Особое задание (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Галина Витальевна, какие вопросы! Я почту за честь помочь вам, — тотчас вскочил я из-за стола. — И не нужно никакого отдарка. Скажите только, куда идти и к кому обращаться?

Примерно через час бравый дядька на одной деревянной ноге, но с погонами полковника (золотыми!) вручил мне «берданку» без штыка, десяток патронов и отправил на обход нашего квартала. Вместе со мной в патруле два немолодых дядьки — один повыше, другой пониже.

Мы шли молча, сосредоточенно, старательно вглядываясь в углы, где могут скрываться злоумышленники. Неожиданно мы услышали какой-то шум, крики, звуки ударов, а еще ругань на двух языках, нашем и английском.

— О, а там опять наши с хасеями дерутся, — заметил тот, что повыше. — Пойдем поглядим или, хрен с ними, пущай бьются?

Но мы решили выйти и посмотреть. Свернув за угол, увидели, как четверо в английской военной форме метелят двух наших офицеров. Наши отчаянно сопротивлялись, но силы были неравны. Похоже, что англы еще и профессиональные боксеры. Вон, одного из наших уже сбили на рыхлый снег, а теперь с удовольствием пинают ногами. Ну, это уже совсем не по-джентльменски. А теперь и второй упал.

— Ну, суки аглицкие, держитесь! — взревел домовладелец пониже, срывая с плеча берданку, и клацая затвором, заорал: — Перестреляю вас, сволочи!

Англичане, завидев, что к русским подошло вооруженное подкрепление, поспешили сбежать. Похоже, бегом они тоже занимаются профессионально. Преследовать убегающих мы не стали. Мои соратники люди уже немолодые и запыхались, пока бежали к месту драки, куда уж им пускаться в погоню, а я, конечно, герой, но не настолько, чтобы бежать сразу за четверыми, да и ссориться с интервентами мне не с руки, они еще понадобятся.

Кажется, эти офицерики мои классовые враги, надо бы радоваться, что их хорошенечко приложили, но я возмущался.

Мы начали поднимать павших. Ба, так они оба пьяны!

— Бляди английские! Союзники сраные! — высказал свои соображения один из господ офицеров с четырьмя звездочками на погонах.

— Совершенно с вами согласен, господин ротмистр! — добавил второй, с двумя звездочками, и опять упал.

С трудом, но мы отвели защитников свободы в один из обывательских домов, едва ли не силой принудили хозяев оказать им помощь, а главное — умыть разбитые физиономии. Вроде бы, ничего существенного не повредили.

Завтра весь Архангельск будет знать, что англичане вчетвером покараулили двух наших доблестных офицеров и зверски их избили. Ну а то, что наши защитники прав и свобод были пьяны, только усугубляет вину интервентов — напали на беззащитных!

Когда я возвращался с дежурства, то размышлял, что за один день у меня уже накопилась информация, которая может заинтересовать Москву.

Начнем с самого главного. То, что в Архангельске объявлена всеобщая мобилизация было известно, но у нас предполагали, что призывать будут мужчин в возрасте от двадцати одного до сорока лет. Теперь же, как я понял, на службу «загребают» от девятнадцати и до сорока пяти. Стало быть, Северное правительство сумеет собрать армию не в десять-пятнадцать тысяч, а значительно больше. Не исключено, что речь пойдет о двадцати-двадцати пяти тысячах. Впрочем, в Москве поднимут статистические данные, да хоть перепись населения Архангелогородской губернии от тысяча восемьсот девяносто седьмого года и посчитают.

Следующий момент. Мобилизацию проводят насильно, притаскивая на мобилизационные пункты всех потенциальных призывников. Вот здесь нет ничего удивительного, у нас все так же, но в пропагандистских целях использовать информацию можно. Что же еще интересного? Да, факт небольшой, но интересный. Отряд Красной гвардии, считавшийся уничтоженным, просто перешел на сторону белых и стал народной милицией. А ведь есть еще один интересный факт. Наше ополчение. Тысяча домовладельцев — это тысяча потенциальных ополченцев. Не знаю, заинтересуют ли эти факты Москву, но у меня приказ: присылать все, что посчитаю важным и нужным. Вот, я это и пришлю. А там пусть сами разбираются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И вот еще что. В том, что офицеры белой армии находятся в плохих отношениях с англичанами, никто в Москве и не сомневался. Теперь у нас есть первое тому подтверждение. Первое, но не последнее.

