Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945 - Гельмут Липферт

Другой русский развернулся и теперь был позади нас, но все еще слишком далеко, чтобы открыть огонь. На высоте 300 метров начался бой. Русские летать могли, это я отметил сразу же. В то время как мы продолжали преследовать первый самолет, второй становился все ближе. Ситуация не была безопасной для нас. Я перезарядил свое оружие и встряхнул машину. Затем я снова поймал русского в прицел. И еще раз оружие отказало. Проклятье! Какое невезение!

Я крикнул Томасу, чтобы он оставался за противником и, если возможно, сбил его. Сам же я отвернул на юг с набором высоты. Второй русский остался за моим ведомым. Когда он пролетел мимо меня, я пошел вверх и по крутой спирали поднялся к нижней кромке облаков. Даже если мое оружие отказывалось стрелять, я хотел, по крайней мере, присутствовать при том, как мой ведомый одержит победу, и помочь ему, если будет необходимо. И последнее потребовалось чертовски скоро.

Сидевший у Томаса на хвосте русский был все ближе. Я должен был попытаться вынудить его отвернуть прежде, чем он откроет огонь. Я спикировал и подлетел так близко, что мог ясно видеть пилота, поворачивавшегося в своем кресле. Когда он увидел меня, то так испугался, что резко перевернул свой Як на спину и начал выполнять полупетлю на недопустимо малой высоте. Русский пилот, должно быть, сразу же понял, что попал в безнадежное положение.

Он отчаянно пытался выровнять самолет, но земля приближалась слишком быстро. Оставляя позади себя плотный инверсионный след, русский мчался к земле. Он мог бы даже завершить маневр, если бы не маленький холм. Я не последовал за русским, а просто выполнил вираж со снижением, и наблюдал за тем, как тот, ударившись о землю, проскользил приблизительно 50 метров и, наконец, врезался в сельский дом.

Набирая высоту, я видел, что над разрушенным домом поднялось пламя и начало распространяться назад по следу, оставленному потерпевшим катастрофу самолетом. Очевидно, топливный бак русского лопнул, когда самолет ударился о землю. Когда машина взорвалась, натолкнувшись на дом, топливо вспыхнуло.

Тем временем Томас присоединился ко мне. Мы сделали два круга над горящим домом. Когда мы полетели назад на свой аэродром, никаких признаков другого русского уже не было.

Вскоре после полудня Томас и я снова поднялись в воздух. На сей раз мы летели в составе звена из четырех самолетов. Вместе с нами была пара из 4-й эскадрильи. Скоро после взлета мы вступили в ожесточенный бой с шестеркой ЛаГГ-5. Мы нечасто сталкивались с этим типом истребителей, но приятели со звездообразными двигателями были не слишком полны сочувствия к нам. Десять самолетов вертелись и крутились в воздухе. Практически немедленно наше звено распалось. Каждый должен был сражаться сам за себя и соответственно защищаться также сам.

Томас летал среди русских словно сумасшедший. Он стрелял из самых невозможных положений, и я не мог удержаться от мысли, что он нажимает на спуск, просто чтобы придать себе смелости. Но там были и другие, опытные летчики-истребители, которые делали то же самое.

Тем временем прямо передо мной, на дистанции около 50 метров, пролетел русский. Я нажал на спуск, и, к моему ужасу, оружие в третий раз отказалось стрелять. Первое, что я сделал, это был быстрый переворот и пикирование в сторону дома на такой скорости, какую мог развить. Я еще раз проверил оружие и едва мог поверить в это! Я забыл включить оружие![73] В этот момент мимо моей кабины пролетел настоящий дождь из трассеров. Я ударил левой ногой по педали руля направления и бросил машину в сторону. Мимо хвоста промчался ЛаГГ-5, стрелявший из всех своих пушек. Он последовал за мной и смог догнать, и, не открой он огонь слишком рано, это был бы мой последний полет. Но теперь я, в ярости на себя самого и на русского, развернулся и пристроился за ним. Сначала русский летел на запад по прямой линии, но скоро он заметил, что я приближаюсь к нему. Он начал маневрировать, но я следовал за каждым его движением. Вражеский пилот был неспособен избавиться от меня, я сокращал дистанцию, но огня не открывал. Я хотел сбить его наверняка. Понимая опасность ситуации, русский на высоте всего лишь 500 метров начал полупетлю, которую успешно выполнил. Я немедленно последовал за ним, но дистанция между нами увеличилась. Летя близко к земле, он мчался в обратном направлении.

