Штрафбат 999 - Хайнц Конзалик

— Послушай, — начал тот. — Я понимаю, что вот там, — Кроненберг выразительно ткнул большим пальцем в затянутое светомаскировочной шторой окно, — там хорошего мало. Понимаешь, что я имею в виду?

Дойчман кивнул. Он понимал, что Кроненберг имел в виду.

— Так вот, у меня есть к тебе предложение. Мне позарез нужен помощник. Санитар, понимаешь? Тогда ты распрощаешься со всей этой компанией — с Крюлем и так далее, никто здесь тебя не достанет, и мы с тобой будем жить припеваючи.

— А каким образом ты думаешь все организовать? — помедлив, спросил Дойчман.

Идея представилась ему абсурдной, совершенно нереальной. Он, доктор медицины Эрнст Дойчман, приват-доцент — и вдруг помощник санитара! Бред какой-то! Не окажись он в штрафбате, он бы уже год спустя ходил бы в штабсарцтах. Но — с другой стороны — а почему, собственно, нет? В армии издревле повелось: если нужно было срочно перетащить, скажем, рояль, то какой-нибудь там фельдфебель отыскивал музыкантов, мол, у них это лучше получится, если унтер-офицеру перед проверкой потребовалось до блеска отдраить спальное помещение, он отыскивал непременно пловцов — мол, они воды не боятся. А если Кроненбергу срочно понадобился помощник, почему бы не взять приват-доцента Эрнста Дойчмана.

— Это уж мои заботы! — заверил его Кроненберг. — Я же тебе говорю, мы с главным живем душа в душу, соображаешь?

— А что мне нужно будет делать?

— Да ничего особенного, иногда вынести пару горшков, вставить в задницу пациенту термометр, и всего делов. Да ты и сам все понимаешь. И потом — в России — черт его знает, как там все обернется! Но тут уж ничего не попишешь! Согласен?

— Гор-шки! — по складам задумчиво произнес Дойчман.

— А что? Может, тебе не нравится? Тогда прошу — ты уже оклемался, так что твой друг Крюль ждет не дождется тебя!

— Можно еще выпить? — попросил Кроненберга Дойчман.

Необходимо выдержать паузу. «Горшки!» — с содроганием подумал он. И термометры в анус, тут уж ничего не попишешь.

— Ладно, — опрокинув еще рюмку, согласился Дойчман. — Горшки так горшки.

На следующее утро он уже помогал санитару Кроненбергу измерять температуру и выносить и ополаскивать горшки. С некоторой озабоченностью Дойчман заключил, что Кроненберг был не прочь почесать языком, но не поработать. Но в остальном это был человек добродушный, приятный в общении, никогда не орал, не рычал, короче говоря, с ним можно было вполне сносно сосуществовать. Не говоря уже о том, что в медпункте было куда спокойнее, чем сносить издевательства Крюля на плацу. Причем выигрывали оба: Дойчман наслаждался покоем медпункта, Кроненберг был избавлен от досадной необходимости опорожнять ночные вазы, заполучив к тому же в качестве помощника настоящего, квалифицированного специалиста. Кем был он, Кроненберг? Несмотря на ускоренные курсы санитаров, он как был, так и оставался ремесленником из Вестфалии, каких тысячи и который, в принципе, мог все, если требовалось поработать руками. Что же касалось серьезных заболеваний, на этот случай наготове был доктор Дойчман.

Вечером Кроненберг переговорил с штабсарцтом д-ром Бергеном. Будучи человеком хитроватым, он решил начать издалека.

— Как я понимаю, герр штабсарцт, тот сердечник из 3-й палаты — случай серьезный?

— С чего бы это?

Доктор Берген оторвал взгляд от пачки карточек. Он педантично представлял ежедневный рапорт, который, конечно же, никто не читал и который потом пылился в шкафу среди других никчемных бумажек.

— У него снова приступ? В таком случае дайте ему миокардон.

— Так точно.

Кроненберг взглянул на записи. Так, аппендицит в 4-й палате. Перевод в госпиталь в Познани по поводу эктомии.

— Да, герр штабсарцт, тут есть еще один вопрос.

— Слушаю вас.

— Рядовой Эрнст Дойчман как нельзя лучше подошел бы нам. Нам необходим еще один человек. Так сказать, вспомогательный персонал. Вы же видите, что к нам постоянно поступают все новые и новые больные из рабочей команды. Скоро уже класть некуда будет. И мне одному…

Тут он осекся и стал оправдываться:

— Разумеется, я в состоянии и сам справиться. Но иногда, если случай безотлагательный, приходится разрываться. К тому же теперь, когда нас перебрасывают в Россию…

О том, что Эрнст Дойчман — врач и опытный специалист, Кроненберг благоразумно умолчал.

— Хорошо. Я поговорю с командиром. Из какой он роты?

