Шаг в четвертое измерение - Элен Макклой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Называйте его как угодно, но никаких обвинений на законном основании против него все равно выдвинуто не будет. Он был для этого слишком умен.
Когда я направился к двери, за мной увязался Шарпантье. Теперь, казалось, все вокруг исчезло, — и небо, и горы. Даже деревья были закрыты от взора летучим туманом, белым, как пар.
— При такой погоде и заблудиться недолго, — сказал Шарпантье. — Я провожу вас. Я знаю эту местность как свои пять пальцев.
Во время этой странной прогулки мы, по сути дела, были отрезаны от мира. Впереди не было видно горизонта, который наполнял бы нас чувством протяженного пространства, не было вместе с ним и чувства глубины, никаких наземных вех, чтобы указать нам направление. Во всей Вселенной, казалось, были только мы двое и узкая полоска земли под ногами.
— Я рад, что вы заметили книгу Блейна, — сказал Шарпантье. — Конечно, не такую книгу мне следовало выбрать для чтения Джонни.
— Я всегда замечаю все книги, — сухо ответил я, спотыкаясь, так как внезапно мы вступили на пригорок. — Как это ни странно, но всегда очень трудно предсказать заранее, что будут читать люди. Я думал, что Марджори Блисс привлечет к себе внимание Стоктона в последнюю очередь, однако увидел одну из ее книг у него на столе в кабинете.
Шарпантье с любопытством посмотрел на меня.
— Может быть, он ее и не читает. Но он на ней женат.
Я остановился, не скрывая искреннего изумления.
— Разве вы не знали? — продолжал Шарпантье. — Франсес Стоктон — это и есть Марджори Блисс, это ее литературный псевдоним.
— Нет, этого я не знал, — сказал я, медленно шагая вперед.
— Она не была Марджори Блисс, когда он на ней женился. Это произошло позже. Я не был в то время знаком со Стоктонами. Они жили в Париже, а мое детство прошло в Гренобле. Я впервые встретился с ними несколько месяцев назад, когда приехал в Англию. Но я слышал об этой истории от своего деда, профессора Сорбонны, который жил в Париже в то же время, что и они, и хорошо их знал.
Они поженились после того как Стоктон опубликовал свою первую книгу, ту, в которой рассказывается о газетах, «Сегодня, здесь». Она не принесла ему денег, — слишком велика была конкуренция. Кто может прислушиваться к нежному треньканью клавикорда, когда гремит духовой оркестр? Стоктоны продолжали жить в Париже, так как даже их небольших доходов им там хватало на жизнь, хотя, конечно, для них это были трудные времена. Особенно после того как у них родились два мальчика. В момент финансового кризиса Франсес Стоктон решила попробовать свое перо и попытать счастья на ниве литературного творчества. Она выбросила на рынок свое первое творение. К великому удивлению как ее самой, так и мужа, книга имела успех, и после этого вся жизнь семьи резко переменилась. Она неплохо зарабатывает литературным трудом, но критики едва удостаивают ее внимания. Стоктону посвящаются полноценные, длинные страницы критических обзоров, но популярность не приносит ему денег. «Марджори Блисс» сделала возможным существование писателя Эрика Стоктона с финансовой точки зрения. Без нее ему пришлось бы заниматься перепиской с читателями в газетах. Некоторые вправе назвать эту пару идеальным решением как для одного, так и для другой, но все же… — Он опять медленно улыбнулся. — Но иногда мне ужасно жаль Франсес Стоктон…
Мы перешли через пешеходный мостик и взошли на противоположный берег реки. Под ногами стелился плотный туман. Еще несколько секунд назад солнца не было видно, оно спряталось за тучами, и вот вдруг — мгновение, и я вновь увидел огонек, просачивающийся через белую занавеску. Можно было даже различить камни покинутой деревни и за ней дымовые трубы Ардрига.
— Туман рассеялся, — сказал я. — Думаю, дальше я сам найду дорогу.
Шарпантье любезно воспринял свою «отставку», но его карие глаза явно посмеивались надо мной. Он догадался, что я был не прочь обсудить дела Стоктонов за их спиной и, насколько я понял, считал мою холодность с ним излишней.
— До скорого, — сказал он по-французски, улыбаясь. — Ибо я уверен, что мы скоро обязательно встретимся… скоро.
Что он подразумевал под этим?
Повернувшись, он исчез в тумане, который все еще закрывал гребень горы. Я пошел вниз по склону, пытаясь не думать о Стоктонах.
Но они никак не желали выйти у меня из головы.
