Когда засмеется сфинкс - Игорь Подколзин

— Кроме всего прочего, вы еще и марксистка — проповедуете лозунг: бытие определяет сознание?

— Я этого не сказала. Некоторые качества да. Ну а насчет сознания — пусть лучше будет оно упрятано поглубже, в самый надежный тайничок. Вам больше ничего не потребуется?

— Пока нет, благодарю вас, мисс О'Нейли, вы ангел.

— Тогда я пойду. — Она направилась к двери. Открыв, повернула голову и тихо произнесла: — Если будете неискренни, я это тотчас пойму. Мне бы не хотелось, чтобы между нами пробежала кошка. Учтите. — Она вышла.

Грег пристально, любуясь ее ладной фигурой, посмотрел ей вслед и подумал: «До чего же хороша, с ума сойдешь, неглупа, умеет работать и прекрасно держаться».

Он пододвинул папки, сложил их по порядку срочности и открыл верхнюю.

Так начался первый день детектива частного сыскного бюро «Гуппи» Фрэнклина Грега, бывшего полицейского инспектора, когда-то подававшего большие, но, увы, не оправдавшиеся на поприще государственной службы надежды.

Наконец-то он нашел то, к чему стремился, что отвечало его желаниям, в этом Фрэнк убедился весьма быстро.

Работа захватила Грега целиком. Кажется, никогда еще он не чувствовал такого удовлетворения от своей деятельности, как в «Гуппи».

Шеф внимательно и с явной симпатией следил за тем, как ведет и распутывает сложные клубки интриг его новый сотрудник. Порой он тактично и ненавязчиво поправлял, как бы его же устами подсказывал направление поиска, уклоняясь от прямого ответа на вопрос, добивался принятия Грегом самостоятельного решения, выбора правильной версии. За два года Фрэнк многому научился у Хитрого Опоссума, как в кругу криминалистов называли Бартлета.

Контора процветала.

И чем больше она приносила дохода, тем, казалось бы, глубже в прохладную тень уходил Бартлет, выдвигая на первое место, под лучи софитов телевизионщиков и перья журналистов своего молодого коллегу, издали наблюдая за ним, чтобы вовремя, тихо и неслышно, как призрак, появиться неожиданно рядом, чуть-чуть подбодрить, повернуть в нужную сторону или слегка остудить начинающую кружиться от успехов голову, а затем опять юркнуть и раствориться в благодатной глубине. В отличие от прямодушного Кребса шеф избегал дискутировать с Грегом, всякий раз старался тонко и дипломатично перевести разговор в другое русло и делал это виртуозно, как завсегдатай светских салонов.

Если богом Кребса был закон, то для Бартлета он являлся соучастником. И если Джон был рабом первого, то Хитрый Опоссум умудрялся заставить закон служить себе, работать на его, Бартлета, пользу. Таким образом, характер Грега как бы шлифовался двумя наждачными кругами, из которых один грубо сдирал всю лишнюю и ненужную мишуру, что, естественно, не всегда проходило безболезненно, второй ласково — это скорее напоминало нежное поглаживание, чем обработку, — наводил блеск и наносил замысловатый, сложный и красивый узор.

К этому времени в судьбе юриста произошло и другое знаменательное событие.

Нежная симпатия первых дней к мисс О'Нейли стала обретать какие-то иные, пока еще непонятные ему очертания. Как ему казалось, с девушкой происходило что-то похожее. Постепенно их хорошие отношения переросли в искреннюю дружбу, а затем и в нечто большее, напоминающее любовь, в чем пока полностью разобраться Грег не мог. Сперва он ловил себя на том, что его восхищают внешность девушки, ее трезвые и в то же время веселые и ироничные суждения, а порой и дельные советы ему, ее начальнику. Затем ее стало просто не хватать. Находясь где-нибудь у черта на куличках, ломая голову над очередным криминальным ребусом, ему вдруг остро хотелось видеть ее, быть рядом, чувствовать запах духов, слышать голос. Его сводили с ума ее глаза, постоянно меняющие цвет. Обычно синие, как васильки, они голубели в радости и приобретали лиловатый оттенок, если она сердилась.

Однажды в конце дня он тихо вошел в приемную, держа в руках скромный букетик фиалок. Мисс О'Нейли, вся озаренная солнцем, высунулась в распахнутое окно, давала указания шоферу «пикапа», который привез мебель.

Грег молча застыл в дверях и с восхищением смотрел, как золотыми волнами рассыпались по ее плечам густые, пронизанные лучами волосы. Зачарованный, он не заметил, как она повернула голову и, не меняя позы, чуть-чуть прищурив синие, как небо, глаза, с загадочной и странной, словно чего-то ждущей улыбкой смотрит на него.

