Леопард из Батиньоля - Клод Изнер

— Жозеф, перестаньте злопыхать или запишитесь уже в партию хулителей под предводительством мадам де Камбрези, — посоветовал Виктор.

Кэндзи с невозмутимым видом перетасовывал карточки для нового каталога.

Зазвонил колокольчик на входной двери, и в лавку вошел человек в темном рединготе. Внимательно оглядев троих мужчин, он сказал:

— Книжная лавка Мори и Легри? Я инспектор Лефранк. Мне вменено в обязанность препроводить господ Мори и Легри в префектуру полиции для идентификации личных вещей, найденных при покойном, опознанном как Пьер Андрези, переплетчик.

Виктор и Кэндзи подчинились без лишних слов. Прихватив головные уборы, оба покинули лавку вслед за инспектором.

Жозеф остался один.

— То есть я тут вообще не пришей кобыле хвост? Пустое место, да? А мы с месье Андрези, между прочим, частенько болтали обо всем на свете. Хороший он был человек, без предрассудков, мы друг другу такое рассказывали, что больше никому не доверишь. И вообще он мне нравился. Но я же всего лишь мельник какой-то, мне за зерном присматривать надо, пока другие ходят гоголем! Ну, берегитесь, господа патроны! Дон Жозеф еще сразит парочку ветряных мельниц!

…Кабинет инспектора Аристида Лекашера был лишен декоративных изысков, лишь по бежевым обоям уходили в бесконечность цепочки коричневых прямоугольников, да и от них Лекашер с удовольствием избавился бы, если б то было в его власти. Единственным украшением служил портрет аббата Прево, висевший рядом со старым, покрытым пятнами зеркалом.

Виктор и Кэндзи заняли два плетеных стула перед столом инспектора. Несмотря на жару, хозяин кабинета, рослый, массивный человек, был в застегнутом на все пуговицы фланелевом жилете.

— Похоже, мне от вас не отделаться, месье Легри, — проворчал он. — Решительно, вы как та проклятая рука, которой меня стращала в детстве нянька. Не слыхали? Нянька говорила: если найдешь на дороге отрубленную руку и столкнешь ее в канаву, ночью рука непременно вылезет и оторвет тебе ноги.

— Такова уж ваша судьба, — сочувственно покивал Кэндзи.

— Общением с вами, месье Мори, я тоже сыт по горло. Ладно, к черту мои душевные терзания! Я готов испить эту чашу если не до дна, так до осадка!

— Надеюсь, эта ваша бессодержательная риторика — всего лишь преамбула?

— Я оправдаю ваши надежды, месье Легри. Приступим к процедуре. — Инспектор сердито ткнул пальцем в сторону разложенных на столе обгоревших тряпок и причудливо оплавленных предметов.

Кэндзи осмотрел их с каменным лицом, он совсем не казался взволнованным, но Виктор заметил, как подрагивало его левое веко.

Инспектор Лекашер не спускал с японца глаз.

— Ну?

— Я не могу ничего опознать, — пожал плечами Кэндзи.

— А вы, месье Легри?

— Признаться, я тоже в замешательстве. Мне случалось бывать в переплетной мастерской Андрези, но на его одежду я как-то не обращал внимания…

— Где находится тело? — спросил Кэндзи инспектора.

— В морге.

— Кто-нибудь позаботится о похоронах?

— Полагаю, родственники. Мы уже дали объявление в газетах.

— Если никто не откликнется, я сам этим займусь. Мне выдадут тело?

— После того как закончится расследование.

— Расследование? — нахмурился Виктор.

— Нам нужно выяснить причину возгорания. Думаю, дня за два-три управимся.

— В мастерской были книги. Что-нибудь уцелело? — поинтересовался японец.

— Пожарные приехали слишком поздно из-за этих чертовых студентов. — Инспектор Лекашер поморщился. — У сопляков хватило наглости штурмовать префектуру полиции!

— Ходят слухи, что у нас скоро будет новый префект, — рассеянно проговорил Виктор, вертя в пальцах оплавившиеся карманные часы, которые он взял со стола инспектора.

— Да уж! И месье Лепин[42] сумеет навести порядок! — Лекашер уже несколько минут сверлил Виктора таким нехорошим взглядом, что Кэндзи с трудом удержался от комментария: «Бойся кобры — ее взгляд пронзает насквозь…» — Чашу — до дна, — мрачно повторил инспектор. — Всякий раз, когда в Париже происходит убийство или серьезный несчастный случай, кто сует свой любопытный нос поперек меня в пекло? Вы, месье Легри. Это начинает надоедать. И вызывает подозрения. Откуда, скажите мне, в вашем близком окружении столько бедолаг, обреченных на безвременную кончину? Вы что, притягиваете несчастья? Или у вас дар предвидения?

— Возможно, мною владеют какие-то силы, природа которых мне не известна, — холодно произнес Виктор.

