«Прыжок на юг» - Виктор Стрелков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не спорь! Я выхожу.
Глазунов слабо улыбнулся. Его положили на носилки.
Протасов снял свой и его чемоданы, откинул подушку на постели Глазунова и, взяв планшет, одел его через плечо. Минуту спустя он шел за носилками по перрону.
Пять «золотых пилюль»
На следующий день утром Протасов нервно ходил по маленькому вестибюлю городской больницы, ожидая известия о состоянии Глазунова. «Бог дал, бог взял, — со злостью думал Протасов. — А тут случай дал, случай и взял. Черт побери. Остается всего две недели до двадцать пятого»...
— Кто к больному Глазунову? — спросила пожилая старушка-санитарка, выйдя в вестибюль.
Протасов быстро подошел к ней.
— Я к Глазунову, сестра. Как он?
— Вас просит к себе дежурный врач, — не отвечая на его вопрос, сказала санитарка. — Оденьте халат.
Протасов набросил на плечи короткий с ржавой отметиной больничный халат, пошел за санитаркой.
Врач сидел за столом и что-то писал.
— Тихон Владимирович, — сказала санитарка, — вот к больному Глазунову товарищ.
Врач поднял голову, заблестели стекла пенсне. «Наверно, страдает одышкой», — подумал Протасов, окинув его глазами.
— Садитесь. Одну минуту. — Он торопливо дописал что-то, встал и заходил по кабинету, потирая на груди маленькие пухлые руки.
— В положении вашего друга утешительного очень мало, товарищ... мм...
— Протасов.
— Товарищ Протасов. Диагноз подтвердился — острый аппендицит. Вчера сделана операция, но... мы опасаемся за исход...
— Как, чтобы от аппендицита умер человек?
— К сожалению, в народе бытует превратное представление об аппендиците, как, скажем и о гриппе. Люди не учитывают, что эти болезни чреваты осложнениями. Если примененные нами антибиотики победят и начавшийся перитонит будет погашен, то благоприятный исход гарантирован. Но если воспаление будет развиваться, возможны очень неприятные результаты, — невозмутимо ответил врач, немного наклонив голову набок, поблескивая стеклами пенсне.
— Как сейчас состояние? — спросил Протасов.
— Пока удовлетворительное.
— Он в сознании?
— Да, разумеется.
— Ему что-нибудь можно принести из пищи?
— Нет, сейчас следует воздержаться.
— Ну, а если, например, апельсины? Сок он может высасывать, а мякоть не глотать.
— Это можно, — сказал врач.
— Я обратил внимание, когда ждал в вестибюле, на расписание приема передач больным. Я вас попрошу в порядке исключения разрешить мне передать апельсины во внеурочное время. Можно? — Голос Протасова был почтительно-просящим, но без заискивания.
— Хорошо, я распоряжусь.
— Спасибо, доктор. — Протасов попрощался с врачом и вышел.
В гостиничном номере он долго возился с какими-то бумагами, что-то рисовал.
В полдень Протасов принес в больницу аккуратно упакованный сверток, в нем было пять крупных отборных апельсинов.
— Передайте, пожалуйста, больному Глазунову, — сказал он санитарке.
— Записку будете передавать? — спросила она.
— Нет, скажите, что зайду вечером. Пусть поправляется.
Вечером он не зашел в больницу, а позвонил туда.
«Городская больница слушает!» — сказал молодой женский голос
— Скажите, каково состояние больного Глазунова, — сказал Протасов. Правая бровь его дрогнула и сломалась.
— Глазунова? — голос прозвучал испуганно. — Одну минуту обождите, сейчас подойдет врач!
Желваки, скользнув вверх, шевельнули мочки ушей Протасова, лицо было каменно-спокойно.
— Алло! Кто у телефона? — спросил раскатистый мужской голос
— Я хотел узнать состояние больного Глазунова, — спокойно сказал Протасов.
— Вы — товарищ больного?
— Да.
— Кхм... Я попрошу, чтобы вы сейчас приехали к нам...
Протасов рывком повесил трубку.
Выйдя из будки, он остановил такси, заехал в гостиницу и на этой же машине уехал на вокзал. Спустя час скорый поезд мчал его дальше на юг...
Глава седьмая
«Он... погиб!»
Возле низкого летнего павильона автобусной станции сидело несколько пассажиров, ожидая автобуса на Л. Он должен был подойти через десять минут.
Немного в стороне от ровной асфальтированной дороги стояла легковая машина с брезентовым верхом. Возле нее, беседуя о чем-то, медленно прохаживались два офицера-летчика.
— Да, многое бы я отдал, чтобы не быть сейчас здесь, — сказал один из них — молоденький лейтенант.
— Я тоже, но что поделаешь? — хмурясь, ответил второй — старший по званию, похожий на монгола, со скуластым лицом и немного раскосыми глазами.
