Штрих Искушения - Налини Сингх

матерью, но, вероятно, потому, что его никогда не было рядом, чтобы спорить. Совсем другой вид боли.

— А это кто? — спросил он, оглядывая Зака с ног до головы, одновременно обнимая за талию свою жену. Энни представила их друг другу, но реакция отца была не такой, как она ожидала.

— Зак Куинн, — пробормотал он. — Знакомое имя… Зак Куинн… Зак… — Туман рассеялся. — Тот самый Закари Куинн, который опубликовал исследование о популяции диких кошек в Йосемити в прошлом году?

Зак кивнул.

— Я удивлён, что вы запомнили моё имя.

— Не моя направленность, — признал отец, — но мой хороший друг Тед, профессор Ингрэм, был очень взволнован. Сказал, что это лучшая докторская диссертация, которую он видел за всё время своего пребывания в должности.

У Зака степень доктора философии?

Энни могла бы ударить его за то, что скрыл это, особенно когда мать бросила на неё обвиняющий взгляд. К счастью, в этот момент её отец что-то сказал и увёл маму, оставив Зака и Энни наедине впервые с момента приезда. Она выгнула бровь.

— У тебя есть секреты?

У него хватило такта выглядеть застенчивым.

— Честно говоря, я не думал, что кто-то это поймёт или даже будет беспокоиться. Ты сказала, что они занимаются математикой и физикой.

— Мой отец знает всё обо всех. А докторская степень есть докторская степень… — Она легонько постучала кулаком по его груди. — Если бы ты сказал, что она у тебя есть, я бы не так сильно переживала о реакции матери — даже она не может оспорить докторскую степень.

— Не только мнение твоей матери меня волнует. Степень доктора философии для тебя важна, Энни? — Выражение его глаз было настороженным.

Намёк на незнакомую уязвимость застал её врасплох.

— Зак, если бы учёные степени имели для меня значение, — честно ответила она, — я бы вышла замуж за физика с тремя степенями доктора философии, которого моя мать выбрала, когда мне было двадцать два. Или за доктора медицины, у которого после имени больше букв, чем в алфавите. Или многотиражный гранд-что-то там, который весь обед пялился только на мою грудь.

От улыбки на его щеках появились ямочки.

— У этого мужчины превосходный вкус.

— Хватит вгонять в меня в краску. — Но это не так, больше нет — каким-то образом Зак Куинн заслужил доверие её ранимого женского сердца.

Это поразило и испугало.

Но, не дав мрачным эмоциям разрастись, Зак наклонился и нежно прикоснулся губами к её губам, действуя как Вер, которому плевать, что присутствуют зрители. Когда он отстранился, она прижалась к нему, боясь — если не быть забытой — то, по крайней мере, оказаться временно загнанной в клетку.

Глава 8

Два с половиной часа спустя Зак оказался на балконе, потягивая кофе, а Энни стояла внутри, болтая с кузиной. Боже, но она прекрасна — и он хотел лишь отвезти её домой, держать в безопасности и оставить только для себя. Это неизменная часть Зака, чувство собственности, исходившее как от кошки, так и от человека. Но независимо от примитивных инстинктов, Зак не поступил бы так с Энни, не стал бы сдерживать её. Тем не менее, необходимо поставить ей метку — взять её, пока его запах не впитается так глубоко в кожу, что никто не посмеет усомниться в его праве на неё.

Животное желание.

И всё же часто сердце животного было гораздо чище, гораздо честнее, чем у мыслящего человека.

— Мистер Куинн.

Он взглянул на Кимберли Килдэр.

— Пожалуйста, зовите меня Зак.

— Зак. — Царственный кивок. — Позволь перейти прямо к делу — с момента, как Анжелика рассказала о тебе, я была готова невзлюбить тебя.

— Я догадался.

— Я передумала.

Зак поднял бровь.

— Докторская по философии?

— Нет. В определённых отделениях любая обезьяна может получить степень доктора философии. — Это вышвырнутая перчатка.

Он принял вызов.

— Тогда хорошо, что я леопард.

Она угрожающе улыбнулась.

— Я всегда подталкивала Энни к мужчинам, у которых больше ума, чем физических качеств. — Зак ждал со спокойным терпением хищника. — Это сознательный выбор, — сказала Кимберли без извинений, — мой способ гарантировать, что она больше никогда не подвергнется опасности. Я даже отвергла блестящего инженера, потому что он часто уезжает работать над проектами в отдалённые места. Его человечность значила меньше, чем опасность, которой он мог подвергнуть Энни. — Она посмотрела ему в глаза. — Если быть совсем откровенной, Веры в какой-то степени сами являются этой опасностью. Вокруг всегда буйство дикой природы.

Он был сражён откровенностью.

— Ты прекрасно осведомлена.

— Я знаю, другие могли бы сказать, что я придаю интеллект предрассудкам, но я не фанатик. — Она выдержала его взгляд с силой, которую, как он подозревал, отточила, пережив всю боль. — Я просто хочу, чтобы моя дочь была в безопасности. Однажды я видела, как она чуть не умерла — и не хочу снова стать свидетелем этого.

Его кот не уловил лжи.

— Я позабочусь о её безопасности.

— У меня есть предчувствие, что так и будет. Кажется, я допустила критическую ошибку, думая, что ты можешь подвергнуть её опасности, я забыла, что Вер-хищники известны готовностью защищать до смерти. — Она вновь посмотрела ему в глаза, и он заметил, что у неё глаза Энни. — Но не поэтому я решила в твою пользу.

— О?

— А из-за того, как ты смотришь на неё, Зак. Как будто она — твоё солнце. — Её голос дрогнул. — Я хочу этого для своей дочери. Никогда не переставай смотреть на неё так.

Зак протянул руку и слегка коснулся руки Кимберли, чувствуя, насколько хрупко её самообладание.

— Я обещаю.

Резкий кивок.

— Извини, мне нужно пойти пообщаться.

Когда она ушла, Зак медленно выдохнул. Ему становилось ясно, что с Энни предстоит пройти гораздо более трудный путь, чем думал вначале. Она выросла, наблюдая, как мать любит мужчину, который, откровенно говоря, не любил её. После всего лишь одной встречи Зак понял, что Эрик Килдэр предан работе, а Кимберли предана ему. Беззаботность, с которой час назад Эрик разбил сердце своей жены, — поцеловав её в щеку и сказав, что ему нужно сделать кое-что важное в лаборатории, — разозлила Зака настолько, что пришлось с силой сдерживаться и не высказаться. Энни никогда не пришлось бы беспокоиться о такой боли. Как только кот выбирал женщину, он не мешкал. Преданность была почти одержимостью, и он смирился с этим.

Но слова не убедили бы Энни — её нужно убедить поверить ему, положиться на него. Потому что она не просто остерегалась любви, но и стала почти мятежно независимой в желании не подвергать себя боли.

«Мне нравится жить одной, и я намерена так всё и оставить».

Это чертовски плохо. Но даже по мере того, как хищник готовился