Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

Заплатил Ицхак все свои долги и стал сам себе хозяином, может купить все необходимое в том магазине, где захочет, и пообедать в том месте, где пожелает. И нечего говорить, что он снял себе комнату, ведь с того времени, как пришел в Яффу, ночевал он в прихожей дома врача, уехавшего за границу на лечение и оставившего сторожа в доме, который позволил Ицхаку ночевать с ним вместе.

Но врач умер, и продали все его имущество, а дом сдали; выгнали сторожа, и остался Ицхак без своего угла. Ходил Ицхак от товарища к товарищу и из квартиры в квартиру до того самого дня, пока не снял себе лично комнату. Купил он себе также легкую одежду, и легкую панаму, и легкие башмаки, в которых можно ходить по песку и не вязнуть в нем. Больше не беспокоит он солнце своими тяжелыми одеждами и не принуждает его греть сильнее. Эрец Исраэль дарит новую душу своему народу, но одежду для тела должен каждый сам приспособить для себя. Благодаря этой новой одежде забылось имя «новенький», прилипшее к нему с первого дня в стране, имя, сопровождающее неудачника. Да и сам город раскрылся для него, ведь раньше от стыда за свои долги перед торговцами обходил он их магазины стороной. Теперь, когда он не должен никому ни копейки, вся страна открыта перед ним.

Что еще сделал Ицхак? Купил себе спиртовку, и чайник, и стаканы, и кувшины, и тарелки, и ложки, и хлеб, и чай, и маслины. Готовит сам себе еду и не тратит время в столовых, удовольствия от которых мало, а расходов — много. Днем работает он у чужих, а вечером возвращается в свою комнату, и зажигает лампу, и приносит воду из колодца, и наливает ее в чайник, и пьет чай, и ест все, что душа пожелает: хлеб, и помидоры, и маслины. Уже узнал Ицхак особые свойства маслин, услаждающих душу и спасающих от лихорадки. Бывает, что приходят к нему гости из города или из поселений, и вот они угощаются все вместе, и пьют чай, и балуют себя рюмкой вина. Что вы думаете, благословение на вино создано только для богатых? И простому рабочему тоже может достаться поцелуй вина. Когда все поедят и попьют, стелит Ицхак постель гостю. Довольно с человека того, что есть у него крыша над головой и каменный пол под ногами. И если кладет он свою одежду под голову и если найдется, чем ему укрыться, он засыпает крепким сном.

Часть пятая

ИЦХАК — МАСТЕР СВОЕГО ДЕЛА

И все еще Ицхак новичок в ремесле — кисть руководит им, а не он руководит кистью. Окунает он кисть в ведро и наносит краску на вещь, не видя заранее мысленным взором то, что он хочет получить. Прибавляет — там, где надо нанести немного краски, и убавляет — там, где надо прибавить. И если выходит из его рук хорошо сделанная вещь, так это дело случая. Не уроним мы достоинства Ицхака, если причислим его к малярам, носящих имя пачкунов, которые протягивают руки к краскам и при этом надеются, что кисть сделает все за них, а им — лишь бы им плату получить. Спустя некоторое время научился он кое-чему на опыте. Наука эта… Не бывают розы без шипов. Привыкаешь к работе, но и к ошибкам привыкаешь тоже. Но если и замечал он, что сделал что-то нехорошо, не знал, как это исправить, потому что не учился этому ремеслу и не совершенствовался в нем.

Чтобы как следует овладеть ремеслом во всей его глубине, он должен был пойти учеником к мастеру на год или два. Станет сам мастером — должен будет работать у него за два бишлика в день. Но ведь два бишлика в день недостаточны Ицхаку для пропитания, не говоря уже о тех двух годах, когда ученики вовсе ничего не получают. Кроме того, он не может найти того, кто бы мог научить его. Маляры, жившие в Яффе, не нанимали помощников не потому, что боялись в будущем соперников, а просто потому, что не нуждались в них. Есть маляры в Яффе, которым не хватает заказов в городе, и они обходят поселения; а есть такие, что соглашаются на первую попавшуюся работу. В летние дни они штукатурят и белят квартиры, а в зимнее время изготавливают ящики для апельсинов, которые отправляют за границу, ведь ремесло маляра не обеспечивает заработок в любое время года и не может прокормить мастера. Ицхак как неженатый человек мог прокормиться этим ремеслом; глава семьи, обремененный кучей детей, не был в состоянии прокормить семью только ремеслом маляра.

