Последний министр - Валерий Гуров

Госсовета на следующий год, зато он был «очень почтенный бюрократ» и «весьма приличный человек», который пользовался доверием императрицы со времён, как Николай Дмитриевич возглавлял Комитет помощи русским пленным. Современники характеризовали его как человека доброго, с в высшей степени мягким характером и самым приятным обращением. И они же подчеркивали, что твёрдости в Голицыне не было решительно никакой, что не позволяло ему справится с министрами в своем кабинете и выдержать прямо консервативный курс, сторонником которого Голицын являлся[9].

Вот такой скомканный набор личных качеств предопредели отсутствие у князя внятной политической программы, которую он бы мог представлять.

Тюфяк.

Другими словами.

Заседали долго, нудно и совершено безынтересно, как тесто месили из раза в раз. Шла официальная часть, которая тщательно протоколировалась и далее телеграфировалась в Царское село к Государю. Поэтому следили за словами, никто не хотел сболтнуть лишнего, дабы не прогневать царя Николая.

Часть министров только недавно вошли в кабинет, как военный министр Беляев, все заседание сидевший с рожей зазнайки. Это было его первое заседание в должности и ему натерпелось выделиться. А назначен он был для успешного проведения предстоявшей межсоюзнической конференцией. Поскольку ему выпала настолько важная роль, держался «Мертвая голова» независимо и уверено. Протопопов знал о необычной погремухи Михаила Алексеевича и теперь понял, почему он ее получил – у него был совершенно лысый череп, как у инопланетянина все равно что. И усы, как у Голицына, правда не такие большие. Беляев охотно комментировал выступления других министров, делал свои вставки, пытался показать, что в деталях знает любой вопрос подлежащий обсуждению и к его мнению стоит прислушиваться. Ему не огрызались, потому как говорил Беляев действительно по делу и емко, но многих такая манера военного министра раздражала и заводила. Конечно, на фоне Беляева большинство кабинета выглядело несведущими идиотами, которые не разбираются в вопросах дискуссии, а если и знают суть, то поверхностно. Особо воротились министры выдвиженцы Трепова. Эти сидели отельной группкой и не особо старались скрывать своего раздражения. Среди них министр земледелия гофмейстер Риттих. Министр путей и сообщения Кригер-Войновски. Государственный контролёр камергер Феодосьев. И, конечно, министр торговли и промышленности гофмейстер князь Шаховский, которого, как и Беляева, поддерживала императрица.

Вторая группа министров были протеже Щегловитова, нынешнего председателя Госсовета. Это министр здравоохранения Рейн, обер-прокурор Синода Раев, министры народного просвещения Кульчицкий и юстиции егермейстер Добровольский, которого Голицын подозревал в финансовой нечистоплотности. К этой группе примыкали Барк, управлявший финансами империи, причём довольно успешно. И, конечно, министр иностранных дел Покровский, хорошо ладивший с общественностью.

Натурально сплошной клубок змей.

Остальные министры из присутствующих, не примыкавшие ни к одной из групп, пожалуй, имели куда меньший политический вес и по сути на заседаниях выполняли роль мебели. Речь о морском министре адмирале Григоровиче, успевшем срастись с креслом за 6 лет именно по той причине, что он был удобным для всех. Дольше него в совете пребывал только граф Фредерикс. И о управляющем коннозаводством генерал-лейтенанте Стаховиче.

Если «группу Щегловитова» в целом отличали более консервативные взгляды, то «группа Трепова» была настроена прогрессивно.

И большая часть этого клубка змей, независимо от принадлежности к группе, не желала служить рядом с Протопоповым. Да и с Голицыным тоже, так накануне его назначения Барк и князь Шаховской подали в отставку (что было продиктовано стремлением премьера произвести ротацию в кабмине с целью наладить отношения с думцами), которая была не принята Государем.

Протопопов уже битый час пребывал среди хорошо образованных чинушей. Единственными, кого эти технократы считали не достойными своих мест, были сам Протопопов и старик премьер.

Когда официальная часть заседания была исчерпана, все было запротоколировано и зафиксировано в журнале, тогда управляющий делами совета министров Лодыженский распорядился канцелярии удалиться.

Настала вторая часть, о которой Протопопов помнил и которую ждал.

Неофициальная.

Обмен министров мнения не под запись, но со всей откровенностью.

Князь Голицын дождался, когда удалятся посторонние. Поднялся, расправил полы своего пиджака и, кашлянув в кулак, сказал.

– Ну что ж, господа, приступим. Обсудим собственно то, ради чего мы все сегодня собрались.

– Приступим.

– Давайте начинать.

Голицын обвёл взглядом собравшихся, продолжил.

– Собственно, перед нами встал важный и не терпящий отлагательства вопрос по срокам возобновления думской сессии. Напомню господам собравшимся, что текущий перерыв, связанный с рождественскими каникулами, заканчивается 12 января. Хотелось бы в связи с этим выслушать ваши мнения.

Протопопов, слушая премьера, понял, что у Николай Дмитриевича таки не хватает смелости сказать прямо все то, что он думает по этому вопросу. Потому как боится, что его мнение может разойтись с мнением других министров. Хочет сначала других послушать, а там, если потребуется и мнение своё подкорректировать в угоду.

Откровенно дерьмовая тактика у князя.

Нельзя так.

Протопопов помнил, что в оригинальной истории очередное заседание Совета министров от 3 января отложило возобновление думской сессии до 14 февраля. Голицын стремился получить отсрочку, чтобы сделать возможным рабочую коммуникацию между Думой и правительством, а для этого требовалось сместить Добровольского, который был назначен его замом без ведома, и к которому у князя были вопросы касаемо финансовой нечистоплотности (как уже Протопопов припоминал). Раева, которого общественность воспринимала в штыки. И, конечно, Протопопова, который как считалось, ни черта не разбирался в делах МВД и вдобавок скандалил с Родзянко и его товарищем.

Первым заговорил Добровольский:

– Тут обсуждать нечего, надо разговаривать с Государем и готовить манифест о роспуске созыва.

– Придерживаюсь того же мнения, – поддержал министра юстиции Раев.

– Вы себя слышите?! – включился в разговор Риттих. – Роспуск думы не приведёт к порядку и набросит на шею правительства петлю. Понаслушались "патриотов"!

– Поддерживаю, – согласился Кригер-Войновски.

– Здесь нужен определено перенос, обоснованный, – включился Покровский. – Ни распускать, ни проводить заседание во время категорически нельзя. Правительство к этому не готово и подвергнется нападкам.

– Что вы подразумеваете под неготовностью, господин Покровский? – насупился Добровольский, до которого доходили слухи о том, что Голицын ищет поддержку, чтобы устранить своего товарища.

– То самое, о чем вы подумали, – широко улыбнулся Покровский, известный своей обходительностью. – Не больше и не меньше.

– Ещё мнения? – Голицын разрядил возможный конфликт. – Господин Феодосьев, выскажитесь?

– Я