Выигрыш - Элеонора Корнилова

Они разговорились. Ханс, за неимением Урсулы, погруженной в заботы о муже, пожаловался Герхарду на газ и электричество, на Тамплона, зажавшего выплату, на кредит, на отключенный телефон, на безработицу, которой раньше, в ГДР, никто не знал.

Ханс был краток – он уже получил деньги. Герхард кивал. Он сказал, что Ханс, если хочет, может стать его напарником. Фирма не возьмет еще одного человека, но он, Герхард, всегда рад помочь другу и будет делиться с ним своим заработком. Ханс без колебаний нашел вариант подходящим, согласился и поблагодарил. Герхард подарил свой сотовый. У Ханса нет никакого телефона, а у Герхарда есть еще один. Вызов на работу может быть в любой час.

После ухода гостя во всех движениях Ханса проступило радостное оживление, придавая ему крайне пройдошливый вид. Четверть часа играл с сотовым, набирал номера, прижимал кнопку и представлял, как кто-то суетится, бежит на звук мелодии или шарит по карманам, хи-хи… Потом зазвонил его телефон. Пожилой голос просипел:

– Маргарет Граб. Вы мне звонили?

Ханс ответил театральным басом:

– Ошибка, мадам, извините.

Почему сказал басом? Почему “мадам”? А, хорошее настроение. В руках – подарок, как с неба свалившийся. В портмоне – двадцать неожиданных евро. Счастье, хи-хи…

Он навестил оставшегося кролика, старину Джонни. Даже пошутил, потрепал по шерстке. Вот скоро выиграем – опять заведем гарем. И беленьких, и сереньких, и рыжих.

– Йа-йа, Джонни, и черненьких тоже. Любишь черненьких?

Съездил, купил еды в приватном магазинчике автозаправки. Очень вкусно поужинал, как всегда не скупердяйничая, если делал покупки на занятые, не свои, деньги.

Уже в сумерках Ханс разобрал эзотерическую почту. Достал билеты и отдельный листок. Все номера заранее выписаны, столбиком. Включил телевизор, надел очки, приготовил ручку. Дождался очередного объявления выигрышей Lotto. И вдруг увидел, что все номера в одной строчке совпали. Выиграл! Выи… Руки затряслись, он поднес дрожащий листок к самым глазам, отставил подальше. Цифры плыли. Свет! Надо больше света!

Он сорвался с дивана и, пока бежал до выключателя и обратно к столу, почувствовал, что сердце заходится в горле бешеным стуком, что он жует его. Но лукавые значки, обманчиво сложившиеся под настольной лампой в счастливое сочетание, под светом люстры снова приняли невыигрышный вид. Только на миг фальшиво сверкнули богатством и снова затаились в безрадостном начертании.

– Никаких денег!

Не один раз он перепроверил записи – нет, не сходились, ни одна цифра. Ни одна! Сердце все стучало и стучало. Значит, это знак! – решил он. Писали же ему разные маги из Эзотерического сервиса, что все кругом – в знаках, надо только понять, когда начинается полоса везения, зацепиться за нее и отдаться воле высших сил. Да-да, выигрыш рядом! Ведь никогда еще не случалось такое, чтоб он своими глазами увидел, чтоб пальцами почувствовал, чтоб в зубах забился пойманный горячий ком удачи. Он раскрыл кошелек, глянул на свой талисман, стеклянный бриллиант.

Стекло дало пару обнадеживающих бликов.

– Морген! Морген! – будто за плечом, внезапно каркнул голос Йохана. Ханс вздрогнул.

– Полицай! Полиция! – привычно громко крикнул он.

Зашуршали кусты. Так все отпугивали Йохана, когда он подбирался под окна.

Придя в себя, он отыскал в груде бумаг на столе свой дневничок. Может, Тамплон завтра заплатит. В конце концов, эка невидаль, долг, вдруг великодушно подумал Ханс, чуть не сорвавший джекпот. Все кругом должны. Должник на должнике. Но порядок есть порядок. И рука вывела:

23-е. Тамплон еще не заплатил.

В полночь позвонил Герхард – поступила работа, и через полчаса подъехал к дому Ханса.

Мимо проплывали ночные, ярко освещенные пустынные городки. Вдоль улиц длинными рядами стояли автомобили, лунный свет скользил по их крышам. В домах ни огонька. Ханс пытался поговорить, но Герхард сказал, что должен следить за дорогой и не отвлекаться. Он педантично следовал знакам и снижал скорость в каждом селении.

Герхарда томило беспокойство. Как отнесется Ханс к беседам, которые он ведет с друзьями, бережно надевая на них последние земные одежды? Ведь Герхард понимает, о! Его живые знакомые стали не так добры, как раньше. Он замечает многое. О, да! Ханс тоже живой. Тоже может косо поглядеть и ухмыльнуться. Это бьет, как током. Если это так больно ударяет по живому, то каково мертвому!