Обычно мужчина теряет иллюзии, питаемые в отношении к женщине, либо с физической, либо с психологической точки зрения. Но в случае с четой Стоктонов этот процесс мог носить чисто интеллектуальный характер. Он женился на ней до того как она начала писать всю эту ужасную дребедень, — значит, это был брак по любви. Ведь оба они были бедные люди. Если бы он был биржевым брокером, владельцем бакалейной лавки или врачом, он, вероятно, не понял бы, насколько плохи ее сочинения. Но, к несчастью, он сам был писатель, человек, обладавший литературным вкусом и определенными достижениями, от которого, конечно, нельзя было скрыть ни малейшей небрежности в композиции или ложного пафоса, пропитавшего все ее творения. Он, конечно, мог вытерпеть отсутствие интеллекта, но присутствие интеллекта столь низкой пробы было, несомненно, мучительным испытанием для такой личности, как он. Тот факт, что он экономически был зависим от производства всей этой белиберды, еще больше осложняло всю ситуацию и добавляло ему страданий. Независимо от того, насколько они были терпеливы, предупредительны друг к другу, даже, если никогда не заводили речи о его или ее работе, все это, несомненно, постоянно порождало между ними напряженность. Трагическая смерть двоих сыновей могла, конечно, их временно сблизить, и каждый из них мог проявлять колебания в отношении бракоразводного процесса. Но даже общая печаль не в силах объединить навсегда разъединенное. И вот теперь еще беда с этим приемышем.
Почему Шарпантье чувствовал «жалость» к миссис Стоктон? Была ли такая жалость абсолютно искренней, незаинтересованной, или же речь здесь шла об обычном «треугольнике»? Стоктон произвел на меня сильное впечатление, но я не знал, как он ведет себя с женщинами, нравится ли он им. Шарпантье был моложе его, у него было больше жизненной энергии, у него были приятные Манеры, обхождение. Франсес все еще сохраняла былую Красоту. Если литературная карьера сделала их чужими, то супруга Стоктона вполне могла отозваться на оказываемые ей Шарпантье знаки внимания.
Могла ли эта ситуация вызвать такое отвращение у юноши, что он решил убежать из дома? Воспитанные в строгости дети обычно проявляют склонность к притворной стыдливости, особенно если это касается их родителей. Но ведь они не были родителями Джонни, а простая стыдливость никак не может объяснить причину того страха, который я увидел в его глазах. К тому же она не вяжется и с той нравственной нечувствительностью, которую Джонни продемонстрировал в разговоре со мной…
Я подошел к покинутой деревне. Остановился, бросил взгляд назад. Отсюда дом не был виден, — его целиком закрывали деревья маленького парка. Если бы я пришел сюда впервые, то никогда бы не догадался, что там, впереди, стоит дом. Вокруг меня, под влажным темным небом, расстилалось угрюмое болото без тропок. Взгляд мой упал на кустик вереска с маленькими цветочками, которые были не пурпурные, а белые. Я сломал веточку, поднес ее поближе к глазам, чтобы убедиться, что передо мной, может быть, какая-то особая разновидность.
Вдруг, чей-то голос произнес:
— Белый вереск приносит счастье!
Я повернулся. На низенькой, развалившейся каменной стенке в нескольких шагах от меня сидела Франсес Стоктон. Она, казалось, была неотъемлемой частью этого угрюмого серого мира, так как ее костюм был серым, серым был и тонкий шарфик, концы которого трепыхались на ветру у нее на шее. Только лицо было гораздо более бледного оттенка. Ее черные волосы и глаза создавали ярчайший контраст с этой серебряной бледностью. На ней не было ни шляпки, ни перчаток, и она, казалось, тяжело дышала после продолжительной прогулки.
— Шотландские невесты всегда собирают целые букеты белого вереска, — сказала она с улыбкой, и я увидел, что она умеет быть обворожительной. — Я так и не поблагодарила вас должным образом за то, что вы привели ночью Джонни домой. Я настолько вам благодарна, что даже не могу выразить словами.
Тут же я испытал острый стыд за те непрошеные мысли, которые только что роились у меня в голове. Я слишком далеко отпустил поводья своего воображения. Стоктоны были такими, какими они казались, — нормальные, превосходные люди. Особенно их племянница Алиса. И Шарпантье был настоящим французом, сочетавшим в себе скромность, умеренность, жизнерадостность и интеллектуальную напряженность, которую можно встретить только в квартале Сорбонны. В них нет ничего такого, что могло подтолкнуть Джонни удрать поздно ночью в высокие горы, что могло вызвать этот дикий, застывший в его глазах страх. Затем она испортила все впечатление.