивалась, а она была наполовину индианкой.
там мы ее и оставили, а сами обогнули угол. за углом у нас еще один был.
потом я предложил зарулить ко мне. немного едой заняться. то есть, что-нибудь приготовить, поджарить там, испечь.
про Вики я ей, конечно, не рассказал. но Вики всегда гордилась своими чертовыми печеными цыплятами, может, потому, что сама такого напоминала. печеного цыпленка с лошадиными зубами.
поэтому я предложил найти цыпленка, испечь его, оросить вискачом. она не возражала.
так. винная лавка, квинта виски. 5 или 6 кварт пива.
мы нашли ночной рынок. там даже мясник присутствовал.
– мы хочем цыпленка испечь, – сказал я.
– ох, господи, – вздохнул он.
я уронил одну кварту пива. вот она бахнула так бахнула.
– боже, – сказал он.
я уронил еше одну, посмотреть, что он на это скажет.
– ох ты боже мой, – сказал он.
– мне надо ТРИ ЦЫПЛЕНКА, – сказал я.
– ТРИ ЦЫПЛЕНКА?
– господи ты боже мой, да, – ответил я.
мясник куда-то нагнулся и достал трех очень изжелта-бледных цыплят с несколькими длинными черными неошипанными волосинами, похожими на человеческие, завернул все в один большой кулек, в розовую грубую бумагу, обмотал настоящей изолентой, я ему заплатил, и мы оттуда свалили.
по дороге я уронил еше две кварты пива.
я ехал вверх на лифте и чувствовал, как силы у меня прибывает. когда мы закрыли за собой дверь моей квартиры, я задрал на Марджи платье посмотреть, на чем у нее чулки держатся. затем всунул ей приятельский пистонише своей длиннопалой правой рукой. она взвыла и выронила большой розовый кулек. тот плюхнулся на ковер, и 3 цыпленка вывалились, те 3 цыпленка, изжелта-бледные, с приставшими 29-30 склизкими, вялыми, зарезанными человеческими волосинами, смотрелись очень странно, лыбясь на нас с вытертого ковра из желтых и бурых цветов, деревьев и китайских драконов, под голой электролампочкой в лос-анжелесе на краю света почти на углу 6-й и Юнион.