[1] Группа «Машина времени». Разумеется, все знают, чья это песня, но так положено.

Глава 8. Самые радикальные коммунисты

Настроение было кислое. Вчера Полина чем-то отравилась — вроде, в одной столовке кормились, но мне хоть бы хны, а ее скрутило, и оставшаяся часть дня, на которую я строил свои планы, прошла не так, как хотелось. Пришлось бежать в аптеку. Фармацевт попытался всучить мне какие-то чудодейственные пилюли, но я предпочел обойтись проверенным средством — активированным углем, отчего-то расфасованным в пакетики.

Мадмуазель, страдающая, пардон, от диареи, упиралась и не желала лопать черную дрянь, но ей пришлось проглотить целых пять штук. Может я и переборщил, но от активированного угля хуже не будет.

А старое средство действительно помогло. Скоро девушке полегчало, и теперь ей захотелось есть. К счастью, сегодня делегатам съезда выдали по целому фунту риса и, отделив горсточку, я сварил его прямо в чайнике. Полина капризничала, ныла, что рис-то следовало предварительно промыть, лучше в двух водах, а не то он будет горчить, но слопала.

— Слушай, Вовк, а ведь лучше стало! Только ты ко мне сегодня не приставай, ладно? А не то у меня брюхо еще не тогось, побаливает.

Мне ничего не оставалось делать, как вздохнуть:

— Сегодня не буду. Только я тебя тоже хочу кое о чем попросить. Ты можешь меня больше не «вовкать»?

— А чё такого? — удивилась Полина. — Вовка, нормальное имя.

— Вовка — нормально. А вот «Вовк» терпеть не могу. Я когда слышу: Вовк, да Вовк, хочется в тебя чем-нибудь кинуть.

— У тебя же имя, как у товарища Ленина!

— Ага, — кивнул я. — Так себе и представил, как Надежда Константиновна говорит мужу — эй, Вовк!

Полина расхохоталась. Наверное, представила, как Крупская «вовкает» товарища Ульянова-Ленина. Отсмеявшись, вытерла слезы. Пожаловалась:

— У меня снова живот заболел, от смеха, — призналась барышня. Упрекнула меня: — Если не нравится, чего молчал? Тебя как лучше — Вова звать или Володя?

— Да без разницы, — отмахнулся я. — Зови хоть Вова, хоть Вовка, но только не вовк.

Кажется, Полина уже окончательно оклемалась. Хм...это уже обнадеживает.

— Слышь, Вовк, ой, извини Володя, ты мне скажи, а ты ругаться не будешь?

— А что такое? — насторожился я. Надеюсь, она еще не успела сделать свидетельство о заключении брака? С нее станется.

— Ты же мне денег оставил, а я их потратила.

После покупки штанишек у Полины не осталось ни копейки, пришлось отдать ей половину своих. Оставаться в Москве совсем без денег не хотелось. У меня, правда, еще оставалась «заначка» — золотой червонец, но его я пока решил попридержать.

— И что ты купила?

Думал, что на сей раз приобрела какой-нибудь бюстгальтер, но она сунула руку под подушку, и торжественно предъявила палец с колечком — узенькая золотая полоска, а на ней синенький эмалевый цветочек и крошечный красный камушек в серединке. Слава богу, не обручальное!

— Я когда к нашей гостинице подходила, смотрю, на углу старушка стоит, из бывших. Может — графиня, или целая камергерша! Говорит — купите колечко, барышня, двести рублей всего. Мол, все уже продала, а кушать хочется. Мне колечко понравилось, да и старушку жалко.

— Так у тебя же только сто рублей было? — удивился я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пятьдесят, — уточнила Полина. Тяжело вздохнув, сообщила: — Я тут еще платочек купила. А камергерша и на пятьдесят согласилась. Мол, лучше, чем ничего.

Вот ведь, мартышка малолетняя! Мне стало смешно. Наверное, женщина останется женщиной, даже если она пламенная комсомолка.

Оставив себе двадцать рублей, остальные вручил барышне. Нехай тратит! Но золотую десятку «замылил». За червонец на черном рынке дают уже три тысячи рублей советскими кредитными билетами. Отдай, так ведь истратит на какие-нибудь чулочки-панталончики.