Сочинения - Семен Луцкий

VIII. «Мой милый, но я не об этой…»

Мой милый, но я не об этой,О жизни хотел я иной —Быть песне всегда недопетой,Всегда недопетой, земной…

«Стояла ночь на страже сна…»

Стояла ночь на страже сна,Над ночью — свод тысячеокий —В одной стране была весна,В другой зима и снег глубокий.

Стояла ночь на страже снаИ день стоял на страже бденья —В одной душе была весна,В другой — лишь мерзость запустенья.

Бродили тени, без тепла,Без памяти, без сновидений,Ручей любви и реки злаВпадали в океан забвений…

Но в дальнем царствии чудес,Где нет любви, ни зла, ни света,Вне тьмы, быть может, вне небесЖивешь ты волею поэта…

Вне образов, но все ж в моемВоображении живая,С таким сжигающим огнем,Такая хладная, чужая,

Такая вся моя, моя,Знакомая и незнакомка,Что ночью просыпаюсь я,Что ночью вскрикиваю громко.

И, руки простирая вдаль,Зову — вернись, вернись Психея,Но слышу, сердцем леденея,Лишь однострунную печаль…

— Я знаю — в мире нет названьяТому, что я хочу назвать,Я знаю — на одно свиданьеЯ не посмею опоздать…

Стояла ночь на страже сна.Была зима. Была весна.

La Moyssetie en Auvergne («Ты помнишь? Над башенной крышей…»)[116]

Ты помнишь? Над башенной крышейДва голубя днем ворковали,А ночью летучие мышиЗигзагом бесшумным витали…

Ты помнишь их черные крыльяНа крылья похожие смерти,Глаза их пустые, слепые —Такие же, верно, у смерти.

Ты помнишь, как ты леденелаОт страха и от омерзенья,А в узкие окна летелаПрохлада от лунного пенья…

Ты помнишь? Все было несложноИ не было жизни вне муки…Ты помнишь? Забыть невозможноТвои непорочные руки…

Ты помнишь? Над смертной постельюСклонясь, я шутил и смеялся,А ты, будто веря веселью,Смеялась, но голос срывался…

Ты помнишь, как ты умирала,Как ты умерла, отлетела,Как медленно глина скрывалаТвое беззащитное тело?..

Ты помнишь. Я знаю — верна ты,Ты все поняла и простила —Мы творчеством были богаты,В котором и мука и сила.

Я тихо от счастья немею —Одна у нас память святая.Стою над могилой твоею,А рядом стоишь ты, живая…

1960–1973

«Мне не хочется думать сейчас ни о чем…»

Мне не хочется думать сейчас ни о чем,Наслаждаюсь прощальным вечерним лучом,Песней птицы далекой и тем, что во мнеЗародилось, живет и цветет в глубине.

Эта музыка, этот звучащий цветокТак приходит нежданно, в таинственный срок…Я не в силах понять, рассказать не могу,Но в взволнованном сердце моем берегу —

Процветанье в душевном, возвышенном миреЛепестков анапеста — их ровно четыре.

«Не презирай свой темный труд…»

Не презирай свой темный труд —Существованье в грубом мире —От камня, канувшего в пруд,Круг на воде и звук на лире…Круг не исчезнет без следаИ звук не будет без созвучий,Не успокоится вода,Но станет плеск ее певучей…Когда придет последний срокИ станешь ты на грани жизни,Ты вспомнишь, как он был высок,Удел твоей земной отчизны.И, позабыв прошедших летСвои терзания и муки,Возденешь на весь Божий светБлагословляющие руки.

«Поэт, живи! И милость Божью…»[117]

Поэт, живи! И милость БожьюНа нищих духом призывай,К бездомности и бездорожьюГолодным сердцем привыкай…

Ты будешь чист, и свят, и беден,Когда ж пробьет простейший час,Ты отойдешь суров и бледенВ непостижимое для нас.

И пусть, и благ и злата ради,Живет и гибнет жадный век —Не ты ли на большой тетрадиОставишь подпись — Человек?..

Эпитафия («Всю жизнь он так мучительно искал…»)

Всю жизнь он так мучительно искалВо тьме веков потерянное слово,Так вопрошал и так ответа ждалПоследнего, простого, основного…

И вот теперь он каменный лежит —Ужель и камень ничего не знает?Нет, он уже с природой говоритИ страшным голосом природа отвечает…

«Не прислав никакого гонца…»

Не прислав никакого гонца —Да такого никто и не ждет —Неизвестно, с какого концаПодколодной змеей подползет.

И холодной колодою вдругСтанет тот, кто был полон огня…Нет, не в силах понять я, мой друг,Что коснется сие и меня,

Что уйду, не оставив следа,А за веком потянется век,Что уйду неизвестно куда —Будто был и не был человек…

«На грубый мир, на низменные души…»

На грубый мир, на низменные душиНочная тень медлительно сползла,Но тот, кому даны глаза и уши,Касанья темного не ощутит крыла.

Поэт не спит. Его томит тревога,Она ему, как страшный дар дана,И только тайнЕго душа мучительно полна.

Nocturne («Ночью долгой в одиночестве…»)[118]