Океанавты (сборник) - Сергей Павлов

— Как вы сказали?!

— Не было! — повторил я с ударением. — Если предположить, что надпись сделал не я, то… Сами понимаете, чем это пахнет. И оставьте меня на сегодня. Мне нужно выспаться. А вот ружья… ружья мы с вами бросили, пожалуй, зря.

Я действительно сразу уснул. Не слышал ни слова из того, что ответил Болл.

…Сначала был мрак. Просто мрак и ничего больше. Потом возникли струи голубого огня. Струи расплывались, бледнели, осветляя пространство. Головокружительная беспредельность, насыщенная переменчивым блеском далеких миров и еще наполненная чем-то более сложным и емким. Наполненная пристальным взглядом двух человеческих глаз. Девичьих глаз… «Лотта!» — хотел прошептать ошеломленный странник, который уже потерял себя в этом преогромном пространстве. Но нечем было шептать, не было губ. Была только Мысль.

— Лотта!.. — прошептала Мысль.

— Лотта-а-а… — повторило эхо космический шепот.

— Ты узнал меня, странник? — спросили глаза.

— Я узнал бы тебя среди миллиардов! — ответила Мысль, и где-то обрушилась лавина грохота.

Тогда проступил бледный, овал девичьего лица. Мысль, напрягаясь, жадно вглядывалась в это лицо, полупрозрачное, словно мираж, и, может быть, не существующее вовсе, но такое нужное, необходимое той капельке еще живого теплого, что оставалось среди руин давно утраченных надежд.

— Я — сон, я лишь мечта о несбыточном, — сказали губы, жемчужно-бледные, чуть тронутые сожалеющей улыбкой.

— Я знаю… — ответила Мысль и закружилась в водовороте отчаяния. — Поэтому я не хочу просыпаться! Пусть этот сон длится вечность…

— Вечности нет! — загрохотало пространство, внезапно загораясь огнем. — Вечность кончается там, где умирает Мысль!

Вздрогнула девушка-тень. И, повернувшись, молча пошла туда, где на фоне кровавого зарева вырисовывались контуры гигантского спрута. Дрогнула Мысль и потекла, заструилась вдогонку.

Бронзовый спрут улыбнулся холодной, понимающей улыбкой. Его тяжелые щупальца подползли и обвили девушку-тень.

— Шарик есть, — раскатами прогремел бронзовый голос. — Шарика нет!

Щупальца сомкнулись, потом разошлись и с металлическим лязгом опали. Девушка-призрак исчезла.

Мысль разразилась отчаянным криком:

— Отдай!

— …ай!.. ай!.. ай!.. — испуганно вскрикнуло эхо.

Десятирукий гигант снисходительно рассмеялся:

— Зачем тебе это? Она принадлежит мне, тебе принадлежат воспоминания.

— Кто ты? — спросила Мысль, присмирев от горя и страха.

— Время, — ответил бронзовый голос. — И я не умею возвращать.

Мысль не сказала больше ни слова. Проклятый идол был прав.

Над горизонтом поднималось белое солнце. Бронзовый спрут спокойно взглянул на пылающий шар, из его огромных неподвижных глаз выкатилась большая прозрачная капля. Потом еще одна, и еще. Капли падали, выбивая мелодичную дробь. Тинь-тань, ти-и-та-тинь…

Я проснулся весь в холодной испарине. Опустил ноги с дивана, сел. В динамиках переговорного устройства жалобно пищит морзянка. Минуту я озадаченно смотрел на Царевну-Лебедь, пытаясь разобраться в хаосе коротких и длинных сигналов. Передача велась неумело, в замедленном темпе, как будто на ключе работает новичок, выстукивая нечто совершенно бессмысленное.

Я вышел в тамбур и толкнул дверь в соседнюю каюту. Оглядел помещение, направился в салон.

В салоне звуки морзянки раздавались громче и явственней. Болла здесь не было. На столе — записка. Я взглянул на сигнальные огоньки пульта бункерной коммутации, перевел взгляд на динамики внешней связи и только теперь до меня дошло: передача велась извне… За стеклом акварина разрасталось облако потревоженного ила. В клубах слабо подсвеченной прожекторами желтоватой мути промелькнула водянисто-серая тень, округлая, с расплывчатым вырезом посредине…

«2:35. Вышел в воду. Вернусь через час. Болл». Что это взбрело ему в голову?.. Я схватил карандаш и на обратной стороне листка стал набрасывать идиотские знаки морзянки. Чушь какая-то, он меня просто разыгрывает!

Внезапно бункер содрогнулся от гула. Морзянка умолкла. Я отшвырнул карандаш и бросился к акварину. Непроглядная муть. Внешняя сторона стекла будто оклеена плотной желтоватой бумагой.

Гул нарастал. Работали компрессорные установки батинтаса. Я взглянул на часы, сверил их с салонным хронометром. Одно и то же: без десяти минут три. Значит, вел передачу не Болл! Часы и гудение компрессоров определенно указывали на то, что он еще не успел выйти из бункера…

Регулятор громкости на усилителе звуковой передачи введен до предела. Навалясь грудью на пульт, я кричу в микрофоны что-то однобразное, жуткое. Зеленые мотыльки на сигнальных глазках подрагивают в такт моему надрывному крику.

— Пашич, вернись! Вернись немедленно! Ты болен, ты гибнешь, вернись!..

Я кричал в воду, кричал со слабой надеждой настигнуть криком безумца, дать почувствовать ему его одиночество…

Болл вернулся раньше обещанного срока. Не переодеваясь, устало завалился в кресло, сорвал с лица кислородную маску и бросил на стол. На макушке жалко топорщились мокрые волосы.

— Что-нибудь случилось, Грэг?

— Да.

Пожалуй, нужно сварить ему кофе.

— Рассказывайте, — сказал он с явным недовольством.

— Нет, сначала мне хотелось бы выслушать вас.

Болл закашлялся, яростно сплюнул в носовой платок остатки легочного наполнителя, ответил:

— В такое случае, идите ко всем чертям!

— Хорошо сказано, Свен. Емко. Будем считать, что мы наметили точки сближения в вопросах взаимного понимания. Но вы раздражены, устали… Отдохните, пока я приготовлю кофе. Вам с молоком?

— Нет, мне покрепче. Почему вам нужно, чтобы я рассказывал первый?

— Грамматика. Я спал, а вы были заняты делом. События имеют тенденцию развиваться последовательно. Может быть, я выражаюсь недостаточно ясно?

Болл уткнул лицо в маску и все то время, пока я был занят кофейными манипуляциями, дышал кислородом. Он явно поторопился покинуть «колесо обозрений».

Я разлил кофе и бросил на стол пакет с глюкозой. Болл жадно схватил свою кружку.

— Спасибо, Грэг, но знайте, что я все еще зол. На вас, на себя.

— Отлично. В нашем проклятом деле злость играет роль стимулятора. Пейте с глюкозой, вам необходимо подкрепиться.

— Вы оказались пророком… Квантаберов я не нашел.

Кружку, поднесенную было к губам, я бесцельно подержал на весу и медленно опустил на стол. Так…

— Продолжать поиски ружей не стал, — добавил Болл. — Решил вернуться.

И правильно сделал. Представляю, каково ему было слышать в воде мой отчаянный зов.