Инспектор Лекашер, с трудом сдерживая раздражение, подался к нему, упершись ладонями в стол:

— Очень содержательный ответ! Извольте объясниться, месье Легри! Хватит увиливать!

— Пьер Андрези был моим другом, — спокойно вмешался Кэндзи. — месье Легри поддерживал с ним сугубо деловые отношения. Пути этих людей пересеклись волей случая.

— То вы о судьбе толкуете, то о случае! И как-то так получается, что случай только и делает, что работает на месье Легри! — Лекашер выдернул из стола ящик, шумно порылся в нем и извлек сигару с коробком спичек. Закурив и жадно затянувшись, выпустил облако голубоватого дыма. — Ладно, признаю: немного погорячился, — хмуро проговорил инспектор после второй затяжки, обращаясь исключительно к японцу. — Однако и вы поймите: ежели накипело, надобно пар выпустить, не то взорвусь. Особенно когда приходится иметь дело с такими гражданами, — он мотнул головой в сторону Виктора. — Тоже мне книготорговец, даже не смог найти нумерованное издание «Манон Леско»! Ладно… Использовал ли ваш друг в своем ремесле горючие вещества?

— На моей памяти — нет, — покачал головой Кэндзи.

— В мастерской было газовое освещение или керосиновые лампы?

— По-моему, я видел у него керосинки.

Инспектор открыл папку с делом и принялся перелистывать бумаги.

— У Пьера Андрези были враги? — спросил он, не поднимая головы.

— О боги, нет конечно! Его все уважали… Неужели вы считаете, что это был поджог?

— Я ничего не считаю, я расследую, — отрезал Лекашер. — И надеюсь, что вы двое ни в коем случае не последуете моему примеру. Посвятите себя без остатка торговле книгами. Всё, можете быть свободны. Я достаточно ясно изложил свою позицию, месье Легри?

— Предельно ясно, — сухо отозвался Виктор. — Кстати, инспектор, а где же ваши леденцы? Опять променяли их на сигары?

— Узнав имена друзей покойного, я предпочел вред от табака разлитию желчи, — процедил сквозь зубы Лекашер.

Кэндзи, сгорбившись, медленно брел по Новому мосту, и Виктор, преисполненный сострадания, подстроился под его шаг:

— Вы ведь были очень дружны с Пьером Андрези?

— Да. Сколь ничтожна и возвышенна… — тихо проговорил японец, останавливаясь.

— Простите?..

— Жизнь людская ничтожна и возвышенна. Прах — вот все, что остается от человека, его стремлений и упований.

Виктору захотелось взять приемного отца за руку, но оба чурались подобных проявлений нежности, и он облокотился на парапет, провожая взглядом пароход, увозивший пассажиров по Сене из Шаратона к Пуэн-дю-Жур. Недомолвки инспектора Лекашера раздразнили его любопытство. Что, если пожар в мастерской действительно не был несчастным случаем? Затеять новое расследование? Задача не из легких… Виктор подумал о Таша. Из любви к ней он отказался от своей страсти раскрывать преступления и порой об этом жалел. Он прикурил сигарету и задумчиво повертел в пальцах зажигалку, пощелкал, открывая и закрывая крышку. Огонек выметнулся, исчез, выметнулся… Нет! Никаких расследований! Он же дал слово…

— Инспектор Лекашер спросил, не было ли у Пьера врагов. Что за нелепость! — покачал головой Кэндзи. — Это не мог быть намеренный поджог. Пьера любили и ценили…

— Издержки профессии — инспектор обязан проверить все версии. Что же касается месье Андрези, вы правы, нелепо предполагать, что кому-то понадобилось свести с ним счеты. У него остались родственники?

— Какой-то кузен в провинции, седьмая вода на киселе.

— Кэндзи, может быть, примете сердечные капли?

— Нет-нет… Виктор, меня очень беспокоит Айрис. Каждый вечер уходит, не говорит куда. Питается кое-как. Кончится тем, что она заболеет. А ведь я ее предупреждал: из такого безалаберного жениха не выйдет достойного мужа. И вот пожалуйста, свадьба отложена на неопределенный срок. Я чувствую себя ужасным отцом, но что я могу поделать? Она ничего не желает слушать. Не могли бы вы…

— Я уже говорил с Жозефом, он непреклонен. Чувствует себя оскорбленной невинностью, поэтому ни за что не сделает первый шаг к примирению. Вот если бы на это согласилась Айрис…

Воскресенье 9 июля

— Цып-цып-цып, мои хохлушечки, пора подкрепиться! Лопайте от пуза, толстейте-жирейте, тогда и у меня будет пир! — Разбросав зерно, мамаша Мокрица повысила голос, перекрывая гомон птичьего двора: — Мсье Фредерик! Я ухожу, а вас ждет горячий кофе!