Возвращение - Владимир Шатов

В начале 1943 года партизанское движение на оккупированных территориях СССР достигло своей высшей точки. О размахе сопротивления свидетельствует ряд крупных операций, осуществлённых партизанами совместно с войсками Красной Армии. Одна из них получила название «Рельсовая война». Она проводилась в августе-сентябре 1943 года с целью вывода из строя железнодорожных коммуникаций немецко-фашистских войск.

 Приказ о проведении операции «Рельсовая война» был отдан 14 июня 1943 года. Местные партизанские штабы и их представители на фронтах определили участки и объекты действий каждому партизанскому формированию. Партизаны снабжались с «Большой земли» взрывчатыми веществами, взрывателями, активно проводилась разведка на железнодорожных коммуникациях противника. Операция началась в ночь на 3 августа и продолжалась до середины сентября. Боевые действия в тылу врага развернулись на местности протяженностью около 1000 км по фронту и 750 км в глубину, в них участвовало около 100 тысяч партизан при активной поддержке местного населения.

 Тем же целям, но уже во время предстоящего наступления советских войск на смоленском, гомельском направлениях и битвы за Днепр, была подчинена операция партизан под кодовым названием «Концерт». В ночь на 25 сентября были произведены одновременные действия по плану операции.

 Мощные удары по железнодорожным линиям оказались неожиданными для врага, который в течение некоторого времени не мог организованно противодействовать партизанам. В ходе операций было пущено под откос много эшелонов, взорваны железнодорожные мосты и станционные сооружения. Массовое нарушение вражеских коммуникаций значительно затруднило перегруппировки отступающих войск противника, осложнило их снабжение и тем самым содействовало успешному наступлению Красной Армии.

 Много месяцев подряд большая семья Сафоновых не собиралась в полном составе. Родители и младшая дочь Саша после освобождения из тюрьмы жили на небольшом хуторе в самой чаще Брянского леса. Погорельцев приютила дальняя родственница, у которой в партизанах погибли муж и двое сыновей.

 - Поможешь мне Илья Афанасьевич по хозяйству, - сказала она Сафонову.

 - О чём речь! – пообещал тот, прокормить семью можно было, только обрабатывая небольшое поле посредине сплошного леса.

 Старшая дочь Мария давно находилась на работах в Германии, и от неё предсказуемо не было никаких вестей. Старший сын Николай после их ареста ушёл из полицаев и воевал в партизанском отряде.

 - Колька нигде не пропадёт! – уверенно говорила его мать Авдотья. – Оборотистый хлопец у нас получился…

 - Это точно! – вторил отец.

 Больше всего они волновались за младшего сына Митю. После того как палач отвёл его в госпиталь городка Донахи о нём ничего не было слышно.

 - Не переживай Дуня! – успокаивал он супругу. – Авось выживет…

 - Дай то Бог!

 В помещение лазарета, где лечился Митя Сафонов вдоль стен стояли койки для двух десятков человек: мужчин, женщин и детей. Каждое утро в сопровождении красивой русской медсестры приходил высокий, рыжий немец-доктор и спрашивал:

 - Как тела (дела), пан?

 Доктор мерил температуру, давал таблетки. Для тех больных, кто не мог вставать по нужде, предоставлялась «утка». Для ходячих больных – сортир, рядом с лазаретом.

 - Культурная нация! – изумлялся мальчик.

 Через месяц планового лечения Митю нужно было выписать домой. Красивая санитарка Ольга спросила его:

 - Чей ты?

 - Я из деревни Криницы.

 - Может кто-то прийти за тобой?

 - Батьки были в тюрьме, - заплакал мальчик, - может быть уже никого в живых не осталось…

 Другие близкие родственники тоже не смогли прийти за ним. Тётка Ульяна за отказ «идти на окопы», тоже была посажена в подвал с грудным ребёнком.

 - Подвал был битком набит «отказниками» и ребёночек задохнулся от духоты! – объяснил мальчик.

 - Тогда будешь жить при лазарете, помогать с больными. – Решила сердобольная медсестра. – Убирать, мыть и всё такое…

 - Я тётя с удовольствием! – заверил воспрявший духом Митя.

 Так он прижился в лечебном заведении и вскоре стал незаменимым работником. Сотрудники госпиталя и больные настолько привыкли к нему, что иногда не замечали вечно что-то делающего мальчишки. Однажды он стал невольным свидетелем разговора Ольги с дородной бабой.

 - Сижу я как-то энтой зимой в своей хате, - хохотнув, начала рассказывать молодуха, - скучаю без мужицкого внимания. Муж мой Василий как ушёл на «финскую» так и сгинул…

 - Понятно! – хихикнула медсестра.

