Биография неизвестного. Роман - Наталья Струтинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Время, – наконец просмаковала она слово, – самая неразумная вещь на свете. Как будто вся жизнь человека разделена на эпохи. В каждой есть свое начало и, непременно, свой конец. Есть свое счастье и своя печаль. Но для каждой эпохи они разные. И когда заканчивается одна, то кажется, будто то, что было всего несколько дней назад, осталось далеко-далеко позади, будто было это и вовсе не на прошлой неделе, а когда-то очень давно и совсем не с тобой.
Дождь становился сильнее, поднялся ветер. Во всей квартире горел один только ночник рядом с диваном. Было тепло, занавески были отдернуты, и в черном квадрате окна, стекая по стеклу, мерцали маленькие точки освещенных окон соседних домов.
В тот вечер Альбина показалась мне какой-то другой, что-то изменилось в ней, какая-то тень легла на ее лицо, а глаза погрузились в непостижимую пучину. Она была все так же улыбчива и благодушна, но речь ее была как-то особенно тиха и многолика, будто вовсе не она говорила все, а кто-то в ней произносил помимо ее воли фразы. Или напротив, она озвучивала то, что не хотела говорить, но и не сказать этого было для нее недопустимо. В тот вечер я как будто заново узнала ее, и все в ней показалось мне новым. Но я не говорила ей об этой замеченной мною перемене – мы много говорили о своей прежней жизни, как говорят люди, которые строят между собой крепкое основание для будущего.
Альбина не была проста и прямодушна. Была в ней некая скрытая от глаз глубина, которая завораживала меня и заставляла с трепетом относиться к своей подруге. Трепет этот нельзя было назвать благоговением – напротив, это был своеобразный страх перед неизведанным и невидимым. Казалось, она хранит какой-то секрет, опасный, быть может, даже для нее самой, но еще более опасный для окружающих. Она говорила о многих вещах, каких не расскажешь простой приятельнице, но все же глядя ей в глаза, я видела в их глубине тень этого секрета, который оставлял в моей душе след недосказанности.
Все дни и разговоры, проведенные с ней, всецело и прочно расположили меня к ней. Я безоговорочно верила Альбине, ее трезвому взгляду и бесстрастному расчету, который так рано зародился в ней. У нее был твердый характер и ласковый взгляд – сочетание хищника, несомненно опасного, но в то же время самого преданного, потому как такие характеры не знают предательства и не терпят лжи. Они прямолинейны и хитры, и в то же время необыкновенно самоотверженны – качество, которое покрывает все остальные.
Мы много говорили, будто заново проживая навсегда ушедшие дни. В тот вечер я ни о ком не думала и никуда не стремилась. Я была в своем времени и на своем месте, что так необыкновенно редко для юного ищущего ума.
Моя решимость заговорить с Федором достигла предела, когда я увидела, как Альбина, несколько минут назад вышедшая из отдела с какими-то папками, вернулась в сопровождении улыбающегося Федора. Она перекинулась с ним несколькими фразами, после чего направилась к своему рабочему месту. Федор, улыбка которого постепенно спадала, оставляя на широком лице тень благодушного расположения духа, прошел к своему месту и, опустившись в кресло, со вздохом откинулся на спинку – так обычно делают люди, когда что-то их особенно веселит.
Накануне вечером, когда я вернулась от Альбины, мне снова звонил Глеб. Сначала я не хотела брать трубку, но когда он позвонил в третий раз, не ответить на звонок мне не позволила моя нервная система.
– Назревает одно мероприятие на следующих выходных, – сказал он после короткого приветствия. – Надеюсь, на них у тебя запланировано меньше дел?
– Ну, планы есть, да, – ответила я. – А что ты хотел?
– Ну хоть денек свободный? – едва ли не плаксиво протянул Глеб. – Планы-то у всех есть.
– Я пока не знаю, – сказала я, все же оставляя за собой право выбора. – Скорее всего, я буду занята. А что за мероприятие?
– По случаю премьерного показа нового фильма. У меня есть несколько пригласительных. Павла наверняка тоже пойдет. Я очень надеюсь, что эти твои планы все-таки изменятся. Кстати, – добавил Глеб, – я даже когда не сказал, а ты уже – не получится.
Я прикусила губу, не найдясь с ответом.
– А ты, случаем, не спортсменка? – через несколько мгновений молчания спросил Глеб.
– В каком смысле?
– Просто обычно субботы тренировками забивают.
– Нет, я не спортсменка.
– Ладно, – вздохнул Глеб. – В общем, подумай. До выходных есть время.
Теперь, когда будни вновь захлестнули меня, я и вовсе забыла об этом разговоре и думала теперь о том, как найти предлог для знакомства с Федором.
