Не по торной дороге - Анатолий Александрович Брянчанинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Маска, черт возьми! — вскричал он и, прищурившись, начал вертеться и нагибаться, чтобы лучше рассмотреть положение шаров. — Не пройдет… Вот канальство-то!
— А у вас в нем партия? — поинтересовался Огнев.
— Шесть дома будет… Сергей Николаич и оружие сложит.
— Вы бы абриколью[115], — посоветовал один из зрителей.
— И то правда! — и Бирюков стал целиться.
— А вам бы помолчать не мешало! — заметила сердитая личность услужливому господину. — Мы ведь не на щепки играем! Коли вам угодно советовать, так и платите за меня.
— Какой вы, однако, придира! — воскликнул Владимир Константинович. — Велика важность, что красненькую в кои века загубите! Я, как в полку служил, по пяти тысяч в вечер проигрывал, да и тут не придирался.
Он прицелился и сделал шара.
— Карета готова! — победоносно возгласил он. Сердитая личность положила кий и вынула бумажник.
— А еще разве не сыграем? — спросил Бирюков.
— Достаточно, — коротко ответил партнер.
— Эх, Сергей Николаевич! Кутнули на четвертную, да и на попятный!
Сердитая личность молча бросила на бильярд деньги и вышла.
Владимир Константинович сунул их в карман и спросил себе ужин и еще бутылку шампанского. Огнев предложил ему сыграть партию.
— Куда вам, птенцу, играть со мной! Я вам с удара партию пропишу!.. Сколько хотите вперед?
— Ничего.
— Как ничего? — расхохотался Бирюков. — Да я вам двадцать сам дам! Петрушка, считай двадцать.
— Не хочу я ни очка, — сказал Огнев.
— Да что у вас пищат деньги, что ли?
— Пищат.
— Нет шутки в сторону, возьмите хоть десять.
— Сказал вам: ни очка!
Владимир Константинович пожал плечами, опустил десятирублевый золотой в лузу, хватил залпом стакан шампанского, и игра началась.
Осокину с самого прихода Огнева поведение его показалось странным: гордый эдакой фатишка, любитель дамского общества — и вдруг сидит в бильярдной, ухаживая за Бирюковым, — что бы это значило? Он спросил еще чаю и стал наблюдать. Просидев две партии, Орест убедился, что Огнев действительно заискивает в его зяте и даже нарочно проигрывает ему деньги, Владимир же Константинович совершенно доволен подобным вниманием и от своего партнера в восхищении. Все это показалось Осокину донельзя противным, и он поднялся в танцевальную залу, чтобы отправиться домой, но в дверях столкнулся с Каменевым.
— Вы уже восвояси? — спросил его тот.
— Да; а вы что запоздали?
— Задержали на практике… Смерть как есть хочется! Зайдемте… — доктор указал на буфет.
Они зашли; Каменев закусил и по обыкновению потер руками.
— Вот что, — отводя Ореста в сторону, сказал он, — как бы вы того… Владимира Константиновича урезонили… совсем ведь он сестру вашу в гроб уложит!
— Эх Борис Яковлевич! Ну что с ним поделаешь! Ведь его и палкой не проймешь! Единственное средство — прогнать подальше!
— Знаете, все эти слезы, бессонные ночи и здоровому вредны, а у Надежды Александровны нервы расстроены до невозможности… Оттого и грудь болит и сердцебиение…
— Опасности, однако, нет? — тревожно спросил Осокин. — Вы откровенно мне скажите, Борис Яковлевич.
— Покамест нет, но знаете, тово… может явиться осложнение… Чертовски близко принимает она все к сердцу… все эти мужнины глупости… Пора бы и плюнуть.
— Это-то верно, да подите уговорите ее!
— Знаете, тяжело ведь видеть, как эдак, тово… тает такая прекрасная женщина! Ведь она — редкая женщина, ваша сестра! — увлекся вдруг Каменев.
Орест вздохнул.
— Полумеры тут не годятся… надо придумать, что-нибудь радикальное, и я подумаю! — крепко сжал он руку доктора и вышел из буфета.
VIII
На другой день, прямо со службы, Осокин поехал к Татьяне Львовне.
— Ну, тетушка, — чуть не с порога крикнул он ей, — благодарю покорно: устроили племянника!
— Что с тобой? Рехнулся ты что ли? — немного смешалась старуха.
— Я-то не рехнулся, а вот те, кто Перепелкину посылал — здоровы ли?
— Не кипятись… поздоровайся сперва!
Орест поздоровался.
— Вы мне теперь все испортили, дорогу к Ильяшенковым закрыли… Кто просил вас вмешивать эту дуру?
— Не кричи, а лучше сядь и выслушай.
Племянник сел.
— Слушаю.
— Перепелкиной я не поручала делать предложения; это она сама в дурацкой своей голове придумала.
— Как же она смела?.. Значит, за чем-нибудь да вы ее посылали?
— Посылала… и для тебя же.
— Удивительно! — пожал плечами молодой человек.
— Хотела помочь тебе, видя твою любовь к Софье.
— Да из чего, скажите на милость, вывели вы подобное заключение?
— Ну, Орест Александрович, ты, пожалуйста, не финти и меня не морочь! — указательным пальцем помахала перед ним Татьяна Львовна. — Как ты не скрытничай, а любовь что шило — в мешке не утаишь!
— Да к делу же, тетушка! — нетерпеливо перебил ее Осокин!
— Вот и велела я этой дуре под рукой[116] справиться, сколько за Софьей дают…
— Так и есть! — вскочил племянник. — Для вас деньги прежде всего!.. Да почем вы знаете: может быть их-то мне и не нужно? Ну-с, интересно очень знать, — иронически продолжал он, — как ваша уполномоченная приступила к подобному разговору… чай, в шею ее оттуда прогнали?
— Ничуть не бывало: старики очень серьезно толковали с нею и сказали, что не прочь иметь тебя зятем.
— Врет ваша Перепелкина, а вы ей верите!
— Что другое, а лжи я в ней не замечала; об заклад побьюсь, что она сказала правду.
— Да что в стариках толку, коли Софья Павловна будет не согласна? А это наверно так и случится, потому что глупость Перепелкиной рассердила ее, а меня она считает ее сообщником!
— Софья тебе это рассказала?
— А то кто же? — и Орест передал тетке разговор свой с Ильяшенковой.
— Плюнь на все… ведь ты же не влюблен? — подсмеялась Татьяна Львовна.
— Да стыдно ведь быть замешанным в такую пошлость!
— На меня свали; скажи, что, жалея тебя, я все это сделала.
— Да ведь она спросит, откуда вдруг эта жалость явилась?
— А ты ответь, что любишь — вот и сказ весь! — брякнула старуха, уже начинавшая тяготиться всей этой канителью.
Племянник махнул рукой и зашагал по комнате. Приехала Бирюкова.
— Наденька! Душа моя! — горячо обняла Татьяна Львовна гостью. — Ну, каково съездила?.. Как здоровье?.. Что детки? — засыпала она ее вопросами.
Надежда Александровна по возможности удовлетворила тетку; начались поцелуи, новые расспросы.
— Братец-то твой, — после первых минут свидания возвестила старуха, — пока ты в деревне была, влюбиться успел!
Бирюкова вопросительно взглянула на Ореста.
— В Софи Ильяшенкову?
— Похоже на то! — слегка конфузясь, отвечал молодой человек.
— Ты что же мне-то не сказал, не стыдно это тебе? — упрекнула брата Надежда Александровна.
— Нельзя было, милая: мешали все… То Владимир Константинович, то доктор.
— Уж