 - Вдруг стук в дверь! – округлила глаза рассказчица. – Я открываю, там стоит огромадный немец, тычет в меня автоматом и талдычит: «Essen!»

 - Еду значит, требует… - вставила Ольга.

 - Только я наклонилась, чтоб открыть люк в подпал, а энтот охальник ловко задирает мне юбку на голову…

 Митя знал, что деревенские бабы одевали одну за другой несколько ситцевых юбок, а нижнего белья не носили. От картины описываемой молодухой у него перехватило дыхание. Он забился в угол, боясь выдать себя, а баба продолжила:

 - Сделал немец своё дело, взял продукты и ушёл. На следующий день снова стук в дверь. Я открываю, а там стоит незнакомый партизан и тоже требует еды. Наклоняюсь я значит над лазом, и юбка сызнова оказывается у на голове…

 - Вот повезло! – не скрывая восхищения, выдохнула медсестра.

 - Но энто ищо не всё, - сказала довольная рассказчица. – Наутро топлю печь и снова стук в дверь. Я думаю, что вернулся кто-то из моих ухажёров и говорю, мол, открыто, а сама задираю юбку и становлюсь около лаза в подвал на четвереньки. С замиранием сердца гадаю, кто же из них пожаловал в гости и вдруг слышу: «Чего это ты кума стоишь раком посредине хаты с голой жопой?»

 Ольга хохотала так, что возмущённо зазвенели шприцы для уколов в нержавеющих ёмкостях для стерилизации.

 - Энто кум Петро зашёл ко мне за самогоном! – сказала красная от смеха молодуха.

 - Не вовремя…

 - Ну почему же, - не согласилась баба, - он тоже по итогу ушёл шибко довольным!    

 … В конце июля 1943 года со стороны Орла послышалась яростная канонада. Немцы забегали, стали давать лающие распоряжения. Всех больных из лазарета разобрали близкие родственники, остался один Митя. 

 - Раз больных нет, - предупредила его Ольга, - кормить тебя не будут…

 - А что же мне делать?

 За Митей через несколько дней пришла зажиточная сваха Наталья и принесла пышки, бутылку подслащённой сахарином воды.

 - Я не ел до этого пять дней! – пожаловался он. - Ослаб до того, что поймав вшу на своих толстых вязаных носках, но не имел сил раздавить её на ногте.

 - Бедный!

 - Если нужно вставать, хожу, передвигаясь вдоль стены.

 Митя съел пышку, запил сладкой водичкой и, голова закружилась…

 - Тошнит!

 Однако немецкий доктор мальчика со свахой не отпустил. Мол, пусть приходит мать и забирает.

 - Для немца порядок, - уважительно сказала сваха Наталья, - даже в суматохе отступления должен оставаться порядком.

 - Глупость это, а не порядок!

  Всех оставшихся жителей выгнали на большак и погнали на Запад. Ночное небо на востоке, со стороны Орла полыхало и гремело ужасным заревом.

 - Как живой щит нас используют, - сказала шагающая рядом с Митей разбитная молодуха.

 - Думают, что наши бомбить не будут…

 На станции Унеча их погрузили на открытые платформы, перевозящие военную технику. Советские самолёты летали прямо над вагонами, но лётчики видели гражданских, поэтому не стреляли. Так они доехали до небольшого городка в Украине.

 - Надо нам Митя возвращаться. – Сказала ему попутчица, которую он уважительно называл Тимофеевна.

 - Давно пора…

 По пути, угнанные с ними земляки, постепенно рассасывались кто куда. Во время очередной стоянки на пыльном украинском полустанке они тоже шмыгнули в сторону и направились домой. Всю дорогу они проговорили как родные люди.

 - Тимофеевна, - спросил женщину Митя, - а Вы как оказалась в нашем госпитале?

 - Заболела… - ответила она, не вдаваясь в подробности. – А перед энтим сидела в тюрьме.

 - За что?

 - Ко мне иногда партизаны заглядывали! – скромно сказала женщина. 

 - Я тоже чудом выжил! – с гордостью произнёс Митя и рассказал ей свою историю.

 - Хочешь послушать, как меня партизаны освободили? – спросила она мальчика.

 - Хочу…

 - Сидело нас в тюрьме города Суземки человек двадцать. – Начала неторопливый рассказ Тимофеевна. – Среди нас комиссар отряда Дайнеко, которого немцы случайно арестовали и не знали кто он такой. В любом случае нас готовились расстрелять, и партизаны решили отбыть пленников.

 Митя слушал внимательно, вяло переставляя босыми ногами. Они уже прошли порядочный кусок пути, и у него почти не оставалось сил.