Затем он неожиданно пошел вверх и снова оказался в гуще боя между остальными русскими и моими товарищами. Я пытался держаться за ним. В отчаянии вражеский пилот направил свой самолет вертикально вверх, чтобы уйти в облака. Оставалось несколько метров до безопасной серости, когда его самолет потерял скорость и свалился вниз. Это позволило мне выйти на дистанцию огня. Он только что выровнял самолет и снова направлялся к облакам, когда я открыл огонь практически в упор.

После нескольких очередей последовала вспышка пламени, и машина разлетелась на части. По воздуху плыли обломки и, вращаясь, падали на землю.

Я услышал несколько голосов: «Abschuss! Поздравляю с победой!»

Остальные русские внезапно исчезли. Мы больше не видели ни одного из них.

Глава 4

НА ЧЕРНОМ МОРЕ

6-я эскадрилья перебазировалась еще раз. После Новозапорожья и Федоровки мы перелетели на аэродром Аскания-Нова. Но русские скоро начали наступление также и там, и в заключение мы оказались в Крыму — в раю для летчиков-истребителей. Вся группа,-32 машины, целая и невредимая, приземлилась — в Багерово, около Керчи. Во время перелета туда я одержал свою 44-ю победу. Это было для меня хорошим предзнаменованием. В течение тех пяти месяцев, что мы базировались в районе Керчи, я сбил 46 самолетов противника.

Как и прежде, я каждое утро почти всегда первым поднимался в воздух. Возможно, такие же пилоты были и у русских. Во время вылетов на разведку погоды я начал замечать вражеский самолет, техника пилотирования которого показалась мне знакомой.

Такие встречи не могли завершиться победой, потому что противник вовремя замечал меня и не было никакой возможности атаковать его. Русские пилоты, летавшие на разведку погоды, были так же хороши, как и мы. Несколько раз я пытался втянуть их в «собачью схватку», приказывая своему ведомому набрать высоту и внимательно следить оттуда. Иногда русский делал то же самое. В результате оба ведомых мирно кружили наверху, не атакуя друг друга, в то время как внизу кипел бой не на жизнь, а на смерть. Каждый испробовал все мыслимые уловки, чтобы поймать другого в прицел, но всегда безрезультатно.

Русские, которые разрешали вовлекать себя в подобные эксперименты, были «экспертами» и великолепно владели своими машинами. Единственным результатом таких сорокапятиминутных воздушных боев были два пилота, летевшие домой с трясущимися коленями и в пропитанной потом одежде. Утверждение, что русские были плохими летчиками, ложное. Я могу лишь повторить, что новички среди немецких летчиков-истребителей были столь же неуклюжи в воздухе, как и русские новички.

5 декабря 1943 г. во время вылета на разведку погоды моим компаньоном был молодой фельдфебель Манфред Штольпе. Мы взлетели в 7.10. С командного пункта сообщили о двух «индейцах» к востоку от Керчи на высоте 2000 метров. Вместо того чтобы сразу направиться на восток, я повернул на запад, чтобы набрать некоторую высоту. Достигнув отметки в 2500 метров, мы заняли позицию прямо под нижней кромкой облаков и взяли курс на восток, в направлении врага.

Русские, как предполагалось, были над Керченским проливом, так что над Керчью мы ушли в облака. Это, конечно, был опасный маневр, потому что мой ведомый и я должны были лететь крылом к крылу, поддерживая визуальный контакт. Однако эти облака скорее были высотным туманом, что позволило нам лететь в сомкнутом строю. Но мы недолго оставались в этой серости и скоро снизились.

Я осматривался вокруг, вертясь в кресле, но не видел ничего. Наконец, перевернув самолет на спину, увидел двоих русских, летевших непосредственно под нами в том же самом направлении. Все еще находясь в перевернутом положении, я закрыл дроссель, открыл створки радиатора и подождал, пока эти двое не появились перед моим носом. Тогда мы со Штольпе круто спикировали и зашли к ни о чем не подозревавшим русским в хвост. Прежде чем кто-то из них понял, что случилось, ведущий уже потерял свое левое крыло. Его ведомый кружился вокруг падающего по спирали самолета. Он все еще не осознавал, что происходило.

Я снова вышел на дистанцию прямого выстрела и начал стрелять по второму самолету, пока его правое крыло внезапно не отлетело. Ведущий еще не достиг поверхности воды, когда его ведомый отправился вслед за ним. Ни один из пилотов не смог воспользоваться парашютом. Две другие победы, которые я одержал 5 декабря 1943 г., не были столь легкими. Это были два Ил-2, летевшие в составе большой группы. В этом случае я впервые летел с ефрейтором Эвальдом. Это был мой 347-й боевой вылет.