Хлеба кровавый замес - Леонид Шевцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент у кунга распахнулась дверь, и вошёл Шаховской.
– Наконец-то. Иди. Мы ужин накрыли. Остывает всё, – встрепенулся зампотех, увидев Алексея. – Давай к столу. Помянем Серёгу…
Он привычными движениями разлил по стаканам отфильтрованную жидкость. Выверенность его розлива была безупречна – великолепный технический глазомер и навык всё заливать точно.
Шаховской взглянул на стаканы, от которых исходил говоривший сам за себя слабо уловимый шлейф «пингвиньего» запаха.
Комбат встал:
– Выпьем за Серёжу Крикунова… За всех наших ребятишек… – мужчины молча, со стаканами в руках, также поднялись. – Вечная им память. Это на том свете им зачтётся… Мы просто везли афганцам хлеб! И парни за этот хлеб заплатили своими жизнями! – произнёс он с горечью.
Комбат одним глотком выпил свои полстакана. Офицеры – следом. Комбат и зампотех взяли лук и колбасу на закуску, Шаховской налил себе сока и запил.
Некоторое время офицеры жевали молча, затем Проскуров обратился к зампотеху:
– Нужно было бы Тасю позвать…
– Я предлагал, она отказалась, – откликнулся Николаич.
– Ты, Володь, извини… Я днём погорячился, – чуть размякнув, счёл нужным попросить прощения Проскуров.
– Валер, да я и думать об этом уже забыл, – отмахнулся зампотех, впрочем, заметно тронутый. – Я что, не понимаю, что ты за каждого, как за дитё своё переживаешь.
Зампотех с комбатом были почти сверстники и когда обстоятельства позволяли общаться без официоза, обращались друг к другу по имени.
Комбат ответил резко, отрывисто:
– Сильней, Володь! Сильней! Много сильней!! Свой, понимаешь – он больно, а пацаны эти? Короче, они чужие, но всю душу внутри жжёт за каждого.
Зампотех разлил остаток самопального фильтрата по стаканам.
– За что?
– За женщин, которые ждут. За жён, сестёр… За матерей! За них, родных! – от души, а не ради застольной традиции, совершенно искренне произнёс комбат.
Мужчины чокнулись, выпили.
– Так, ладно, спасибо всем. Я порулил. Мне ещё нужно крикуновский 301-й до утра восстановить, – заторопился зампотех. – Нужно поставить машину на колёса, чтобы она могла самостоятельно двигаться.
Зампотех ушёл.
Комбат стал снимать обувь и укладываться на своё место не раздеваясь.
– Завтра трудный день. Нужно отдохнуть… Не забудь, Лёш, патруль проверить. Нельзя, чтобы народ расслаблялся.
Шаховской выключил лампу дежурного освещения и в мерцании огоньков от буржуйки тоже улёгся на свой стеллаж.
– Обязательно. Пару часов посплю и проверю…
– Тогда до утра… я надеюсь, – попрощался комбат.
Глава 9. Второй сон Шаховского
Усталость и психологическое перенапряжение сказались на состоянии офицеров, быстро уснувших под плавные мерные всполохи алых угольков в буржуйке. Небольшое количество алкоголя для мужчин в той экстремальной ситуации, как слону дробина, то есть, по сути – ничто. Впрочем, был оправданный повод – помянуть Крикунова.
Шаховской почти мгновенно провалился в сон, который был похож на события, происходящие наяву, и своими реалистичными картинами и фантасмагорическими образами напоминал странный утренний сон. Ему опять снились скала, вода и мальчик.
…Темная и беспокойная вода поднималась и опускалась, словно ритмично дышало какое-то огромное невидимое существо. Она буторилась и билась о монолитную неровную стену. Шаховской взглядом упёрся лишь в неё, в её рельеф и мельчайшие детали. И больше во сне не существовало ничего, кроме замысловатого узора природы. Вдруг под пристальным взглядом Шаховского стена стала медленно отдаляться и оказалась той самой неустойчивой скалой, нависающей над водой и грозящей с шумом и брызгами обрушиться и грохнуться в мелководье. Именно она не давала солнцу осветить воду и привнести спокойствие и безмятежность.
