Акваланги на дне - Сергей Зверев

Он продолжал с бешеной страстью целовать тело брюнетки, как вдруг почувствовал своими губами нечто странное. Машинально отстранившись, он увидел, что его губы касаются цветной татуировки на плече этой веселой девицы. В отличие от обычных татуировок черной тушью эта была сделана с исключительным профессионализмом, тремя цветами, удивительно ясно и отчетливо, словно нарисованная на коже цветными карандашами. Полундра некоторое время изумленно таращил глаза на эту татуировку, пытаясь понять, что может изображать это невероятное переплетение разноцветных линий. Однако перед глазами его мутилось, он не мог ничего сообразить. А брюнетка тем временем как бы ненавязчиво повела плечом, и Сергей снова ткнулся губами в эту татуировку.

– Серега! – откуда-то издалека донесся голос хозяина дома. – Не забывай, что для сгорающих от любви в моем доме имеются отдельные апартаменты.

Полундра не успел опомниться, как брюнетка вскочила с его колен, крепко схватив его за руку, подняла со стула, повлекла за собой куда-то во внутренние комнаты дома. Только оказавшись перед распахнутой дверью роскошно убранной спальни, основное пространство которой занимала широкая, точно аэродром, семейная кровать, Полундра немного опомнился и заметил, что хозяин дома следует за ними.

– Прошу! – Дорофеев, встав у дверей спальни, сделал приглашающий жест. – Не бойся, в этой комнате тебя никто не побеспокоит.

Брюнетка снова потянула Полундру за руку. Но тот тяжело оперся о косяк, уставился на хозяина дома не совсем понимающими глазами.

– Леха! – проговорил Полундра, чувствуя, как все вокруг него колышется и ходит ходуном. – Слышь, дай мне этот… Как его… Презерватив!

– Чего-о? – Дорофеев заржал так, что, казалось, еще немного, и он захлебнется от смеха. – Ты в своем уме? Откуда ж у меня презерватив? У меня здесь не бордель и не аптека!

– Но Леха! – краснея от необходимости просить у своего друга такую постыдную вещь, воскликнул Полундра. – Я не могу же так, ты видишь…

– Да чего ты боишься? – вдруг как-то особенно гадко захихикал Дорофеев. – Ты что, думаешь, это девочки по вызову? Тебе ж сказали, это порядочные девушки. Студентки из Рязани.

– С такими татуировками на плече?.. – Полундра с бешено бьющимся сердцем оперся о дверной косяк.

– Ну нет у меня презерватива! – внезапно с какой-то злостью крикнул Дорофеев. – Откуда я мог знать, что так все получится?

– Не знал?.. – изумленно пробормотал Полундра. Он не мог понять изменения в настроении своего друга.

– Ну, давай пойдем! – Не отпускавшая руки Полундры брюнетка снова потянула его за собой в спальню. – Что мы как дураки здесь стоим?.. Или ты не хочешь?..

– В самом деле, Серега! Не будь монахом. – Дорофеев с размаху хлопнул Полундру по плечу и подтолкнул его в комнату. – Иди и ничего не бойся. С твоим богатырским здоровьем ты и СПИД, и сифилис, и гонорею, вместе взятые, переварить сможешь, они к тебе и не пристанут даже. Так что вперед!

Когда через полчасика Полундра вернулся на веранду, там было тихо и пустынно. Дорофеев с шатенкой тоже скрылись где-то в «апартаментах». Полундра уселся за заставленный выпивкой и закуской стол, торопливо налил себе чего-то в первый же попавшийся под руку фужер, выпил. Он чувствовал себя скверно, точно последний подонок. Умом он понимал, что просто уступил требованию плоти, душой же он остался верен своей жене. Так что винить его вроде бы не за что. Только кошки на душе все равно скребли, и было так противно и нехорошо, как после самого горчайшего похмелья.

Вернувшаяся вскоре вслед за ним брюнетка подсела к столу, так же налила себе чего-то полный фужер, выпила одним глотком, как пьют лимонад. После чего потянулась было к Полундре, пьяно обвила его своими руками, стала жарко дышать ему в ухо, но моряк отстранился. Теперь эти ласки вызвали у него лишь отвращение.

– Да ты чего, мореман? Не узнаешь, что ли, меня больше? – воскликнула она оскорбленно.

– Так, сиди тихо! – жестко проговорил Полундра. – Не действуй мне на нервы.

Брюнетка вскинулась, хотела было сказать что-то обиженное, но в этот момент в глубине дома раздались радостные возгласы, женский визг и смех. Алешка Дорофеев, веселый и полупьяный, возвращался за стол со своей шатенкой. Они оба были исключительно довольны друг другом, держались за руки.

– Серега! – развязно заорал Дорофеев, хлопая моряка по плечу. – Ты чего такой мрачный? Девушка, что ли, не понравилась? Так мы сейчас поедем на набережную, другую снимем! Специально тебе по вкусу!