Автомобиль въехал на стоянку. Кругом темнели ели. Прошли наискосок, мимо какого-то низкого здания, потом – прямо, и Хансу показалось, будто он бывал здесь раньше. Наверно, когда это было с отцом. Или с матерью. Он вытащил из кармана бумажную салфетку, высморкался, – подготовился к встрече с мертвецом, которая, как ни говори, не из приятных. Он нисколько не трусил или думал, что не трусит. Это работа, и такую надо кому-то делать. Переодевать покойников. Герхард зашел в морг первым, Ханс за ним.

Если б Ханс мог вскрикнуть, он бы закричал. Но дыхание перехватило. Покойник, лежащий на столе, был Тамплон.

– Вы знакомы? – спросил Герхард, будто хотел представить их друг другу. Он заметил, как изменилось лицо Ханса, и отвернулся, стал вынимать из большой кожаной сумки одежду для мертвого.

Ханс не услышал вопроса. Так же, как при случившейся с ним аварии, так же, как на рыбалке, когда улетал в реку спиннинг, так же, как в одинокой любви с телефоном, он попал в положение, когда нужно сосредоточиться на главном, а где оно? Столбняк, охвативший его, был следствием зазора между тем, что видели глаза и что должна была догнать медленная мысль. Он смотрел на Тамплона, не отрываясь.

Был ли он, как все люди, поражен тем, что совсем недавно видел человека, а тот вдруг мертв? Ведь Тамплон был живым всего четыре часа назад, когда Ханс писал о нем в дневничке. И вдруг он покойник. Что нужно было понять? Что Тамплон не отдаст или что Тамплон умер? Целая пропасть ожидания наглухо сомкнулась, вырвалось острое жало отчаяния и пронзило, как штык. И Тамплон – покойник, и – никаких денег от него! Потому что Тамплон умер! Судорога прошла сквозь Ханса, поднялась в желудок, во рту забилось сердце, он охнул от боли, колени ослабли, он упал.

Герхарду показалось, Ханс нагнулся – что-то выронил, но через мгновенье понял, Ханс лежит без движения. Перевернул на спину. Не дышит. Поискал пульс на шее, на руке. Нет пульса. Послушал грудь. Ни стука. На быстро бледнеющем лице, которое лежало перед Герхардом, медленно исчезало притворство жизни.

Он крикнул, позвал ночного дежурного, смешливого, ко всему равнодушного парня, который подрабатывал в морге за один евро в час и, похоже, покуривал травку.

– Инфаркт, наверно, – поглядел дежурный и ухватил тело за ноги. Герхард взялся за теплые плечи. Они подняли Ханса и опустили на свободный стол.

Растерянный Герхард вышел на крыльцо. Дежурный – следом. Закурил и стал cгибаться, захохотал. Пробовал говорить, его гнули приступы смеха.

– Я… Я его знаю… История… Одна девка из пуфа рассказывала… Про него… Ходил в пуф. Она, она сказала… Что хрен… Ха-ха…Что такой хрен не бывает, что это… Хи-хиии…

Смеясь, он махал сигаретой, чертил в темноте огненные зигзаги. Смеясь, отбросил окурок. Ушел. Затихли шаги.

Земля лежала молчаливым понимающим другом. Ночной свод мерцал миллионами чудесных знаков. Легким дымом через небо тянулась туманная полоса. Лицо Герхарда, поднятое вверх, светлело и прояснялось, как у музыканта, уловившего горние звуки.

О, нежный, нежный Моцарт! Чуть слышно он запел простую мелодию. Ла-лала, ла-ла… Одинокое чувство несло его к наслаждению предстоящей работой, как поэта в миг озарения. Да-да, и Гете! Всхлипнул. И пусть потомок наш возвеселится, узнав, что и за гробом дружба длится! Мудрый Гете! Там, в высоте, среди светил!

Колокол кирхи отбил ночной час. Ла! Ла! Ла! Тихая радость овладела им, как Урсулой перед грудой грязных простыней, которые станут безупречными и взметнутся по ветру к небу, словно чистые листы. Он опустил голову, послушал тишину и снова поглядел вверх. Млечный путь! Вытер слезу. Да-да. Именно так. Счастье.

Примечания

Адвент – четыре праздничных недели перед католическим Рождеством.

Весси – от вест, запад. Так называют западных немцев, из бывшей ФРГ.

Дамен унд херрен – дамы и господа.

Дорф – деревня, небольшое местечко.

Зюссе – сладкий, милый, нежное обращение.

Кухен – сладкий пирог.

Мэкгайст – сетевой магазин дешевых мелочей.

Осси – от ост, восток. Немцы из бывшей ГДР.

Пинорек – любой выступающий, продолговатый стерженек. Например, у обувной пряжки и т. п. В другом значении – аналог, обозначающий мужской член.

Рипербан – улица публичных домов в Гамбурге.

Херр – господин.

Шванц – здесь фамилия. Прямое значение – хвост. В бытовой речи – аналог мужского “хвоста”.