Океанавты (сборник) - Сергей Павлов

Два пружинистых удилища выбрасывают меня прямо под горячие струи душа. Гидрокомбовая оболочка, уже полуразрушенная реактивами, под напором горячей воды отваливается лоскутами. Долой фару, ласты, пояс! Все на ощупь, все быстро! Респиратор — в ноздри и в рот. Ноги и руки — в петли «колеса обозрений». Переворачивает вниз головой и начинает трясти на пневматических амортизаторах, исхлестывая водяными бичами. Беспощадная тряска удаляет большую часть легочного наполнителя. Следующий и последний этап — кислородная вентиляция дыхательных путей.

Я открываю глаза и первым делом оглядываю очерченное блестящим ободом соседнего колеса голое тело гидрокомбиста. Маленькое разочарование: да, это Болл.

Смахиваю с себя воду пушистым халатом, одеваюсь.

— Ты здорово напугал меня, — говорит Болл. — В какой-то момент мне показалось, что ты… — он спотыкается на слове, — чем-то очень взволнован.

— Спятил, — уточняю я. — Это вы хотели сказать?

Молча одеваемся и выходим из батинтаса.

ГЛУБОКОВОДНАЯ НИМФА

Есть мне уже расхотелось, но я заставил себя выпить две кружки бульона. На второе Болл вскрыл банку с яркой этикеткой, на которой значилось: «Пейт». Подозрительная на вид коричневатая паста была приятна на вкус. Я не заметил, как проглотил все без остатка. Разливая по кружкам дымящийся, с запахом ромовой эссенции напиток, Болл осторожно полюбопытствовал:

— Ну, и что нового, Грэг?

— Ничего, Свен. Спасибо за свет на площадке. Кстати, один из андробатов потерял клешню. Вероятно, кальмары… Зачем вам понадобилось выходить в воду раньше срока?

Я заглянул ему в глаза.

— О, я начал уже беспокоиться! — оживляясь, сказал он. — В этой глуши без квантабера… Я уважаю вашу смелость, Грэг, но так рисковать, по-моему, не стоит.

— Н-да… И это все?

— Нет. Мне хотелось проверить работу механизмов четвертого бункера при внешнем включении и понаблюдать за поведением скутеров. Но почему вы так настойчиво расспрашиваете меня? Что-нибудь произошло? Вы с такой поспешностью уволокли меня в батинтас… Я даже не имел возможности захватить обратно два квантабера, которые вынес из бункера.

В глазах Болла не было ничего подозрительного…

Полно, видел ли я эти буквы?.. Видел, конечно. Они и сейчас будто перед глазами…

— …Но вы меня абсолютно не слышите! — раздался над ухом возглас Болла.

— Что? Простите, Свен, я страшно устал и, кажется, задремал. Так что там с динамиками внешней связи?

— Провода этой, линии были перерезаны ножом, — повторил он, — поэтому я не принял вашу морзянку и сам не мог ничего передать. Теперь все в порядке, повреждение устранено… Не обманывайте меня, Грэг, я вижу, ваши мысли заняты чем-то другим.

— Нет, нет, это любопытно! Кто же мог перерезать провода изнутри… в салоне, то есть!

— Странный вопрос. Разумеется, кто-нибудь из наших предшественников. Дюмон, например.

— А-а-а… — разочарованно протянул я.

Разумеется, кто же еще?.. Нет, так не пойдет, сейчас я приму хорошую дозу снотворного — утро вечера мудренее.

— Хэлло, Свен. Где вы намерены спать?

— Мне все равно. Занимайте каюту Пашича.

Мне оставалось разыскать в аптечке коробку снотворного, взять свежее постельное белье и удалиться. Почему-то хотелось быстрее покинуть салон.

— Один вопрос, Грэг! — останавливает меня Болл. — Вы, случайно, не подскажете, что такое «аттол»?

Это как выстрел в спину. Ну что ж, мистер Болл, хорошее попадание… Наклоняюсь, чтобы собрать рассыпанные таблетки.

— Конечно, знаю. Плоский низменный коралловый остров кольцеобразной формы.

— Я не о том, — раздраженно перебивает Болл. — Меня интересует «аттол», который пишется с двумя «тэ» и одним «эль».

— Та-ак… Вас удивила надпись на понтоне?

— Понтон?.. Какой понтон?! — Болл поднялся, отодвинул кресло в сторону. — Я обнаружил эту надпись на днище четвертого бункера. Вы были слишком возбуждены, чтобы обратить внимание на мои попытки показать вам ее. Но договаривайте. Что вы увидели на каком-то понтоне?

— То же самое… Спокойной ночи, Свен.

— Нет, стойте! В конце концов это нечестно!..

Я вошел в каюту. Щелкнул замок. О том, что это нечестно, я знал и без его напоминаний. А что было бы честным? Рассказ о моей способности читать слова наоборот? Или признание в том, что сделал злополучную надпись сам? Я рассмеялся. Впервые за много дней. Потом упал на диван и вдруг разрыдался.

Взяв себя в руки, я вытряхнул на ладонь из коробки две крошечные пилюли. Положил на язык, огляделся. Над панелью с датчиками температуры, давления, влажности воздуха — картина. «Царевна-Лебедь» Врубеля. Рамка укреплена прямо на жалюзи динамиков переговорного устройства. Рядом торчит микрофон.

Стол, два стула, диван, на котором я сижу, дверцы встроенного в стену шкафа, настольная лампа — вот и вся небогатая обстановка. Чисто, запах хорошего одеколона. Свет от лампы падает на серую обложку толстой книги. Том монографии Геккеля «Радиолярии». Из-под обложки выглядывает ручка перочинного ножа.

Мне известно, что в шкафу нет ничего, кроме добытых Пашичем образцов горных пород и минералов. Я открыл полированные дверцы. Среди образцов я увидел то, что хотел: белый кусок известняка-ракушечника. Известняк мягкий, пачкает руки. Куском такой породы можно писать на чем угодно и все, что угодно.

Раздается щелчок. Динамики… Я положил образцы на место, отряхнул руки.

— Вы еще не спите, Грэг? — спрашивает голос Болла.

— Нет. Но уже проглотил две пилюли снотворного.

Уменьшив яркость настольной лампы, я лег на спину и заложил руки под голову.

— Я хотел бы поговорить… — В голосе Болла раскаяние.

— Валяйте, — откликнулся я. Меня одолевала тяжкая дрема, я знал, что скоро усну.

— Дело в том, что я… — он запнулся, — виноват перед вами…

— Довольно, Свен, — перебил я. — Мне все понятно. Вы догадались прочесть надпись наоборот — получается «Лотта»… Вы тут же вспомнили бредни Дюмона, но не решились сообщить мне о своем открытии. Откуда вам было знать, что Дуговский рассказал мне об этом. Ну что ж, лучше поздно, чем… Ладно. Теперь слушайте меня внимательно. Вы уже знаете, где я прочел таинственное слово, но вы не знаете другого: три-четыре часа назад на понтоне этой надписи не было.

— Как вы сказали?!

— Не было! — повторил я с ударением. — Если предположить, что надпись сделал не я, то… Сами понимаете, чем это пахнет. И оставьте меня на сегодня. Мне нужно выспаться. А вот ружья… ружья мы с вами бросили, пожалуй, зря.