Девицы визгливо засмеялись, Полундра только нахмурился. Положил на тарелку какой-то снеди, стал есть. Налил в фужер на два пальца коньяка, хотел выпить, но Дорофеев остановил его.

– Эй, эй, Серега! Ты что, алкоголик? У нас в одиночку не пьют!

Он ловко налил остальные три фужера. Полундра машинально ткнулся своим в фужеры других, опрокинул себе в глотку. От выпивки настроение его ничуть не улучшилось, в голове стало еще больше гудеть и мутиться.

Едва Дорофеев уселся за стол, как шатенка снова запрыгнула к нему на колени, стала осыпать поцелуями его раскрасневшуюся от алкоголя пьяную рожу. Брюнетка Полундры захотела сделать то же самое, однако спецназовец решительно отстранился.

– Ну вот! – Брюнетка скроила плаксивую гримасу. – Сначала трахался со мной, а теперь и знать не хочет!

Она обхватила его голову руками, потянулась губами к уху. Однако движения ее были столь нетвердыми, что она едва не попала Полундре в глаз своими острыми и длинными накладными ногтями. Тот отодвинул ее, попросил сидеть тихо, но девица не унималась. Она снова полезла обниматься. Старлей в это время подносил ко рту ложку с крабовым салатом, и брюнетка как бы нечаянно вышибла ее у него из рук. Еда упала Полундре на брюки.

– Ну, ты! – воскликнул спецназовец с досадой, решительно отстраняя от себя девицу и отряхивая штаны. – Если нажралась так, что нормально двигаться не можешь, так иди проспись.

Брюнетка совершенно неожиданно взвилась на дыбы.

– Что ты сказал, гаденыш?! – крикнула она, ткнув его кулаком в плечо. – Это я-то должна идти проспаться?! Ах ты, мразь!..

Она протянула руки к лицу Полундры, не иначе как с намерением выцарапать ему глаза, старлей едва успел перехватить ее кисти.

– Да ты что, спятила? – проговорил он очумело, едва удерживая ее за руки. – Что с тобой случилось?

– Ты сволочь, шакал, козел, мурло, урод…

Брюнетка в каком-то беспамятстве выкрикивала самые гнусные ругательства. Она извивалась всем телом, пыталась высвободить руки, но Полундра крепко держал ее.

– Да ты что, рехнулась? – бормотал он ошалело, никак не ожидавший такого развития событий. – Успокойся же, наконец! Что с тобой случилось?

Однако девица и не подумала успокаиваться. Поняв, что высвободить руки ей не удастся, она принялась лягаться, несколько раз попала носком туфли старлею по голени, тот, как ни крепок был физически, охнул от боли. Машинально Полундра сильнее сдавил запястья брюнетки, и та вдруг завизжала.

– Пусти мне руки, тварь! – завопила она во все горло. – Пусти меня, скотина проклятая!

Полундре стало жарко. Он видел, как в окнах коттеджей по соседству стал зажигаться свет, отчетливо слышал, как где-то стукнуло окно, послышались голоса сонных граждан, спрашивавших друг у друга из-за забора, что случилось.

– Слушай, прекрати орать! – в бешенстве от бессилия совладать с ней крикнул Полундра. – Что на тебя нашло?

– Пусти меня, сказано! – во весь голос вопила девица. – Отпусти руки, а то убью!

Брюнетка продолжала извиваться и визжать. Полундра в растерянности и недоумении, тщетно пытаясь успокоить, сжимал ей руки все сильнее и сильнее.

– Да пусти ты ее, дуру, – раздался со стороны стола ленивый и беспечный голос ее подружки. – У нее всегда так. Выпьет, один раз трахнется, а потом срывается. Жалеет о потерянной невинности. Психованная вообще…

Оглянувшись, Полундра, к изумлению своему, обнаружил, что его друг Лешка Дорофеев и его девица сидят за столом красные от смеха и от души наслаждаются этой сценой.

– Слышь, Серега! – смеясь, вмешался в свою очередь Дорофеев. – Пусти ты ее, в натуре! Какого хрена ты ее жмешь? Ты своими ручищами запястья ей переломишь, тогда еще больше вони будет.

Полундра, привыкший верить своему командиру, послушался, отпустил руки брюнетки. Та, оказавшись на свободе, вдруг стремительно влепила спецназовцу пощечину наотмашь, так что у него искры посыпались из глаз. Не давая Полундре опомниться, она вцепилась ему в щеку своими длинными и острыми, точно когти, ногтями. Старлей почувствовал, как кожа его зажглась огнем, точно полоснули по ней раскаленным железом.

Тогда только он опомнился. С силой оттолкнул брюнетку прочь от себя, та взвизгнула, повалилась на край стола, завопила еще громче, что ее тут убивают. Совершенно ошалев от ситуации, в которой невольно оказался, Полундра кинулся было заткнуть девице рот, но та ловко увернулась от его рук – как будто только что не была вдрызг пьяная! – кинулась с веранды прочь, выскочила через калитку на улицу, побежала куда-то что было сил. Каблучки ее туфель долго еще стучали по асфальту ночной засыпающей Балаклавы.