Семья как семья - Давид Фонкинос

И все-таки я продолжал его расспрашивать: надо же мне было найти, о чем писать.

– Ты правда ничем не увлекаешься? – Я постарался произнести эти слова легкомысленным тоном, чтобы они не звучали как обвинение.

– Без фанатизма.

– То есть? Что значит «без фанатизма»?

– Значит, что увлекаюсь без фанатизма.

– Ладно… А музыку ты любишь? Вот эти твои постеры… Тебе нравится Анжель?

– Не очень. Когда я был маленький, я дырявил стены. Вот и закрываю дырки постерами.

– А что ты слушаешь?

– Так сразу и не сообразишь.

– А в свободное время что делаешь?

– Играю в Сети с ребятами.

– …

– Еще вот сериалы люблю.

– Отлично! Какие, например? Можешь что-нибудь посоветовать?

– Не знаю.

– Как это не знаешь? Почему?

– Да в голову ничего не приходит.

– …

Сериалы буквально мелькают перед глазами. И с каждым новым эпизодом предыдущий забывается. Но все-таки Жереми мог бы постараться что-то припомнить. А то мне приходится без конца его тормошить, настаивать, в конечном счете это утомляет. Но вдруг, к моему большому удивлению, он сам решил заполнить пустоту.

– У нас в школе одна девчонка пыталась покончить с собой.

– Ох… какой ужас.

– Да.

– Ты ее знал?

– Нет. Только в лицо.

– И ты знаешь почему?

– Вначале все думали, что ее травят. Учителя нам об этом все уши прожужжали. Они велят обязательно говорить им, если над кем-то издеваются или что-нибудь такое.

– Но у девочки была другая причина?

– Да. В ее комнате нашли письмо.

– Она объясняла там, в чем дело?

– Да.

– И что она написала?

– Очень странная история.

– Не хочешь рассказать?

– Хочу, но…

– Но что?

– Она написала, что этого захотел Сатана. Она слышала голос… голос дьявола, и он велел ей покончить с собой.

– Она так и написала?

– Да.

– Это точно или просто так говорят?

– Точно. Я видел письмо, его читали в школе. Просто невероятное письмо.

– Могу себе представить.

– Я его скопировал. Хотите посмотреть?

– Да, конечно, – сказал я, с трудом скрывая болезненное возбуждение. Против всякого ожидания волнующий поворот; может, и я смогу скопировать письмо и поместить его в роман.

Жереми подошел к письменному столу, открыл ящик. Потом резко обернулся:

– Так вы мне поверили?

– Что?

– Я все это выдумал. Ради вас.

– Но зачем?

– Не знаю. Вам вроде как скучно было меня слушать, вот я и решил, что эта история вас порадует.

– Порадует? Не знаю, что и сказать. Ты удивительный парень. Нет, мне вовсе не было скучно. Жалко, что тебе так показалось. Мне хочется понять тебя, узнать, что тебе интересно. Как ты смотришь на наше время, на будущее. Не надо для меня ничего выдумывать. Хотя эта твоя история была очень удачная. Я тебе и правда поверил.

– Спасибо.

Наступило молчание. Я понял, что был просто смешон со своими избитыми штампами – и насчет Жереми, и насчет отрочества в целом. Кажется, в его взгляде что-то зажглось. Пусть не яркое пламя, а лишь огонек далекой свечи. Против всякого ожидания этот персонаж подавал надежды.

29

Через час мы все пятеро сидели за столом на тех же местах, что вчера. Так как я, кроме книг, выпускал еще и фильмы, меня расспрашивали об актерах: симпатичные они люди или нет. Я высказал о каждом пару банальностей, не рискуя распространяться об их неврозах. Потом перешли на погоду и политику, и тут тоже дело ограничилось общими местами, начисто лишенными интереса.

Чаще всего за ужином семейство смотрело телевизор, обычно одну и ту же передачу. Валери высоко ценила телеведущую, которую к тому же как-то встретила на блошином рынке в Пятнадцатом округе. Мое присутствие вынудило их отказаться от привычного ритуала и вступить в разговор. Я и сам был несколько смущен и не смел смотреть на Патрика, боясь, что он прочтет в моих глазах то, в чем призналась его жена. Я никогда не умел хранить секреты[9]. Начиная с этого вечера мой проект принял странный оборот. Мне стало казаться, что я участвую в реалити-шоу, разве что без обычной для них истерической обстановки.

В конце концов слово взял Патрик:

– Я согласен разговаривать с вами, чтобы вы описали нашу жизнь, как просила жена. Но по-моему, вам не стоит каждый день приходить к нам на ужин. Лучше встречаться с каждым по отдельности.

– Думаю, что вы правы, – ответил я.

– Пообедайте завтра со мной. Увидите меня на работе. Убедитесь, что это не так приятно, как быть писателем.

– С удовольствием. Спасибо за помощь.

– А ты, Лола? – спросила Валери, впрочем уже зная ответ.

– Я не передумала. Мне наплевать, буду я в книге или нет. И потом, не хочу я выставлять напоказ свою личную жизнь.

– Пожалуйста, не груби. По-моему, просто чудесно, что о нас останутся воспоминания. Может, о нас будут говорить еще и через сто лет.

– Ну-у-у… – протянул я. Все-таки она меня слегка переоценивала. Если о моей книге будут говорить хотя бы спустя две недели после ее выхода, это уже хорошо.

– Кроме того, мы ведь сможем прочесть рукопись еще до публикации, правда? – поинтересовалась Валери, очевидно желая успокоить дочь.

– Конечно, – ответил я, тут же, разумеется, подумав, что в этом случае вся история лишится смысла. Если они увидят свои слова напечатанными, то, пожалуй, захотят мне помешать. Так что об этом не может быть и речи.

30

Ужин быстро кончился. Патрик и дети разошлись по своим комнатам. Мы с Валери остались вдвоем допивать травяной чай. Я не хотел говорить о том, в чем она мне призналась, – место было неподходящее. Не будем же мы шептаться. Но меня по-прежнему мучил вопрос: ее неожиданное заявление – результат долгих размышлений или чисто спонтанное высказывание? Во втором случае признание мог вызвать наш с ней разговор. Действительно ли она уйдет от мужа? Я сильно в этом сомневался. Одно дело высказать намерение, другое – исполнить его. Пока я терялся в догадках относительно эмоций хозяйки, она смотрела на меня с широкой улыбкой.

– А вы и правда человек особенный.

– Вот как? Это хорошо?

– Да. Мне очень нравится. Вначале вы показались мне странным, но сейчас, откровенно говоря, я начинаю к вам привязываться.

– …

Она засмеялась, видимо довольная своей репликой. Я познакомился с ней всего два дня назад, но у меня было впечатление, что она не смеялась уже давно. Как будто ее лицо отвыкло выражать радость. Эта с виду замкнутая женщина явно получала удовольствие от начинающегося приключения.

Она продолжила:

– Я не поняла, ваша жена ушла от вас?

– Она не была моей женой.

– Ладно, спутница