Страсти по-губернаторски - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда Иван Данилович, уже перед тем как запереть свой кабинет, позвонил Журе и сказал тому, чтобы его братва взяла на себя слежку за адвокатом Гордеевым и секретаршей суда Лякиной. Назвал их адреса — Люськин домашний и гордеевской гостиницы — и добавил, что пока они находятся в помещении суда и, скорее всего, задержатся здесь допоздна, а куда потом поедут, ему неизвестно, и стерва Люська не говорит. В заключение он заявил, что у него нет времени устраивать беготню за названными лицами, поскольку лично не имеет подходящих кадров, а поручать судебным приставам такую тонкую работу и вовсе ни к чему. Нет у него морального права — это значило бы все дело завалить в самом начале. Короче, все теперь зависит от того, как ловко сработают ребятки Журы, у которого есть специалисты по этой части.
Жура не то чтобы был недоволен поручением, исходившим от районного судьи, он вообще старался всячески подчеркивать свою независимость, хотя это не всегда удавалось. Ну как примерно недавно случилось, когда ему, известному воровскому пахану, черт возьми, вору в законе, пришлось являться на прием к районному судье, чтобы вручить ему взятку! Это Роберт приказал ему отвезти деньги — пятьдесят тысяч баксов — только за то, чтобы судья вынес требуемый вердикт! Охренеть можно! Но Жура повез, причем сам, никому другому — требовал Роберт — это дело перепоручать было нельзя. И привез, и вручил со словами: «По делу Васильчикова». И судья взял их от законника и даже не поморщился, гад. И сказал, что все на суде будет в порядке, подследственный может не волноваться. А теперь, будто ему дана власть над Журавлевым, или Журой, как его называют исключительно свои, он уже и сам приказывает, куда надо послать братанов, за кем следить и что им там делать, если чего случится не так. И все это говорится как бы от лица Роберта.
С другой стороны, и с Робертом не поспоришь, он «черную кассу» держит. Его сам губернатор слушается. Вон оно как все переплелось.
Чтобы не затягивать время бесплодными, все более раздражающими размышлениями, Журавлев приказал своим пацанам — Коле Хвату и Жеке Горелому — взять видеокамеру, пару разгонных машин и проследить за указанными лицами, которые сейчас находятся еще в здании райсуда, но скоро могут его покинуть. Словом, на пальцах объяснил задачу: лбы не крушить — а то эти могли, — но глаз не спускать. А когда у тех начнется кайф, все аккуратно зафиксировать для истории и сохранить. Задание более чем простое.
Но это только казалось, что все просто. Сторож, которого Хват спросил, есть ли в здании суда еще кто-нибудь, ответил, что двое последних, секретарша суда и приезжий адвокат, недавно уехали. А больше там нет никого.
Пацаны разделились: один поехал в гостиницу, где остановился адвокат, а второй направился к дому Лякиной. Но ни там, ни в гостинице их сегодняшних «клиентов» не оказалось. Хват с Горелым перезвонились и стали ждать, что называется, у моря погоды.
А вечерняя встреча между тем была бурной.
Гордеев с Людмилой договорились смотаться сразу, как только уйдет Самохвалов. Первой сбежала она. Хоть вечер и был очень теплым, Люська на всякий случай захватила с вешалки свой длинный плащ, да в нем и вид у нее был не таким вызывающим. Сторож не обратил на Людмилу внимания. А вот уходящего Гордеева спросил:
— А Иван Данилович говорил, что вы допоздна задержитесь?
— Я тоже так думал, но управился с делами быстро. Так что вот вам ключик от кабинета, до завтра.
Сторож пожал плечами и повесил ключ на гвоздик в специальном ящике.
Юрий, естественно, запер все материалы дела в сейф, но собственные выписки и записи сложил в папку, которую забрал с собой. Так что если бы нашелся желающий заглянуть в его бумаги и узнать, о чем думает и чем дышит московский адвокат, того любопытного ожидал бы конфуз. А в том, что так случится, Гордеев был просто уверен — впервой, что ли? Ясно было и зачем это делается.
Ну вот, предположим, обнаружили некие неизвестные типы материалы, подготовленные адвокатом к своей работе. Они их просто изымают, зная, что на их восстановление потребуется время, с которым у адвоката уже туго. А если он окажется беспечным и еще раз каким-то образом подвергнется подобной процедуре, то, считай, его участие в суде второй инстанции можно считать сорванным окончательно. Да и вообще, есть масса всяких вариантов насильственного вывода адвоката из дела, стоит только захотеть. Так что надо быть предельно осторожным.
