Сокровища Аттилы - Анатолий Соловьев

Стены галереи, окружавшей двор, были в жирной копоти. Широкие входные двери выломаны. Приемный зал, куда гурьбой ввалились воины, напоминал черную пещеру. Под ногами хрустели опаленные огнем куски штукатурки. Метались под полуобрушившимся потолком растревоженные голуби. Бесшумно носились летучие мыши. Пахло пылью и старой золой.

Лестница на второй этаж оказалась поломана. На высоте двадцати локтей торчали обгорелые балки. Воину подняться на такую высоту — что через левое плечо плюнуть. Мигом взметнулся аркан, обвился вокруг толстого бревна. Один из воинов по имени Силхан, по прозвищу Сеченый, с кинжалом в зубах ловко вскарабкался на балку, оттуда перебрался на площадку второго этажа. За ним поднялись еще двое. Вскоре вернулись. Силхан, чихая от пыли, объявил, что второй этаж пуст, как ларь нищего римлянина. Безносый велел искать вход в подвал. Зажгли смоляные факелы. Шарили в темных закоулках, осматривали переходы, разгребали завалы. Ни люка, ни ступенек вниз.

Искали долго. Солнце уже начало садиться. Вернулись в приемный зал. Сели отдохнуть. Силхан случайно ткнул копьем в черную от копоти стену. Она вдруг загудела, как бывает, когда металл ударится о металл. Расчистили то место. И обнаружили небольшую железную дверцу. Попробовали открыть. Оказалась заперта. А за запертой дверью обязательно что–то скрывается. Разыскали бревно. Взялись, раскачали, ударили. Дверь выдержала. Опять ударили. Даже не прогнулась. Ва! Все удивились. Разыскали бревно потолще, ухватились, принялись долбить, как тараном. Гул разнесся по всему дворцу. Тучи голубей с криками заметались над поляной. Били, пока не зарябило в глазах. Запыхались, бросили. Силхан сказал, что за дверью должно быть помещение. В наружной стене на высоте пятнадцати локтей увидели крохотное оконце, забранное толстой решеткой. В него не пролез бы и ребенок. Безносый решил, что дверь ведет в подземелье. Опять бродили по пустым гулким помещениям, заглядывая в каждое подозрительное место. Силхан в куче обгорелого хлама разыскал бронзовый светильник в виде кудрявой женской головы, прицепил к поясу. Время было уже позднее. Решили возвращаться. Безносый был доволен: дверь в подземелье он нашел. И не виноват, что открыть нельзя. Утром он доложит Чегелаю.

Но ночью, когда Безносый, насытившись, блаженствовал у костра, его отозвал в сторонку Силхан Сеченый. О случае со стрелами знали те, кому успел рассказать болтливый Тюргеш. Сам Юргут за хлопотами успел забыть и про стрелы, и про то, что нарушил клятву, данную Чегелаем Тэнгри. Отведя Безносого подальше от костра, воин сообщил, что Тюргеш интересовался у прорицателя Уара, советовал ли он Юргуту украсть две стрелы из колчана Тюргеша. Прорицатель ответил, что таких советов не давал и давать не мог.

— Старик сильно рассердился на тебя. Завтра он хочет пожаловаться Чегелаю. Собирается сказать, что ты в Потаиссе оставил в живых девушку. Это правда?

Так как Безносый сильно омрачился, Силхан, у которого на бывшего десятника была обида, продолжил:

— Если правда, думай сам! Чегелай такое не прощает! Ты помнишь, как меня высекли из–за пустяка?

Дело было в том, что Силхана однажды высекли по приказу Чегелая за то, что он утаил от общего дележа три золотые монеты, спрятав их за щеку. Обнаружил тайник Силхана не кто иной, как Тюргеш, причем когда выковыривал монеты изо рта воина, тот укусил, его за палец. Силхан этого не забыл.

Вернулся к костру Безносый задумчивым. Если Тюргеш пожалуется, завтра Юргут, подобно Корсаку, будет бежать на аркане за лошадью нового сотника. Если бы дело было только в стрелах, можно было бы пойти к Уару и подарить ему монеты, но как оправдаться, что он оставил в живых Ладу? Тут никакие монеты не помогут.

Ночью новый десятник исчез из стана. А вместе с ним его вещи и лошади.

Глава 8

ПОДЗЕМЕЛЬЕ

1

В небольшой лощине, скрытой в глухом лесу, горел костер, освещая ограду поминального храма. Возле костра сидел человек. Рядом паслись две лошади, одна под седлом, другая — с походным вьюком. Надо быть безумно смелым или слишком беспечным, чтобы в такое опасное время решиться на путешествие в одиночку, да еще остановиться на ночлег в незнакомом лесу.

