«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так точно, товарищ майор.
Начальство спустилось с дороги и исчезло среди сосен. Женька покосился на водителя:
— Давай, товарищ сержант, пока техникой займемся. Запустил ты машину, чего уж там…
— Трофейная, — уныло оправдался худосочный доходяга.
Женька возился в кузове, утаптывая ветки наваленного как попало лапника. Под хвоей чавкало: то ли гудрон какой-то, то ли вакса жидкая. Вот же достался транспорт. Младший сержант возился в кабине — там звякало. Должно быть, осколки лобового стекла убирает — и то сказать, торчат как гадючьи зубы.
Женька обтер найденный в кузове топор, сходил к опушке, загубил несколько веток. Настелил у заднего борта — поприличнее, хотя на катафалк все равно похоже.
Водила сидел, опершись лбом о рулевое колесо.
— Эй, ты не рановато «на массу» давить собрался?
— Не сплю. Это я так — младший сержант поднял голову — морда действительно не сонная, но взгляд смутный.
Женьке стало стыдно — мог бы и сам допереть. У парня товарища убило, да видать и под огнем в первый раз побывать довелось — вон, ни одной медали, неуклюжий, как валенок.
— Тебя как звать-то, сержант?
— Алексей Трофимов, товарищ лейтенант.
Женька поправил очки и пробурчал:
— Вот что, Алексей, давай-ка отдохни, пока время есть. Видать, ночью намотался. Ты жрал-то сегодня?
— Не хочется, товарищ лейтенант. Мне бы полежать полчасика.
— Давай, вались. Автомат мне давай, покараулю.
— Вы оружие, пожалуйста, проверьте. Степана автомат, я не успел…
— Вались-вались, разберемся…
Сержант вскарабкался в кузов и вроде как дышать перестал.
Женька проверил диск покарябанного ППШ — почистить бы не мешало, запущен ствол, да какие претензии к покойнику?
На опушке щебетали птицы, на западе погромыхивало, но без утреннего запала. Высоко в небе проплыли возвращающиеся с бомбежки бомбардировщики с прикрытием «яков». Пригревало солнце. Женька грыз травинку, вспоминал Крым. Там, кстати, трава посуше была. И вообще все по-другому было. Работали напряженно. Дело делали. Сложное, полезное дело. А ведь кончено с планами Отдела. Варварина нет, да и в «Кашке» о чем-то ином уже думают. Переводчикам знать детали не положено, но интуицию-то никто не отменял…
Коваленко вынырнул из кустов бесшумно, но Женька что-то вроде того и ждал — приподнялся на коленях с автоматом наперевес. Старший лейтенант одобрительно кивнул:
— Бдишь? Поехали. Нащупали мы вроде местечко рыбное.
Женька закинул ППШ за спину:
— Поехали. Слушай, может ты за руль? Водила-то наш совсем никакой.
— Да легко. Всю жизнь поучаствовать в параде ретромобилей мечтал.
Женька крутанул ручку. Со второго раза завелась. Из кузова показалась голова, стриженная «под ноль»:
— Товарищ лейтенант…
— Да отдыхай. Тут рядом, — отозвался из кабины Коваленко.
Младший сержант поспешно свалился на землю, оправил съезжающую кобуру:
— Так с норовом машина. Да и не положено вам…
Коваленко ухмыльнулся:
— Залазь, консультировать будешь.
Ползли лесом, по едва заметной колее. Женька качался, цепляясь за кабину — по лицу норовили хлестнуть ветви. Автомат сам собой сдвинулся на грудь — бахнут из чащи, мишень-то завидная.
Попутный сидел на валуне, мечтательно улыбался голубой линзе озера — вид действительно открывался открыточный. Песчаный обрыв со змеями-корнями, роскошные сосны, водяная гладь отражает легкие летние облака.
— Косвенные признаки имеются, — сказал Попутный, — показывая на радужные пятна, плавающие по воде. — Правда, они, косвенные, нам ни ухом ни рылом. Лично я вообще не понимаю, как можно в эту лужу свалиться, не задев деревьев. Прямо какое-то геройское Му-Му за штурвалом сидело.
— Обследуем, установим, — решительно заверил Коваленко. — Это, в конце концов, не Финский залив. Хотя глубины убедительные.
Для начала перекусили. Лопух водитель не знал, что у него в «сидоре» — оказалось, буханка хлеба, шматочек сала да жутко помятая банка сгущенки. Ну, у следственной группы было побогаче. Товарищи офицеры закусывали, с азартом поглядывая на озеро.
— Солнце сегодня хорошее, что тот рентген, — сказал Коваленко, вытирая ложку. — Вон там берег повыше, глядишь, и высмотрим что.
— Да, прогуляемся. Евгений, ты с нами. Четырехглазая оптика — самое то, — кивал Попутный. — Только чуть позже. Валер, кусты-то за машиной…
— Понял, — продолжая улыбаться, кивнул Коваленко. — Жека, — к откосу. Разом, понял?
— Да.
