Тень Гегемона - Орсон Кард

Несколько минут он почти до смерти мучился, что никто не знает о письме, кроме Граффа и его самого.

Потом…

Приступ прошел. Дыхание стало нормальным, победила разумная сторона личности. Лучше не отвлекаться на мысли о личной славе. В свое время его имя станет известным, и он обретет собственно власть, а не просто влияние. Пока что анонимность ему на руку.

Питер сохранил письмо от Граффа и остался сидеть, глядя на экран.

У него дрожала рука.

Он посмотрел на нее как на чужую. Это еще что такое? Неужто я так тщеславен, что письмо от высокопоставленного чиновника Гегемонии заставляет меня дрожать, как пацана на поп-концерте?

Руль взял холодный реалист и оценил ситуацию. Питер дрожал не от восторга. Это преходящее чувство испарилось быстро, как всегда.

Он дрожал от страха.

Потому что кто-то собирает группу стратегов. Лучших детей из программы Боевой школы. Тех, кого выбрали вести решающую битву ради спасения человечества. Кто-то захватил их и собирается использовать. И рано или поздно этот "кто-то" станет соперником Питера, и тогда Питеру придется побеждать в схватке умов не только этого соперника, но и детей, которых тот подчинил своей воле.

Питер в Боевую школу не попал. У него не было того, что для этого нужно. По той или иной причине его отсекли от этой программы, даже не взяв из дому. Значит, любой из тех, кто попал в Боевую школу, является, вероятно, стратегом и тактиком лучшим, чем Питер Виггин, а потенциальный соперник Питера в борьбе за гегемонию собрал вокруг себя лучших из лучших.

Кроме, конечно, Эндера. Эндера, которого я мое вернуть на Землю, если бы потянул за нужные ниточки и направил общественное мнение по другому пути. Эндер, который был лучшим из всех и мог бы сейчас быть на моей стороне. Но нет, я отослал его. Ради его, черт побери, блага. Ради его безопасности. И вот передо мной битва, ради которой я жил до этого момента, и мне предстоит борьба со сливками Боевой школы, а использовать я могу только… только себя.

Рука дрожит. Ну и что? Психом надо быть, чтобы слегка не испугаться.

Но когда этот дебил Чамраджнагар угрожал разоблачить его и все разрушить - только потому, что ему ума не хватало понять: личность Демосфена была необходима, чтобы достичь тех результатов, которых никогда не добился бы Локи, - вот тогда Питер пережил несколько адских недель. Смотреть, как похищают ребят из Боевой школы, - и не мочь ничего сделать, ничего сказать. Нет, он отвечал на письма от разных людей, он провел расследование, которое показало, что лишь Россия имела возможность это осуществить. Но он не осмеливался использовать личность Демосфена и потребовать расследования МКФ на тему, почему не защитили детей. Демосфен мог бы выдвинуть кое-какие рутинные предположения насчет того, что за похищениями детей стоит Варшавский пакт, но от Демосфена, известного русофоба, не ждали бы другого. И все потому, что какой-то ограниченный, тупой, сам себе служащий адмирал решил помешать единственному человеку на Земле, который пытается спасти мир от пришествия нового Аттилы. Он хотел бы крикнуть этому Чамраджнагару: "Если я пишу статьи, пока другой похищает детей, и ты знаешь, кто я, и понятия не имеешь, кто он, - так только поэтому ты хочешь мне помешать? Ты глупее тех кретинов, что отдали правление Германией Гитлеру, решив, что он будет им "полезен"!"

Теперь Чамраджнагар пошел на попятный. Послал трусливое извинение через третье лицо, чтобы к Питеру не попало письмо с подписью. Поздно, вред уже нанесен. Чамраджнагар не только сам ничего не сделал, он помешал Питеру сделать хоть что-нибудь, и теперь Питер стоял перед шахматной доской, где на его стороне только пешки, а у противника двойной комплект коней, ладей и слонов.

Вот потому у него и дрожит рука. А иногда Питер ловил себя на мысли, что хотел бы не быть так полностью, абсолютно одинок. Интересно, не спрашивал ли себя Наполеон в своей походной палатке, какого черта он делает, снова и снова ставя все на способность своей армии сделать невозможное? Не случалось ли Александру жалеть, что рядом с ним нет человека, которому тоже можно было бы иногда доверить принимать решения?

Питер самодовольно скривил губы. Наполеон? Александр? Был другой человек, у которого таких жеребцов была полная конюшня. Программа тестирования Боевой школы показала, что у меня талантов - как у этого, Джона Ф. Кеннеди, президента США, который потерял свой торпедный катер по небрежности, а потом получил за это медаль, поскольку у его отца были деньги и политические связи; затем он стал президентом США и наворотил глупостей, которые политически ему никак не повредили, поскольку пресса любила его безумно.

Так вот это я. Я умею манипулировать прессой. Я могу формировать общественное мнение, тянуть и подталкивать, вбрасывать информацию и дезинформацию, но когда дело дойдет до войны - а оно дойдет, - я буду выглядеть не умнее французов, по которым проехался блицкриг.

Питер оглядел читальню. Так себе библиотека. И колледж так себе. Питер поступил в колледж рано, как студент с подтвержденной одаренностью, а так как ему было плевать на формальное образование, он поступил в местный филиал университета штата. Впервые в жизни Питер позавидовал своим соученикам. Все, что их волновало, - следующий экзамен, учебная карьера да свидания.

И я мог бы так жить.

Ага, как же. Он убил бы себя, если бы его волновало, что скажет какой-нибудь преподаватель о его очередной работе, или что думает какая-нибудь девица о его стиле одежды, или какая из двух футбольных команд сегодня победит.

Закрыв глаза, Питер откинулся на спинку кресла. Все эти рефлексии бессмысленны. Он не остановится, пока не будет вынужден остановиться. Он с самого детства знает, что ему предстоит перевернуть мир, если он найдет рычаг, за который потянуть. Другие дети верили в ту глупость, которой их учили: надо сначала вырасти, только тогда сможешь сделать что-нибудь настоящее. Питер с самого начала знал правду. Его не провели бы, как Эндера, который думал, что играет в игру. Для Питера единственной достойной игрой был реальный мир. Единственная причина, по которой удалось обмануть Эндера, - он позволял другим формировать свою реальность. У Питера такой проблемы не было никогда.

Была другая: его влияние на реальный мир стало возможным лишь потому, что он прячется за анонимностью сети. Он создал личность - даже две личности, которые могут изменить мир, потому что никто не знает, что это - дети, а потому их вообще не надо замечать. Но когда в реальном мире схлестываются флоты и армии, влияние политических мыслителей падает. Разве что если их, как Уинстона Черчилля, сочтут за мудрых и настолько правых, что в момент кризиса им вручается реальная власть. Хорошо было Уинстону - старому, толстому и пропитанному алкоголем, - его люди принимали всерьез. Но пока что все, кто видел Питера Виггина, видели перед собой всего лишь мальчишку.