Эту фразу Юрий произнес почти вслух, словно передавая наказ самому себе. Вот сказал и… успокоился. Ибо, веря в свою осторожность и находчивость, он не боялся рисковать иной раз и совершать неожиданные поступки. Ведь чем непредсказуемее поведение адвоката, тем сложнее с ним бороться.
Девушка, как договорились, должна была ожидать его у входа в магазин, наискосок от здания райсуда. Юрий Петрович внимательно огляделся и, не заметив ничего подозрительного, сел за руль серого «форда» и поехал, но в совершенно противоположную сторону. Так он проверил, не едет ли кто за ним. Никого не было. Тогда он сделал круг по всему кварталу и скоро оказался у входа в гастроном. Люську он увидел сразу. Притормозил, открыл дверцу, а когда она ловко юркнула в машину, сразу прибавил скорости.
Пока ехали по центральной улице, Гордеев все время посматривал в зеркальце заднего обзора — он уже умел отличать обычных водителей от тех, кто вел за ним наблюдение. Но последних не оказалось, значит, они успели убежать раньше, чем те приехали к зданию райсуда. А в том, что они должны были там появиться, он не сомневался, да и Люська ему об этом сказала.
Она вообще была довольно откровенна с ним. Называла вещи своими именами, и ничем не сдерживаемая речь ее изобиловала грубоватыми словечками и оборотами, так характерными для жителей таких вот среднерусских городов, расположенных между более-менее чинным Севером и горячим, взбалмошным югом России. Она же и сказала ему, еще там, в суде, что Ванька — так Людмила уничижительно именовала своего шефа — очень хочет скомпрометировать его, Гордеева, открытой связью с секретаршей суда, то есть с ней. И готов даже послать по их следам наблюдателей с видеокамерой, чтоб потом опорочить московского адвоката.
Факт сам по себе был весьма красноречив. И кто другой из осторожности немедленно прекратил бы с Люськой любые контакты. Но Юрий, уже загоревшийся идеей подержать в собственных руках ее прелести, плевать хотел на судью. Наоборот, такая постановка вопроса придавала бы их свиданию еще большую остроту. А потом, черт возьми, чем он рискует, в конце концов? Он — свободный человек, имеет право делать что угодно — в рамках приличия, разумеется. И с кем он спит, это тоже его личное дело. А что говорить будут? Его это не волновало. Если всему сказанному кем-то верить, можно сойти с ума. Ну и пусть этими гнусными наветами занимается тот, кто хочет. Ведь если надо пустить сплетню, повода не ищут. Сначала обгадят с ног до головы, а потом предложат отмываться самому.
Так что здесь у Гордеева соединились воедино и упрямство, и злость, и презрение к тому же Ваньке, которому хорошо, наверное, подошло бы прозвище Каин, и, наконец, острое желание показать им всем фигу. А Люська, сидевшая рядом с ним сейчас, умопомрачительно точно подходила для этой по-своему даже возвышенной цели…
— Куда поедем? — спросил он. — Я, к сожалению, окрестностей ваших не знаю.
— В посадки, — безапелляционно заявила она и стала рассказывать, как там будет хорошо.
Это были посаженные еще в середине прошлого века лесозащитные полосы между пахотными полями, которые разрослись и даже стали излюбленными местами, где встречались молодые парочки. Здесь были уже и свои подъезды, и укромные полянки, где удобно маскировать автомобили, и даже небольшие кострища, на которых отдыхающие жарили себе шашлыки. Сегодня день был будний, и наезда «гостей» не ожидалось, обычно это случалось по выходным дням, так что по поводу помех можно было не особо беспокоиться. Ну а потом, в городе как-то не принято мешать отдыхать другим, и если ты, скажем, приезжаешь на свое излюбленное место, а оно уже занято целующейся взасос парочкой, то, как истый джентльмен, обязан найти себе другое место. И все это Люська рассказывала, пока они ехали за город, а затем по шоссе отправились на юг, недалеко, километров всего на десять — пятнадцать. Заодно можно было лишний раз проверить — преследователей не было, ехали обыкновенные машины, каждая по своим делам.
Было еще светло, темнеть станет лишь после десяти вечера, так что и торопиться им было некуда, никто никуда не спешил, а, напротив, московский гость все более накалялся в ожидании волнующей перспективы. В том, что она действительно будет чрезвычайно волнующей, они не сомневались, недаром же Люська изъерзалась на сиденье, мешая Юрию внимательно смотреть на дорогу.