— Если б такое в книге прочитал, — продолжал лейтенант, — сказал бы, что автор искусственно притянул. Восемнадцать лет разлуки и... два дня не дожить до встречи!
— Жаль Николая! И летчик, и товарищ был каких поискать! — На и без того смуглых скулах «монгола» сгустился коричневый румянец.
— А почему его в Е. хоронили?
— Не все ли равно где хоронить? Ведь туда его привезли на машине охотники, которые нашли его.
— А кто от нас на похороны ездил?
— Командир и замполит.
Внезапно оба замолчали, прислушиваясь.
Где-то недалеко, за поворотом дороги, гудел мотор. Вот оттуда вывернул автобус и ровно, мягко подкатил к павильону.
Из автобуса выходили пассажиры. Один, второй, третий...
— Он! — залпом выдохнули офицеры, увидев, как из автобуса легко выпрыгнул худощавый майор в новом парадном мундире, с небольшим чемоданом в руке.
Майор поставил чемодан, огляделся по сторонам и, заметив застывших возле машины офицеров, улыбаясь, направился к ним.
— Вы, товарищи, из... — он назвал часть.
— Да, — хрипло, словно что-то застряло у него в горле, подтвердил старший из офицеров, прикладывая руку к козырьку. Второй тоже поприветствовал майора. Тот ловко кинул руку к козырьку и спросил:
— Меня должен был встретить брат, вы, вероятно, в курсе дела?
— Да, — тихо ответил тот же офицер.
— Он занят, вероятно? — спросил майор.
Встречающие, потупив глаза, молчали.
— Товарищ майор, — сдавленным голосом сказал лейтенант, — ваш брат, Николай Глазунов, погиб...
— Что-о?! — майор уронил чемодан и бросился к лейтенанту. — Что?! Что-о случилось?! — Правая рука комкала на груди тонкое сукно кителя.
— Он разбился на мотоцикле, товарищ майор. Ехал в город и...
— Он... погиб! — Майор глухо застонал, качнулся. Лейтенант поддержал его.
Минут десять стояли молча. «Монгол» положил в машину чемодан майора.
Несколько справившись со своими чувствами, майор сказал:
— Поедемте в часть. — Неуверенно, словно слепой, поискал ручку дверцы, нашел ее, повернул и, сгорбись, сел в машину.
Отмененный полет
Несколько дней после прибытия в часть брат Николая Глазунова бесцельно бродил по расположению... Когда кто-нибудь приветствовал его, он, словно просыпаясь, торопливо отвечал на приветствие и опять погружался в свои думы.
На второй день после прибытия майора буквально силком затянул на обед сосед по комнате инженер-капитан Алескин.
Алескин, румянощекий здоровяк, увлеченно и ловко орудовал ножом и вилкой, отделяя кусочек жареной баранины. Заметив бездействие соседа, капитан непроизвольно остановил на нем взгляд, полный сочувствия.
Майор почувствовал его, повернулся и, встретившись с глазами Алескина, встал из-за стола и молча пошел к выходу, шагая, как робот.
...Командир части подполковник Трегубов, мрачноватый, требовательный туляк, был нетерпим к бездеятельности. Его побаивались, но любили, видя в нем не педанта-службиста, который, боясь разносов «сверху», сам разносит подчиненных, а боевого умного офицера, требовательного командира и чуткого товарища.
Когда майор подошел к кабинету Трегубова, дверь открылась, вышел младший лейтенант, его лицо было в красных пятнах. Заметив майора, он смущенно улыбнулся, приложил руку к козырьку и быстро прошел к выходу.
Майор постучал.
— Да! — послышалось из-за двери. Майор вошел в кабинет и, вскинув руку к фуражке, сказал:
— Разрешите обратиться, товарищ подполковник!
— Да. — Трегубов встал и вышел из-за стола.
— Дайте мне какое-нибудь дело, товарищ подполковник! — сказал майор. — В работе я, может быть, забудусь хоть немного.
— Вы летали на...? — Трегубов назвал марку реактивного истребителя.
— Так точно, товарищ, подполковник!
— Хорошо, принимайте «четверку». Я дам команду.
Четко козырнув, майор вышел.
Трегубов увидел в окно, как он уверенной походкой прошел мимо.
Подполковник снял трубку телефона.
— Алло! Управление? Трегубов говорит, соедините меня с шестым... Алло! Вас опять беспокоит подполковник Трегубов... Здравствуйте... Я опять по тому вопросу. Потерпеть?! Но вы понимаете, что я не учился в ГИТИСе?! Да, не учился, а теперь поздновато! И кроме того, у меня не экспериментальный полигон! Я понимаю... Хорошо! Спасибо. — Он повесил трубку.