— Ну и… — Майор первым кувыркнулся к песчаному обрыву.
Следом покатился, вскидывая «Суоми» старший лейтенант. Женька ухватил за шиворот ничего не понявшего водилу, дернул за собой — свалились за срез обрыва, корень ударил в плечо, над головой просвистела короткая автоматная очередь…
— Бросай оружие! Руки вверх! — сипловатым голосом закричали из кустов.
Женька утвердился на четвереньках, перебросил на грудь автомат. Побаливало колено, задетое неуклюжим сапогом шофера — тощий увалень Трофимов ошеломленно моргал — вырвавшийся из рук бутерброд прилип к гимнастерке на чахлой сержантской груди.
— Не шевелиться! — продолжали надрываться кусты.
Следственная группа под прикрытием обрыва ощетинилась стволами. Даже младший сержант что-то сообразил и выцарапал из кобуры наган.
— Приказываю положить оружие! — приказали невидимые кусты и закашлялись.
— Простите, а с какой, собственно, стати? — обиженно поинтересовался Попутный. — Вы финны, что ли?
— Здесь вопросы мы задаем! — не очень убедительно отрезали кусты довольно молодым, но то ли пропитым, то ли простуженным голосом.
Коваленко с автоматом полз вдоль обрыва в одну сторону, Женька с ППШ — в другую. Следовало обойти упрямого противника. За Женькой неуклюже полз и водитель.
— А вы вообще кто? — продолжил дипломатические переговоры Попутный, протирая рукавом свой «парабеллум».
— СМЕРШ! Приказываю немедленно бросить оружие!
— Да что ж мы вездесущие такие? — удивился майор, делая знак Коваленко. — Эй, представились бы для порядка…
Вспрыгнуть на обрыв Коваленко не успел — стукнул одиночный выстрел, и из-за деревьев правее рявкнули:
— Куды?! Товарищу полковнику, вражины расползаются. Та разрешите гранатами глушануть?
— В случае сопротивления, — сурово откликнулся «полковник» — судя по голосу, до больших звездочек ему было еще служить и служить.
— Пальба по кому попало — есть поступок, несовместимый с выдержкой и хладнокровием профессионального контрразведчика, — сообщил Попутный, делая знак своим, чтобы не высовывались.
— Отож, — согласился неведомый автоматчик. — Вы, товарищи охвицеры, ложте оружье, та будем разбираться. СМИРШ шутковать не любит.
Что-то в этой ситуации было знакомым. Голос уж точно запоминающийся. Похоже, странных «смиршевцев» было только двое. И откуда такие наглые берутся? Женька посмотрел на сержанта-водителя — тот сжимал «наган» и спешно дожевывал невезучий бутерброд. Это правильно, калории не должны пропадать. Тогда вот тоже завтрак пропал…
Женька спешно пополз к Попутному. Прошептал:
— Кажется, я одного знаю. В Приморской армии встречались.
— Что, действительно СМЕРШ? — поднял бровку майор. — Ну, пообщайся.
С откоса правее заорал Коваленко:
— А ты куда, ешкин кот, сам намылился? Думаешь, «лимонка» не достанет? Замри, говорю, хрен балтийский!
— Та мне твоя «лимонка» в жопу встряла… — оскорбились в деревьях.
— Эй, вы швыряться погодите, — крикнул Женька. — Слушай, ты, случайно, не красноармейцем Торчком будешь? Тем, что Павло Захарович?
— Ефрейтор я, — после паузы отозвались из-за дерева. — А що, видеться доводилось?
— Херсонес помнишь? Аэродром, фрицев тьма. Допрашивать их замучились.
— Так то товарищ переводчику? А эт, вторая сержант?
— Не, ее нету. В Москве осталась. Ты с Варвариным прилетал или как?
— То секретно.
— Понял. Я встану. С удостоверением. Не бабахните?
— Так если удостоверение узрим…
Торчок был все тем же — низкоросло-кривоватым-узловатым. Даже щетина та же. Но на погонах красовалась ефрейторская лычка, да и вооружен был гармонично — ухватистым, по росту ППС. Церемонно показали друг другу удостоверения, церемонно пожали друг другу руки.
— Жив, значит, — одобрительно кивнул Торчок. — А подполковник-то наш…
— Знаю, на могиле мы были.
Торчок глянул на поднявшихся за кромкой обрыва офицеров:
— По одному делу, выходит, работаем.
Женька смотрел на напарника ефрейтора — по всему получалось, что вовсе и напарница. И юбка, и косы дурацкие, в хвойных иголках. Старшинские погоны. Лет около тридцати — некрасивая, лицо опухшее, одутловатое. Видимо, нездорова, да еще комарье. В руке «наган», в кобуру не прячет. Козырнула майору, потом свободной рукой открытое удостоверение предъявила — это грамотно, дистанцию сохраняет: и прочесть можно, и документ не выхватишь. Собственно, выхватывать никто и не будет — видно, что стукнет из револьвера не задумываясь. Вон, даже курок взведен.