Занимался Ицхак своим ремеслом и зарабатывал — иногда поменьше, иногда побольше. В конце концов, стало тошно ему от этого дела; ведь любое ремесло, если ты им не владеешь в совершенстве, надоедает тебе. Во все эти дни не нашлось даже часа, принесшего ему удовлетворение. В течение дня он машинально водил кистью, а ночью видел перед собой своих коллег, пожимающих плечами и говорящих: «Маляр ты?! Не маляр ты, а пачкун!» И снилось ему, что он подглядывает из ящика или из шкафа, как работает мастер. Что же делает мастер? Окунает кисть глубоко в краску, выплескивает ему в глаза и ослепляет его. Карабкается Ицхак на конек крыши, чтобы подглядывать оттуда. Выдергивает мастер лестницу из-под него, и он летит в котел с красками. И уже отчаялся Ицхак, махнул на все рукой и нес свое бремя с камнем на сердце, подобно тем, что учились своему ремеслу от случая к случаю и теперь тянут лямку, словно осел на мельнице, который крутит жернова с завязанными глазами, пока не испустит дух.

Как-то раз пошел Ицхак на церемонию открытия синагоги объединения ремесленников в Яффе. Когда он пришел туда, большинство присутствующих было уже навеселе. Шенкин, закончивший свое приветствие, сидит во главе стола и напевает без слов хасидскую мелодию, и синагогальное начальство вторит за ним следом: бам, бам, бам… и они раскачиваются и барабанят по столу пальцами. А весь остальной народ? У каждого в руке стакан, один — пьет, другой — в рот своему соседу льет, а тот — пляшет перед бочкой с вином, которая быстро опустошается. Ицхак — не член объединения, но в час веселья не разбирают, кто есть кто. Поднесли ему стакан. Заметил он, что один человек лежит в луже вина и люди измываются над ним. Спросил Ицхак у рядом стоящих: «Что это?» Засмеялись они и сказали: «Пьяный он, как Лот!» Пожалел его Ицхак, отставил стакан и подошел к нему. Поднял его на ноги, и подпер его, и потащил за собой, и привел в свою комнату, и уложил на свою кровать, и ухаживал за ним, пока тот не очнулся и не протрезвел.

Человек этот — звали его Йонатан Ляйхтпус — владел многими ремеслами. И хотя обычно мы не очень-то доверяем «мастеру на все руки», к этому мастеру мы отнесемся иначе, ведь Создатель благословил его золотыми руками — что бы он ни делал, он делает прекрасно, будь то из железа, из дерева, из камня. Он был высокого роста, худой, и лицо его было полно морщин. И когда он говорил, все его морщины смеялись, и из его маленьких глаз сыпались искры смеха и презрения. Называли его Сладкая Нога. Почему? Однажды ночевал он в винограднике в долине Шароны, и приползла змея, и ужалила его в ногу. Пошел он к врачу. Сказал ему врач: «Нужно ампутировать ногу, иначе яд разойдется по всему телу и ты умрешь». Пошел он в синагогу помолиться о себе. На обратном пути бросился на землю, раскинув руки и ноги, и зарыдал навзрыд. Проходил мимо старый араб и спросил его: «О чем ты так плачешь?» Сказал он ему. Осмотрел араб его ногу и сказал: «Подожди, пока я вернусь». Пошел и привел с собой осла, груженного халвой. Обложил ему вздувшуюся ногу халвой. Высосала халва яд, и он вылечился. Стали называть его — Сладкая Нога, пока не забылось его имя.

Он жил в песках у моря, далеко от людей, в бараке, выстроенном им для себя; и там он насыпал себе хорошей земли и посадил немного зелени и немного цветов, и не шел на работу, пока не кончались у него запасы еды. И любую работу — для себя ли, для других — делал он с удовольствием. Но иногда он оставлял работу незаконченной, и все уговоры заказчика не приводили ни к чему. И хотя вся Яффа знала его характер, он пользовался большим спросом, клиенты вставали к нему в очередь, потому что он был большой мастер и любое изделие его рук было совершенно. Он жил один, без жены, но, бывает, приходит к нему женщина и сидит с ним, пока он не говорит ей: «Довольно, сестра моя! Отныне и впредь желает человек этот чесать свою ногу». Среди тех женщин, что обычно навещали его, была дама, вдова американского раввина, которая вышла за него, за Сладкую Ногу, замуж, но через семь дней они разошлись. Иногда приходит она к нему, чтобы посоветоваться с ним, за кого ей выйти замуж, и заодно убедиться, жив ли он — ведь он не питается, как все остальные люди, а довольствуется свежей зеленью со своего огорода или окунает свою питу в отвар инжира, и тем довольствуется. И когда она приходит, то приносит с собой две корзины, одну с едой и одну с питьем, и сидит у него, пока он не говорит ей: «Довольно, сестра моя! Отныне и впредь желает человек этот чесать свою ногу». И остается он один, и сидит перед своим бараком, и раскладывает по местам остатки продуктов или обучает свою собаку всяким хитрым прыжкам.