Скала медленно продолжила отъезжать, и неожиданно появился маленький мальчуган. Мальчик из дневного сна. Но теперь он пребывал вместо счастливого оживления в тревоге и растерянности, был возбуждён и взволнован. Над мальчиком сгущалась тень. Он поднял взгляд и вздрогнул от сильного испуга. Над ним появился огромный тёмный силуэт.
Ребёнок в ужасе силился закричать, но выросшие у страшилища ручищи быстро сгребли его, одной из рук настолько плотно зажав рот и нос, что никакой звук не мог вырваться изо рта испуганного ребёнка.
Мальчугана затрясло, он забился и засучил ножками, схватился ручками за лапищу этого ужасающего ходячего чудища, в котором всё отчётливей стал проявляться крупный афганец с мстительным взглядом – отец погибшего бачи.
Алексей резко дёрнулся и проснулся. Пока грела буржуйка, она, видимо, выжгла много кислорода, и в кабине кунга воздух попросту обеднел. И этого хватило, чтобы тонкая настройка человеческого организма отреагировала и дала сигнал во сне. Нужно было проветрить и добавить в кунг свежего воздуха.
Лоб офицера покрылся бисеринками пота. Алексей смахнул его с себя, заодно стирая с себя ночное наваждение, встал и начал одеваться: нужно проверить патрули на маршрутах их обхода.
Офицер спрыгнул из кунга слегка взволнованным. Да и как тут было оставаться спокойным после такой белиберды, ведь в этом пацане он узнал самого себя мальчишкой.
Прикурил сигарету и вдруг услышал где-то поблизости шум, глухие удары, какую-то возню, и быстро устремился на звуки.
Ближе всех к техлетучке была седьмая рота Пасько. Возле одного из БТРов он осатанело бил тяжёлыми ударами какого-то солдата: старослужащего, не по форме одетого, который откинулся и прижался спиной к бронетранспортёру, стараясь руками укрыться от ударов.
Рядом находились двое солдат из патруля – молодые, без напускной борзоты. Они с нескрываемым испугом наблюдали за происходящим.
Шаховской, подбегая, окликнул:
– Пасько!
Пасько, тяжело дыша, посмотрел через плечо, увидел Шаховского и, взведённый и разгорячённый избиением, ответил так, словно совсем слетел с катушек:
– Вали, бля, отсюда!
Шаховской от такого оскорбительного обращения, которое выходило за рамки любых допустимых противоречий между офицерами, совершенно машинально, на автомате, рывком развернул Пасько за плечо к себе лицом и с силой ударил ему в грудину.
Ротный шмякнулся на плотный грунт. Уселся на задницу и стал судорожно ощупывать себя – руки-ноги целы, попробовал подёргать за скулу вправо-влево – цела. Грудина тоже цела, – рёбра же поломанные не торчали, как он сумел в этом удостовериться после «самопрощупывания».
– Ну, с-сука, ты сам напросился…
Не вставая с земли, сделал подсечку Шаховскому и одновременно ударил другой ногой Алексею под коленную чашечку. От такого приёма остаться на ногах невозможно, и Шаховской упал. Пасько, мгновенно, всем телом, как хищный зверь бросился на него, но Князь блокировал прыжок согнутыми в коленях ногами и резко распрямил их, откинув в сторону потерявшего самоконтроль Пасько.
В этот момент к группе дерущихся офицеров и невольных зрителей подбежал зампотех. С ним – четверо-пятеро солдат-водителей и слесарей. Не понимая по звукам, что могло происходить, они захватили с собой оружие.
Окинув взглядом место инцидента и встающих, отряхивающихся офицеров, зампотех, в общих чертах представив, что здесь случилось, сказал, обращаясь к прибежавшим с
