Они приходят осенью (СИ) - Дмитрий Александрович Видинеев

паренька, притулившегося под сенью какого-нибудь дерева. Мрази — всё равно, что невидимки. Они становятся заметны, только если с ними столкнуться нос к носу.

Марина после этих слов сделала вывод, что того типа возле детской площадки никто бы и не заметил, не кинься она на него с газовым баллончиком. Он не прятался, но был для всех настолько «тусклым», что как будто его и вовсе не существовало. А сколько раз она сама раньше проходила мимо таких серых и неприметных, словно созданных для того, чтобы на них никто не обращал внимание?

— Так-то мрази от людей поведением не слишком отличаются, — продолжала Инга. — Едят то, что и мы едим. Я своими глазами видела, как один из них в кафешке булочку уплетал. Тормозные они только. Туго соображают. Потому мы их так легко и вырубили шокерами, не успели они сориентироваться. Это всё, конечно, нам на руку. А что касается жизненной силы…

— Мы уверены, что они её накапливают, — встряла Нонна. — Зачем? Это как раз нам в ближайшее время и предстоит выяснить.

Накапливают? Марина вспомнила, как из пастей обездвиженных тварей вырывалась эфемерная зеленоватая субстанция. Скорее всего — жизненная сила, то, что они зачем-то накапливали. Но вот вопрос: копили они эту силу для себя или для кого-то? Что-то подсказывало, что второй вариант более убедителен. Это отчасти подтверждали слова Семёна, который обмолвился, что есть те, кто пострашнее уличный монстров.

Несмотря на усталость, Марина снова испытала чувство азарта. Ей хотелось раскрывать тайны, докапываться до правды, благо теперь есть с кем эту самую правду искать. А что ещё делать-то? Не сидеть же сложа руки? Все мосты сожжены, дороги назад нет, остаётся лишь вписаться в странную команду и идти вперёд, действовать. Не верилось ей, что можно просто отсидеться.

— Я с прошлой осени за мразями наблюдаю, — Инга посмотрела на Марину и зачем-то понизила голос до заговорщицкого шёпота, — но только недавно мне удалось кое-что любопытное выяснить. Случайно это просекла. Я видела, как толстяк и длинный сажали мразей в автобусы на окраине города. Они их куда-то отвозят, а потом мрази возвращаются.

— Куда отвозят? — удивилась Марина.

— А мне почём знать? Я ведь не супергёрл, не могу за всем уследить. Но скоро мы это выясним, правда, Нонна?

— Разумеется, — последовал ответ, в котором не было ни тени сомнений.

— А Семён и Мамонт? Какова их роль во всём этом? — поинтересовалась Марина.

— Пастухи, — не скрывая отвращения, ответила Инга. — Они за стадом следят. И наказывают таких как ты, не внявшим их угрозам. Иуды. Ненавижу. Как по мне, они в сто раз хуже мразей. Против своих попёрли, против людей. Ярослав мечтает их отловить и бошки им свернуть. Я только за.

Радикально. И жутковато. Марина ощутила, как по спине холодок пробежал.

— А вы… — она замялась. — Вы уже…

— Убивали? — догадалась Нонна. — Нет. Пока только шокерами мразей отключали. Но кто знает, может быть и придётся когда-нибудь переступить эту черту. Мы считаем, что мразь уже не станет человеком. Они не люди и это бесповоротно. Ты ведь сама видела — они чудовища, их не мучает совесть, если кто-то по их вине умирает.

Марина сомневалась, что сможет эту черту пересечь. Прыснуть из газового баллончика в рожу — это пожалуйста, это не смертельно. А вот убить… пожалуй, нет. Мрази ведь были людьми. Были! Когда-то они любили, чем-то увлекались, ходили на работу, музыку слушали. Неужели в них не осталось ни капли человечности? Неужели они действительно стали чудовищами бесповоротно? Ничего кроме тяжести на душе эти вопросы не вызывали. А значит, нужно найти на них чёткие ответы.

* * *

Семён зашёл в бар с броским названием «Аврора» и огляделся в поисках Мамонта. Немногочисленные посетители сидели за столиками, и только напарник, нахохлившись, как мокрая ворона, занял место за стойкой.

Иногда Семён жалел, что связался с этим взбалмошным кренделем. Хотя «связался» — это неподходящее слово. Скорее — судьба привела, сука драная. Обстоятельства. Могло бы всё быть как-то иначе? Порой казалось, что нет. Получил то, что заслужил, хотя непросто в этом признаваться даже самому себе. Он давно топал по дорожке, вымощенной из ошибок и глупых решений. Когда-то это можно было списать на беспечность молодости, но теперь, по истечении лет, такое объяснение не устраивало. Теперь он отчётливо понимал, что упущенные возможности — это следствие непростительно пофигизма и ложного ощущения, что весь мир ему чем-то должен. А всё потому что красавчик, да и талантом не обделён.

Вот только кто-то там, наверху, такого мнения не разделял. Блистательное поступление во ВГИК с первого раза обернулось разочарованием. Проучился с горем пополам два курса. Актёрская карьера за пределами института сразу не задалась. Главные роли не предлагали, а размениваться на рекламу туалетной бумаги и средства от грибка ногтей желания не возникало. Но почему-то другого не предлагали. Начал выпивать. Он любил весело проводить время в общаге — пьяные вечеринки, дешёвое бухло, утренние похмельные пробуждения порой в самых неожиданных местах. В один «прекрасный» день его отчислили.

На пару кастингов пришёл не трезвым. Тогда с ним перестали связываться и по поводу рекламы. Гонорар за сериал таял на глазах. Семён впал в уныние и мистицизм. Последние деньги отнёс гадалке-ведунье, тётке бывшей однокурсницы, которая обещала спасти его от чёрной полосы в жизни. Она то и посоветовала выложить «волшебную» картинку в соцсетях. Мол, это оберег отпугивал тёмные силы, приносящие неудачи. Ну не тупость ли? Естественно, картинка не сработала.

Платить за съёмную квартиру было нечем. Мать, не поддавшись артистичным уговорам Семёна, присылать деньги отказалась, и пришлось искать работу не по профессии. С трудом, поначалу подавляя гордыню, проработал несколько лет экспедитором, затем по знакомству умудрился устроиться в одну, как ему казалось, неплохую строительную компанию, но руководство скоро показало отличный наглядный пример, как из неплохой компании можно сделать не просто плохую, а токсичную, сбежав за бугор с деньгами акционеров. И снова наступило время жалкого существования и какой-то убийственной лени. Не осталось больше ни гордыни, ни желания смотреть в будущее даже с малейшим оптимизмом. Беспросветная тоска. Актёрская карьера в те дни виделась Семёну всего лишь миражом из прошлого, который поманил и обманул. Порой ему не верилось, что эта актёрская жизнь вообще была.

Однажды, находясь в полной апатии ко всему и всем он откликнулся на объявление, в котором искали крепких парней для коллекторского агентства. Несмотря на годы не слишком праведной жизни, хорошей физической формы он не потерял, так что на работу его взяли. Это было дно.