Предлог этот возник в тот же день, вечером. Рабочий день подходил к концу, выключались компьютеры, гасли мониторы, и сотрудники один за другим покидали свои рабочие места. Стрелка настенных часов медленно ползла к семи, а рука Федора в белоснежной рубашке продолжала белеть на черном подлокотнике офисного кресла. Когда стрелка часов перевалила за шесть, все стали постепенно собираться домой, а Федор даже не подавал намека на окончание рабочего дня, я решила подождать немного, чтобы уйти с работы вместе с ним. Ко мне подошла Альбина, предварительно улыбнувшись на прощание Федору, и спросила, не собираюсь ли я домой. Я ответила ей, что нужно подготовить к следующему дню кое-какие документы, – голос мой прозвучал устало, глаза были полны убедительной печали. И Альбина, предложив подождать меня и получив решительный отказ, уехала, предоставив мне возможность без ее бдительного внимания познакомиться с Федором.
И вот было уже семь часов вечера, а Федор, казалось, даже не собирался заканчивать рабочий день. В здании постепенно приглушали свет, и только настольные лампы горели яркими белесыми пятнами. Тогда я в задумчивости уставилась на монитор своего компьютера, обдумывая новый план действий – сидеть до полуночи в офисе мне не хотелось, пусть даже ради возможности познакомиться с симпатичным парнем.
Нужно к нему обратиться за помощью. Но чем он может мне помочь? Со своей работой я успешно справлялась сама, и моя начальница уже не раз хвалила меня за раньше установленного срока выполненную работу. Бутылки воды с тугой крышкой у меня тоже не было. И компьютер у меня никогда не зависал. Был, правда, один случай, еще в самом начале, когда даже пришлось вызывать программиста – тогда я нажала… А что, если?..
С гулко бьющимся сердцем и мраморными ладонями, предварительно припудрив покрасневшее лицо, я поднялась со своего кресла и направилась к столу Федора. Казалось, он не видел ничего вокруг, кроме прямоугольника монитора и листов с цифрами и печатями.
– Извини, – набрав в рот побольше воздуха, выдохнула я, – ты не поможешь мне?..
Несмотря на то что я чувствовала себя абсолютно уверенно в глазах молодых людей и никогда не испытывала стеснения, в ту минуту, когда Федор обратил ко мне свое лицо, а глаза его встретились с моими, у меня задрожали коленки, и я готова была упасть навзничь. Глаза у него были темные, как гречишный мед, взгляд – умиротворенным и уверенным.
– Да, конечно, – сказал он самым родным на свете голосом.
Он прошел следом за мной к моему насильно зависшему компьютеру и опустился в предложенное ему мной кресло. Я подкатила к нему пустое кресло своего соседа и села рядом с Федором.
Это были едва ли не самые счастливые минуты моей жизни. Начало, сладостное и обещающее, кажущееся бесконечным и погружающее в призрачный сон. Самое большое счастье в жизни – быть рядом с человеком и точно знать, что человек этот должен принадлежать тебе, чувствовать, что все в нем привлекает тебя и дополняет, что голос его – самый сладостный звук на свете, а взгляд вобрал в себя всю полноту мира. Да, именно точно знать, и тогда мне казалось, что я знаю. Какое-то десятое чувство подсказывало мне, что это он, что я ждала его и мой самый первый сон был посвящен ему. Далеко не всякий симпатичный нам человек пробуждает в нас подобные чувства. Я была уверена, и уверенность эта заполняла всю меня, рождая в душе восторг.
Уверенность в будущности была порождена обещанием, которого никто не давал. В своих мечтах, подкрепленных словами Альбины, я не видела его истинного взгляда и лица. Я думала, что рассуждаю здраво, но мысль моя вот уже долгое время была бесплотной. Я не видела и не замечала ничего вокруг, и с того вечера, когда первое встречное слово было произнесено, глядя друг другу в глаза, когда было дано негласное право говорить друг с другом и обращаться друг к другу, я совершенно и полностью по собственной воле погрузилась в океан чувства, который уже не только плескался у моих ног, едва касаясь кожи, а все больше топил меня, и я была этому рада.
Игра, которая еще совсем недавно была для меня лишь увлекательным времяпрепровождением и стимулом женщины, стала смыслом моих дней. Я задерживалась на работе допоздна, лишь только ради того, чтобы просто вместе с ним выйти из здания офиса; иной раз я опаздывала на работу, чтобы только встретиться с ним в коридоре. Я стала жить его графиком и его ритмом, я стала жить им, сама того не замечая. Без преувеличения я могу сказать, что то время было лишено меня – я жила в безвременьи, я выпала из общего ритма вселенной, погрузившись в мир страсти.