Впрочем, путник был воином. Крепкие доспехи прикрывали его грудь, а голову — капюшон. Длинный меч и круглый щит лежали рядом.

Воин жарил на кончике кинжала мясо. Жир капал в костер, пламя шипело и с треском взмывало вверх. Жестокое лицо с воспаленными глазами и обрубленным носом производило отталкивающее впечатление, но в тепле и покое лицо воина смягчилось, казалось задумчиво–удовлетворенным, если бы не настороженный исподлобья взгляд, который воин изредка бросал в темноту, говоривший о том, что он готов к неожиданностям.

Лошади паслись беспокойно, вскидывали головы, фыркали, явно чувствуя присутствие чужих людей. Но в лесу было тихо, ни шороха, ни звука. Такое затишье случается перед прыжком хищника, когда все живое окрест замирает в ожидании.

Безносый, а у костра сидел он, терпеливо ждал, его слух, не менее чуткий, чем у зверя, мог уловить звук хрустнувшей ветки за сотни шагов. Душистые запахи росных трав, разлитые в воздухе, казалось, свидетельствовали, что усыпляющая тишина утвердилась здесь надолго. Но Безносый знал, что где–то неподалеку прячутся люди и наблюдают за ним. Он чувствовал это спиной, как если бы видел глазами.

На багровом от жары лице десятника отражалась неумелая работа мысли. Он свое дело на земле исполнял, как подобает настоящему мужчине, а его чуть не взяли на аркан. От такой беды кто не убежит? Теперь на его шее висел христианский крестик. В юности его смущало обилие богов. Они были у каждого народа. И он видел, что гуннские боги — не самые главные. Возможно, поэтому мучительный для многих вопрос: кому поклоняться, Безносый решил с обычной для него сообразительностью. Если действительно богов много, то на Небе они ведут себя, как люди, и так же враждуют между собой. Но если они как люди, то не столь уж и проницательны и любого из них можно умилостивить и даже обмануть. А если бог на самом деле один, то какая разница — кому молиться: все молитвы дойдут. В любом случае поклоняться следует тому, в ком больше нуждаешься. Той ночью в Потаиссе Лада сказала ему, что приняла христианство. Поэтому и ему следует побыть христианином. А там видно будет. Сейчас, сидя у костра, Безносый безуспешно пытался вспомнить молитвы, которым когда–то учила его мать.

Он услышал шуршание травы у себя за спиной и понял, что приближаются несколько человек. Те, кого он видел третьего дня у храма — не воины, с такими справиться нетрудно, даже если их будет небольшая толпа. Лошади перестали пастись, вскинули головы, предостерегающе заржали. Шаги затихли. Но за спиной молчали. Десятник беспечно крикнул:

— Эй, я не враг вам! Подходите и садитесь у костра! Обычай не велит прогонять путников!

В освещенный костром круг вступило несколько человек. В коротких кафтанах, сапогах, в руках крепкие дубинки. Мечей и другого оружия нет. Один из подошедших, темнолицый, скуластый, явно гунн, двое белокурых — готы, четвертый — седой, лохматый — алан. Его Безносый узнал. Это был тот самый, кто вышел первым из поминального храма, когда он наблюдал со скалы.

Выражение чужого лица воин оценивает мгновенно.

Незнакомцы были настроены миролюбиво. Лохматый алан спросил:

— Кто ты и зачем явился сюда?

Безносый отложил в сторону кинжал с кусочком мяса, принял сокрушенный вид.

— Я беглец! Звать Юргут. Мне грозила смерть.

— Разве смерть грозит не каждому воину?

— Меня ожидала позорная смерть, — печально пояснил Безносый. — Убежал сотник Дзивулл, мой друг. Я знал, что он собирается бежать, но не выдал. И был обвинен в измене.

Если Дзивулл у них, чужаки не станут спрашивать, кто такой Дзивулл и куда он сбежал. И точно. Незнакомцы переглянулись, темнолицый гунн спросил:

— Это ты был ночью с Дзивуллом в храме?

— Да. Но мы ничего не взяли.

— Зачем же шли?

Вот глупый вопрос! Безносый почесал лоб, буркнул невнятное. Подошедшие с каким–то странным любопытством следили за ним. От них совершенно не исходило ощущение опасности, так хорошо знакомое воину. Может, пока не поздно, схватить меч? Безносый, заметив, как тотчас напрягся алан, подавил вспыхнувшее желание. Алан добродушно сказал:

— Твои желания, Юргут, отражаются на твоем лице. Не шарь рукой на поясе. Меч на траве. Куда ты собираешься бежать?

— Не знаю, — отозвался десятник. — Встречу хороших людей, присоединюсь к ним.

Алан и гунн подошли к костру, уселись на корточки. Германцы остались стоять за спиной воина, опираясь на дубинки.