— Из 2-й, герр штабсарцт.

— Ладно. А теперь прошу вас оставить меня в покое, Кроненберг!

Доктор Берген снова склонился над рапортом, а Якоб Кроненберг, молодцевато откозыряв, удалился. Правда, только после того, как убедился, что доктор Берген сделал карандашом пометку: «Эрнста Дойчмана из 2-й роты помощником санитара».

— Надо уметь подойти к людям, — хвалился потом Кроненберг в разговоре с Дойчманом. Они сидели у окна, и санитар медпункта посвящал своего помощника в таинства игры в «двадцать одно».

— Я так и сказал ему: «Дойчман переходит к нам, герр штабсарцт. Или я ухожу от вас!» Так и заявил.

Тут Кроненберг выразительно поглядел на своего визави, чтобы убедиться, возымела ли его фраза действие. Дойчман, как и положено, изобразил удивление.

— И он тут же согласился! — добавил Кроненберг.

И пару минут спустя со вкусом щелкнул картами по столу.

— Двадцать одно!

В общем, вечер удался.

На следующий день 1-я и 2-я роты паковались. Приказ так и не претерпел изменений — сначала 1-я и 2-я роты, пять дней спустя — 3-я и 4-я, штаб батальона и медпункт, получивший теперь куда более солидное название «госпиталь». Эрнст Дойчман, новоиспеченный помощник санитара, продолжал числиться во 2-й роте, что обер-фельдфебель прокомментировал следующим образом: «Каков субчик! Успели научиться, как отвертеться от настоящей службы! Но ничего, вы у меня еще попляшете!»

На что Дойчман, который на самом деле схватывал тонкости армейской жизни на лету, спокойно ответил:

— Смею вам напомнить, герр обер-фельдфебель, что отныне я подчиняюсь непосредственно герру штабсарцту и герру командиру батальона.

— Довольно языком трепать! — рявкнул в ответ Крюль.

Но этим и ограничился, поскольку, с одной стороны, Дойчман был прав, с другой — потому что предстояла отправка в Россию. Чем черт не шутит, может, именно этому паршивому интеллигентишке придется накладывать ему, Крюлю, первую повязку и впрыскивать противостолбнячную сыворотку. Или выносить с поля боя! Во взводе же «повышение» Дойчмана восприняли неоднозначно. Кое-кто завидовал, другие желали ему удачи, а Шванеке заявил следующее:

— Лихо ты вертанул хвостом. Очень хорошо поступил. Это здорово повышает наши шансы, вот что я тебе скажу!

— То есть? — не понял Дойчман.

Но Шванеке решил промолчать, лишь загадочно ухмыльнулся и подмигнул ему. Якоба Кроненберга пока что оставляли при медпункте, он отправлялся через пять дней. Штабсарцт д-р Берген ежечасно названивал в санитарное управление в Познани и требовал соединить его с самим генералом медслужбы.

— Мне необходим ассистент! — разорялся он. — Что мне, в России одному придется со всем справляться? До сих пор под моим началом был всего лишь медпункт, а на фронте? Когда начнут поступать раненые? В таких условиях я не могу гарантировать надлежащее медицинское обслуживание без помощника!

В Познани, судя по всему, понимали и пообещали д-ру Бергену ассистента. Но штабсарцт чувствовал, что это пустые обещания, как бывало не раз. И пока что канцелярия укладывала личные дела, солдатские книжки и другие важные документы в огромные обитые жестью ящики. Кое-что упаковывали в деревянные и картонные ящики, которые потом перевязывали толстым шпагатом и делали на них пометки тушью. В канцелярию зашел обер-лейтенант Обермайер.

— Ну, что новенького, Крюль? — спросил он.

— Нет, все по-старому, герр обер-лейтенант. Подготовка к отбытию идет по плану и к 20.00 будет завершена.

— В 19.00 получение боеприпасов. Все унтер-офицеры и фельдфебели получат пистолеты, патроны, кроме того, на каждый взвод полагается по два автомата. Нам предстоит проезжать контролируемый партизанами участок. Чего это вы так покраснели, Крюль. Что с вами?

— Нет, ничего, герр обер-лейтенант, ничего.

Писари ухмыльнулись. Унтер-офицер Кентроп многозначительно потирал нос. Но Крюль ничего этого не заметил, поскольку последние несколько дней жил словно в тумане.

Помощник санитара Эрнст Дойчман занимался упаковкой санитарной сумки. Кроненберг помогал ему, советуя, куда что положить, а потом сунул ему бутылочку коньяка.

— Всякое бывает, может, тебе плохо станет. Очень помогает при болях в желудке. Например, если вдруг нашему Крюлю живот сведет — а с похмелья у него всегда его сводит, — тогда выдашь ему столовую ложку «супергастрономита».