Обуздать ветер - С. Алесько

— Ну все, сейчас они им займутся, — вздохнул Корень облегченно, но тварюги, и не подумав оправдать ожидания, продолжали надвигаться на нас.

— Они едят мертвых собратьев? — быстро спросил я, держа «росток» наизготовку, но сильно сомневаясь, что мне удастся орудовать им с айровой ловкостью.

— Обычно — да, и раненых тоже. Но обычно они и такими стаями не охотятся, — друг сделал пару стремительных выпадов в направлении двух особо смелых касов, те оказались проворнее и теперь шипели на нас с чуть большего расстояния.

В этот миг одна из тварей, прижимаясь к земле, метнулась вперед, нацелившись Корню в пах, я каким-то чудом ухитрился пырнуть ее «ростком» и даже попал, куда следует.

Радость тут же растаяла, что утренний туман под солнышком. Гибель второго товарища будто послужила сигналом к атаке, и с десяток разъяренно шипящих касов ринулись на нас. Корень едва успевал орудовать «ростком», я помогал, как мог, но удача от нас отвернулась. Несколько мгновений непрерывных выпадов впустую, злобного шипения, клацанья челюстей… короткий вскрик Корня, тут же сменившийся потоком брани, и я почувствовал порыв ветра, разметавший волосы.

О, нет, если провалюсь в степь, друг не справится один. Ему досталось от тварей: на рукаве проступили красные пятна, похоже, прокушена рука…

— Только не это, Перчик! — рыкнул айр, быстро сообразив, что к чему. — Только не выходи за край. Здесь не галера, касы слишком быстрые, тут же перегрызут тебе горло. Меня цапнули, я не смогу оборонить нас обоих.

Перед глазами уже проступали ковыльные волны, но я, превозмогая внезапно вспыхнувшую в голове колющую боль, постарался не терять из вида атакующих тварей. В Подземье этот ветер. Чем он тут поможет? Песком и пылью глаза касам запорошит? Степь неохотно истаяла, а я в последний миг успел отдернуть «росток» от щелкнувших впустую челюстей и попытался ткнуть тварь, но она скукожилась, пряча уязвимое место.

Корень что-то крикнул, я не расслышал, ощутив, как ветер, по-прежнему продолжавший трепать мои волосы, потек вперед, по плечам, рукам, обвиваясь вокруг зажатого в них жалкого оружия. Струи скручивались в жгут, расширяясь на конце в вертящуюся воронку, подобно смерчу. Я вцепился в задрожавший «росток», оплетенный текучим толстым канатом зеленовато-желтого цвета: ветер принес из степи длинные ости ковыля.

Картинка перед глазами менялась медленно, приводя на ум томное колыхание водорослей на дне ленивого ручья, на самом деле происходило все стремительно. Морда каса, избежавшего моего удара, соприкоснулась с крутящейся воронкой, на песчано-серой коже тут же проступили алые разрезы, набухшие кровью. Тварь издала что-то вроде визга и отпрянула, я с усилием, будто железную палицу, подал «росток» вперед. Послышался тошнотворный звук рассекаемой плоти, кровь брызнула в дорожную пыль, расписав ее причудливыми темными пятнами, кое-где скатавшись в крошечные серые шарики, попала на нас, на припавших к земле касов. Горячий воздух наполнился тяжелым запахом.

— Корень…

Я попытался попросить друга поддержать меня, ибо колени начали опасно подгибаться, но язык не слушался. Айр, к счастью, сам разобрался, что к чему, и быстро подставил плечо. Он хотел помочь держать «росток» (не знаю, была ли ему видна воронка, но то, что я с трудом справляюсь с оружием, врядли ускользнуло от его внимания), я не позволил.

— Нет, только меня, — слабо оттолкнул локтем его руку. — Пальцев лишишься…

Битва превратилась в побоище. Касы почему-то не спешили уходить. Наверное, воронка зверюгам была не видна, а ветра, бросавшего в морды пыль и песок, они не боялись. Хищники чуяли неладное, лишь когда первые ковылинки впивались в шкуру, рассекая ее не хуже отточенного лезвия. Тогда отступать становилось поздно: воздушная воронка захватывала тварь, не давая вырваться. «Росток» ходил ходуном, удерживать его становилось все труднее, и я не мог нацеливаться с точностью, так, чтобы перерезать горло, поэтому в серой пыли перед нами уже валялось несколько лап, рядом копошились их владельцы, тщетно силясь встать, не понимая, что это им уже не удастся.

— Почему они не убегают? — бормотал Корень. — Почему? Перчик, ради Зель-творящей, только не выходи за край…

Зель-творящая мне была неведома, но за край выходить я не собирался хотя бы ради Корня, не говоря уж о собственной шкуре и моей милой девочке, которая определенно расстроится, если я больше не явлюсь к ней ни во сне, ни наяву.

Колющая боль в голове становилась сильнее, от нее темнело в глазах, ноги совсем не держали, руки тоже грозили отказать.

— Сколько… их… еще? — я с трудом ворочал языком, зрение мутилось, темная пелена то скрывала поле боя, мешая достать разъяренных хищников, то неохотно расступалась.

— Три… нет, погоди, тот запутался в выпущенных кишках. Два! Давай, Перчик, еще чуть-чуть. А, вот так! — друг встал сзади, крепко ухватил мои локти и повел сжимавшие «росток» руки влево.

Наступил очередной миг помрачения, я не увидел, но ощутил, как воронка соприкоснулась с чем-то плотным, тут же послышался визгливый шип.

— Один остался, — пробормотал Корень над ухом. — Ну, иди сюда, ящерка. Я не могу бегать за тобой с парнем подмышкой.

Последний кас жутко ощерился, будто понял обращенные к нему слова, и ринулся вперед. Айр приподнял мои руки, и морда твари угодила ровнехонько в центр маленького смерча. Визга не было, был только чавкающий звук рассекаемой плоти и влажные шлепки: брызги крови, ошметки мяса и шкуры разлетались во все стороны и падали в дорожную пыль.

— Все! — выдохнул Корень. — Бросай «росток».

Бросай! Легко сказать… Деревяшка по-прежнему была оплетена ветром, который теперь больше походил на веретено, чем на воронку, но, касаясь земли, пыль поднимал неслабую. Безостановочно стекая по рукам откуда-то из-за плеч, он не давал мне разжать пальцы. А может, у меня просто не осталось на это сил.

— Ну же, Перчик, бросай! Сколько мне еще тебя держать? Грохнемся — и нас порежет на куски, как тех касов.

Друг, конечно, прав. И ветер вроде бы слабеет, но как же медленно! Ох, и болван ты, Перец! Теперь-то можно выйти за край! А уж в степи я как-нибудь с ним справлюсь. Там тимьян…

Глаза закрылись сами собой, запах пыли и крови исчез, не было больше ни рук друга, ни подергивания «ростка» в ладонях. Были степные ароматы да бушующие перед глазами желтовато-зеленые волны травы. Ветер, будто резвящийся щенок, вился вокруг, толкал то в спину, то в грудь, налетал с боков, играя, приглашая сорваться за ним вдогонку. С радостью б, но не сейчас, сейчас совсем нет сил, и где-то там, далеко, они заканчиваются у друга, поэтому уймись, успокойся, пожалуйста, ладно?