Закон Фукусимы - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

Я невольно поморщился. Проделать такое без наркоза сможет далеко не каждый. Я, конечно, однажды себе обычным ножом руку отпиливал, но чего мне это стоило – знаю только я.

Виктор же сделал все с полным хладнокровием, словно прыщ себе выше колена выдавливал. Вырезал из штанины пробитый пулей кусок материи, воткнул меч в мясо, поддел кончиком клинка расплющенный кусочек свинца, вытолкнул его наружу, после чего плеснул на рану спиртом из пузырька, наложил пластырь и принялся бинтовать. И все это с каменным лицом, хоть бы один мускул дрогнул.

– Неужели не больно? – не выдержал я.

– Боль – это когда ты разрешаешь себе ее чувствовать, – произнес Японец. – Но ведь можно и не разрешать.

Ясно, очередная восточная заумь. Хотя, может, физическую боль и реально отключить полностью, допускаю такое. Но вот душевную – сильно сомневаюсь. Видел, с каким лицом Савельев выходил из небоскреба клана Ямагути-гуми. Бледный как смерть, в гроб положи – никто не усомнится, что покойник. Да что тут говорить, сам знаю, что душевная боль всегда страшнее любой физической. У сильного человека тело все стерпит, любые пытки, любые мучения. Но вот когда душу пытают, тут порой ломаются даже самые стойкие…

Кстати, скорая была довольно навороченным аппаратом, который ехал практически бесшумно. По ходу, это был электромобиль, что логично: под землей с воздухом наверняка напряженка, и отравлять его выхлопными газами – так себе занятие.

На приборной панели было расположено несколько сенсорных экранов, и если я с японским языком более-менее разобрался, то с грамматикой все оказалось сложнее. Видимо, древний воин, ками которого в меня подселили, был то ли малограмотным, то ли написание иероглифов с тех средневековых времен сильно изменилось, но я практически не втыкал, что на тех экранах написано.

А вот Виктор разобрался сразу. Закончил перевязку, ткнул несколько раз пальцем в самый большой экран – и на нем появилась карта с красной точкой, движущейся к городу.

– Так, через шесть минут мы в… м-да…

– Что?

– Город называется Новый Пинфан.

– И что это значит?

– В поселке Пинфан до и во время Второй мировой войны дислоцировался отряд «семьсот тридцать один». Кстати, подопытных в этом отряде тоже называли «обезьянами».

Про отряд «семьсот тридцать один» я слышал.

Это специальное подразделение японских вооруженных сил занималось созданием биологического оружия, проводя бесчеловечные опыты на живых людях. Военнопленные и просто похищенные гражданские умирали в ужасных мучениях, в то время как ученые в белых халатах бесстрастно фиксировали, сколько может прожить человек без воды и пищи, как быстро разовьется гангрена в отмороженных конечностях, что будет, если человека обварить обильным количеством кипящей воды, пропустить через него электрический ток различной силы, или же без наркоза отреза́ть от него куски мяса разного размера. Кстати, известно, что после войны некоторые ученые из этого отряда сделали блестящую карьеру в Японии и Америке, где результаты их бесчеловечных исследований в области биологического оружия были оценены весьма высоко.

– Теперь понятно, почему этот несчастный так боялся солгать, – сказал я, кивнув на обезглавленный труп. – Небось, встроили в заряд взрывчатки электронный детектор лжи и вживили в шею. Превентивная мера от заговоров против правящего режима. Если низы недовольны и замышляют что-то типа революции, они вынуждены врать. А когда знаешь, что, сбрехав, тут же башки лишишься, не многие решатся заниматься госпереворотами.

– Знаешь, как говорят в народе? – хмыкнул Виктор. – «Не бойся собаку, которая лает, бойся ту, что молчит». Я со своего места видел: этот парень, когда соврал, не только себя убил – одному из патрульных тоже осколок в переносицу прилетел. Потому, если в городе таких молчаливых большинство, у нас есть хороший шанс зачистить этот отряд «семьсот тридцать один» и выбраться отсюда.