Застигнутый врасплох, Фрэнк покраснел, попятился к двери, не отдавая отчета словам, зачем-то выпалил:

— Зайдите ко мне, пожалуйста, Вирджиния, как освободитесь. — Он резко повернулся, стукнулся лбом о дверь и, проклиная в душе свою неуклюжесть — поступил как остолоп, — скрылся за портьерой.

— Я вас слушаю, мистер Грег. — Мисс О'Нейли вошла почти следом за ним и осторожно, без шума, прикрыла дверь. Она не остановилась, как это бывало обычно, на пороге, придерживая рукой портьеру, а медленно, все с той же непонятной улыбкой, глядя ему прямо в глаза, шла к столу.

У Фрэнка перехватило дыхание. Он, опираясь на подлокотники, поднялся с кресла и, обойдя стол, остановился очень близко, почти касаясь ее.

Она слегка приподняла голову, рот ее был полуоткрыт, руки опущены вдоль тела. Голова у него закружилась, он схватил ладонями ее лицо и начал целовать глаза, рот, шею. О'Нейли, как сомнамбула, стояла, не шевелясь, все так же безвольно опустив руки.

— Джин! Я люблю тебя, — задыхаясь от счастья и нежности, шептал Фрэнк, целуя ее.

Глава V

Эдуард Бартлет — шеф

Два года напряженной работы, которая иногда изматывала до предела и тело и душу, но была всегда увлекательной и в конце концов приносила творческое удовлетворение, пролетели как две недели. Грег чувствовал — это время сделало его более уравновешенным и спокойным, вместе с опытом пришла уверенность в себе, знаниях, способностях. Он возмужал, голос стал тверже, взгляд утратил легкий налет сентиментальности и обрел жесткость.

Как-то утром, в пятницу, около одиннадцати часов, они с Джин, удобно устроившись в кресле, целовались в кабинете, ожидая, когда на очередное традиционное оперативное совещание прибудет шеф. Бартлет всегда ставил свой «пежо», чем-то очень напоминающий поросенка, на одном и том же месте, под окном Грега. Возможность быть застигнутыми врасплох исключалась — Фрэнк настежь распахивал створки рамы, и влюбленные тотчас заметили бы приезд шефа.

Неожиданно тренькнул аппарат греговского телефона. Фрэнк снял трубку. Бартлет звонил из дома.

— Мистер Бартлет? — удивился Фрэнк. — Вы заболели?

— Нет. К счастью, чувствую себя как никогда здоровым и бодрым. — В трубке раздался легкий смешок. — Вас это огорчило?

— Но сегодня пятница?

— Ну и что? Разве я обязательно хвораю по пятницам? Наоборот, это мой самый любимый день недели, — опять хихикнул Бартлет.

— Я хотел сказать, — запнулся Фрэнк. — Мы уже собрались на совещание, обстановка сугубо деловая. Мы вас ждали, есть вопросы, требующие незамедлительного и компетентного решения на вашем уровне.

— Все это чепуха, — весело ответил шеф. — Вы бы не смогли подъехать ко мне, Грег?

— Конечно, смогу, — начал Фрэнк. — Но совещание?

— Да пошлите вы к лешему это совещание, что вы прицепились с ним. Тот, кто создает традиции, вправе и нарушать их. Я нарушаю традицию — значит, есть для этого веские причины. — В трубке снова послышался смех. — Плюньте на все и всех и подъезжайте. Поговорим. Вы же еще, если меня не подводит память, не наведывались в мою обитель?

— Да, мистер Бартлет.

— Вот и сделайте милость. Увидите нору Хитрого Опоссума, вы ведь так, паршивцы, окрестили меня. Я жду вас. — В трубке раздались гудки.

— Что он сказал, дорогой? — нетерпеливо спросила Джин.

— Велел послать к черту, пардон, к лешему, совещание, плюнуть на тебя и сейчас же явиться пред его ясные очи. Уму непостижимо. Старикан явно что-то замыслил серьезное, не таков он, чтобы по пустякам ломать распорядок дня и гонять персонал. Инте-ре-сно, какая же его укусила муха?

— Не гадай на кофейной гуще, а отправляйся немедленно. — О'Нейли вскочила и выбежала из кабинета.

Грег медленно положил трубку на рычаг и задумался. Для чего он понадобился шефу? Зачем тот отменил оперативку? Наконец, почему голос его был такой, словно старик выиграл кучу денег, не знает, что с ней делать, и надеется получить от Фрэнка дельный совет.

Он потянулся к лампе и нажал черную кнопку. Почти тотчас в проеме показалось озабоченное лицо Джин. Она огляделась и спросила:

— Ты звал, Фрэнк?

— Сейчас звонил шеф.

— Господи, у тебя склероз, я же слышала. Удивляюсь, чего ты медлишь. Видимо, он занемог и не может приехать сам?

— Совсем нет. Он здоров, как бык. Здесь что-то другое. К сожалению, я даже отдаленно не представляю, что именно.