– А я смотрю, ты оптимист, – усмехнулся я. – Сейчас я ощущаю себя гребаным камикадзе, которому забыли пристегнуть бомбу к самолету. Думаю, этот подземный город охраняется так, как нам и не снилось, и совершенно не представляю, как ты собрался фактически голыми руками зачищать целую армию.

– Выхода-то все равно нет, причем как в прямом, так и в переносном смысле, – пожал плечами Японец. – К тому же не обманывай себя, я ж тебя знаю – только в такие моменты ты чувствуешь себя живым, а все остальное время депрессуешь, как и положено адреналиновому наркоману, оправдывающему свою зависимость Предназначением. Предложи тебе мирную, спокойную жизнь где-нибудь в Париже – ты ж загнешься там от меланхолии!

– Насчет Парижа не знаю, не пробовал, – буркнул я. – Но если представится случай, я, пожалуй, рискну.

– Убежать от себя не получится, – покачал головой Виктор. – Ни в Париже, ни на другой планете.

– Насчет другой планеты я тоже подумаю, – пообещал я. – Короче, сейчас за поворотом мы выезжаем на прямую трассу к городу, где целых полкилометра будем как на ладони.

– Значит, действуем, – сказал Савельев. – И, я думаю, ты уже знаешь как.

Вариантов у нас было немного.

Точнее – один.

То, что нас ждут на въезде в город, сомнений не вызывало, но пока нас закрывали от стрелков скалы, в которых была прорублена дорога. Однако карта показывала, что прикрытие это вот-вот закончится…

– Прости, шестьсот восемьдесят первый, – негромко произнес я, вставая с сиденья. – Помоги, дружище, в последний раз.

Я нагнулся и положил мертвеца на педаль газа, после чего, все еще удерживая руль, вытащил из подсумка разгрузки гранату. Виктор из своих подсумков достал две. Должно хватить.

Я крутанул руль, выходя из поворота. Все. Секунд десять – и машина на полной скорости вынырнет из-под прикрытия скал на ровную, открытую дорогу, ведущую к городу…

– Ну что, поехали, – сказал я, резко дергая гранату, отчего ремешок, привязанный к кольцу, выдернул чеку.

– Ага, – отозвался Савельев, который изначально не особо заморачивался привязыванием колец к ремешкам подсумков. Он достал две «эфки», неторопливо продел большие пальцы в кольца. Рывок обеих рук в стороны – и металлические колечки с чеками, звеня, попадали на пол машины. Даже интересно: эта вот некоторая театральность действий ниндзей – стойки эти ни фига не практичные, или стряхивание крови с клинка так, чтоб на земле замысловатый кровавый узор получился, или вот как сейчас с гранатами – она из Средневековья идет? Или же современные воины ночи кино американского насмотрелись и теперь уже без этого не могут? Как-нибудь на досуге попробую вытрясти из Японца эту инфу, если не забуду, конечно.

Три гранаты одновременно попа́дали за труп – чисто чтоб не укатились куда-нибудь, пока скорая летит вперед, – а мы с Виктором на полном ходу ринулись к задним дверям автомобиля, изрешеченным пулями, раскрывшимся от тряски и теперь бестолково болтавшимся туда-сюда на изуродованных петлях.

Выпрыгивать из машины на полном ходу удовольствие среднее, но при должной тренировке выполнимое. Примерно как приземление с парашютом: касание ногами асфальта – и сразу же падение, а дальше сгруппировавшееся тело само катится по инерции. Главное, только в процессе автоматом себе в морду не заехать, а остальное одежда и разгрузка смягчат.

На мое хроническое счастье какой-то камень, валяющийся на дороге, мне все-таки впился в мясо около локтя, на пару секунд отсушив руку. Но это мелочи. Японцу вон сложнее – выкатился наружу, приземлился красиво, даже в стойку вышел после переката, но от этих акробатических трюков бинт на ноге мигом кровью пропитался. Плохо дело – с учетом того, что он еще раньше был в руку ранен, и вряд ли у него там все успело зажить.

А машина удалялась в сторону города, откуда ожидаемо открыли беспорядочную стрельбу по колесам. По ходу, решили попробовать взять нас живыми. Ну что ж, попытка – дело хорошее, иногда такое и получается.

Только не в этом случае.